Создания света, создания тьмы. Остров мертвых. Этот бессмертный - Роджер Желязны

Изучить язык пейанцев трудно. Но я его знаю. У них очень сложные философские учения. Некоторые мне знакомы. Многие из них обладают даже даром телепатии или другими необычными способностями. Так же, как и я.

Я уселся на скамье и расслабился. Всякий пейанский храм придает мне сил и энергии благодаря обучению, которое я прошел на Мегапее. Пейанцы — исключительные политеисты. Их религия напоминает мне немного индуизм, потому что они никогда ничего не отбрасывают насовсем и, похоже, всю свою историю только и делали, что накапливали богов, ритуалы и традиции. Религия эта называется странти, и в последние годы она значительно распространилась. У нее имеется приличный шанс в один прекрасный день стать универсальной религией, потому что в ней есть нечто, что удовлетворяет почти кого угодно — от анимистов до пантеистов, включая агностиков и тех, кому просто нравится совершать обряды. Настоящие пейанцы сейчас составляют лишь десять процентов странтиан, и это, наверное, будет первая масштабная религия, которая переживет расу-прародительницу. С каждым годом число пейанцев уменьшается. Как индивиды они отличаются безумно долгим сроком жизни, но не слишком плодовиты. Поскольку их великие мыслители уже дописали великую главу, то есть последнюю в необозримой «Истории пейанской культуры» в 14 926 томах, то они вполне могли решить, что нет смысла продолжать тянуть кота за хвост. Они ужасно уважают своих мыслителей. Забавные у них понятия в этом отношении.

Пейанцы создали галактическую империю уже в те времена, когда человек еще обитал в пещерах. Затем целыми веками они вели войны с расой, которая больше не существует — бакулианцами, войны, которые истощали ресурсы обеих сторон, значительно уменьшив оба народа по численности. Потом они покинули свои внешние владения и постепенно сконцентрировались в небольшой планетной системе, где и обитали по сей день. Их родная планета, которую они также называли Мегапея, была уничтожена бакулианцами, которые, судя по всему, были существами безжалостными, злобными, лютыми и до предела развращенными. Конечно, все исторические хроники были написаны пейанцами, поэтому, как я подозреваю, мы никогда не узнаем, какими на самом деле были бакулианцы. Но они не были странтианами, во всяком случае потому, что, как я где-то читал, они поклонялись идолам.

На противоположной от арки входа стороне святилища кто-то затянул литанию, которую я знал гораздо лучше, чем остальные, и я быстро поднял глаза, чтобы посмотреть, случится ли это.

Это случилось.

Стеклитовая панель, изображающая Шимбо из Башни Темного Дерева, Громотворца, теперь сияла зеленым и желтым.

Некоторые из пейанских божеств можно, заимствуя термин, назвать пейаномофными, другие же, подобно египетским богам, напоминают результаты скрещивания пейанцев и существ, которых вы найдете в зоопарке. Но, в сущности, у них просто необычный вид. И я уверен, что в какие-то времена пейанцы определенно посещали Землю, потому что Шимбо  — человек. Почему цивилизованной расе вздумалось сделать богом дикаря — это вне возможностей моего понимания, но вот он, Шимбо, стоит передо мной, голый, со слегка зеленоватой кожей, лицо его частично скрыто поднятой левой рукой, в которой он держит посреди желтого неба громовую тучу. В правой руке у него большой лук, и полный громовыми стрелами колчан висит на бедре. Вскоре все шесть пейанцев и восемь людей запели ту же самую литанию.

Появились новые посетители. Помещение наполнялось.

Сильнейшее чувство легкости и силы родилось где-то в области моей диафрагмы и постепенно заполнило всего меня.

Я не понимаю, почему так происходит, но всякий раз, когда я вхожу в пейанский храм, изображение Шимбо начинает светиться, вот как сейчас, и я опять чувствую мощь и восторг. Когда я закончил тридцатилетний курс обучения и двадцатилетний курс ученичества, в области моей профессии я был единственным землянином. Все остальные мироформисты были пейанцами. Каждый из нас несет имя одного из пейанских божеств, и это странным и сложным способом помогает в нашей работе. Я выбрал Шимбо — или, скорее, он выбрал меня, — потому что он был похож на человека. Я выбрал Шимбо! Считается, что, пока я жив, Шимбо через мое посредство существует в физической Вселенной. Когда я умру, он вернется в счастливое ничто, пока кто-нибудь не примет опять его имя. Всякий раз, когда Имя-носящий входит в пейанский храм, начинает светиться изображение соответствующего божества. В любом святилище, на любой планете Галактики. Я не понимаю, как это происходит. Даже пейанцы не понимают, честно говоря.

Я привык думать, что Шимбо давно уже поставил на мне крест и позабыл меня — за все то, что я сделал с Силой и своей жизнью. И в этот храм я пришел, как мне кажется, проверить, так ли это.

Я встал и направился к входной двери. Когда я проходил через нее, меня охватило неодолимое желание поднять левую руку. Тогда я сжал кулак и поднял его на уровень плеча. Едва я успел это сделать, как откуда-то сверху донесся раскат грома.

Когда я вышел наружу, Шимбо продолжал сиять на своей панели и уши мои наполняло пение. Снаружи легкий дождь начал падать на поднебесный мир.

Глава 2

Мы встретились с Глидденом в конторе Андре дю Буа и заключили сделку на продажу дома за пятьдесят шесть тысяч. Андре оказался невысоким человеком с суровым обветренным лицом и копной снежно-седых волос. Он согласился открыть свою контору, потому что я настаивал заключить сделку в этот же день. Я выплатил деньги, бумаги были подписаны, ключи положены в мой карман. Мы пожали друг другу руки и покинули контору адвоката. Когда мы неторопливо шагали по влажному тротуару к нашим машинам, я сказал, как бы невзначай:

— Проклятье, кажется, я забыл ручку у вас на столе, Андре!

— Я ее вам пришлю. Вы ведь остановились в «Спектре»?

— Боюсь, я очень скоро уеду оттуда.

— Я могу послать вам домой, на улицу Нуаж.

Я отрицательно покачал головой:

— Она мне будет необходима сегодня вечером.

— Вот, пожалуйста, возьмите мою, — и он протянул мне ручку.

К этому времени Глидден уже сел в свою машину и не мог слышать нас. Я помахал ему рукой и объяснил:

— Это все из-за Глиддена. Мне нужно было поговорить с вами наедине.

Вокруг его темных глаз тут же проявились морщинки, от чего глаза потеряли появившееся в них выражение отвращения и в них загорелось любопытство.

— Ладно, — коротко бросил он, и мы возвратились в здание его конторы, где он снова отомкнул дверь.

— Так в чем же дело? — спросил он, вновь усаживаясь в кресло с мягкой обивкой за своим рабочим столом.