Линия жизни. Как я отделился от России - Карл Густав Маннергейм

То же самое случилось и со вторым предложением генерала Сикорского о формировании экспедиционного корпуса из 20000 польских солдат, интернированных в Латвии и Литве. Эти страны согласны были на их частичное освобождение и переправку в Швецию. Доставить людей непосредственно в Финляндию опасались. Однако этот план провалился из-за сопротивления шведского правительства. Интернированных поляков впоследствии постигла суровая судьба, когда Прибалтийские страны были включены в состав Советского Союза.

Петсамо оставался единственным пунктом, куда дорога не проходила через территорию западных сопредельных государств. Хотя трудности были велики, поскольку противник захватил эту территорию, планы проведения операции по возвращению этого города заслуживали самого большого внимания. План был детально обсужден с полковником Ганевалем, руководителем французской военной делегации, прибывшим ко мне в Ставку. В начальной фазе войны представлялось также возможным перебросить достаточные силы с юга на соединение с войсками, которые высадятся на Северное побережье. Инициатором разборки планов по оказанию военной помощи Финляндии всегда выступала Франция, где общественное мнение стояло за принятие эффективных мер. Исстари воинственный народ не мог равнодушно смотреть на нашу неравную борьбу. Вскоре мы узнали, что высшее руководство Франции уже в середине января подготовило масштабный план по оказанию нам помощи. В нем были предусмотрены высадка десанта западных стран в Петсамо и захват на западном берегу Норвегии некоторых морских и воздушных баз. Позднее выяснилось, что в этой связи обсуждался вопрос и о захвате шведских железорудных шахт.

По мере того как война продолжалась и поставленной цели быстро добиться не удалось, советское правительство начало понимать, что захват Финляндии – дело более сложное, чем представлялось ранее. Атаки на Карельском перешейке, длившиеся почти два месяца, результатов не дали, а на других участках русские понесли чувствительные потери. В дополнение к этому обострилось общественное мнение во всем мире, и все стабильнее стали вырисовываться планы оказания нам помощи. Захват всей страны, с учетом чего создавали «народное правительство» Куусинена, оказался недостижимой целью. В этой обстановке Кремль посчитал удобным прозондировать возможности окончания войны на выгодных для Советского Союза условиях.

Поскольку все наши попытки войти в контакт с советским правительством до сих пор были безрезультатными, оно само 29 января 1940 года обратилось в Министерство иностранных дел Швеции, чтобы довести до сведения нашего правительства заявление следующего содержания:

«Правительство Советского Союза в принципе не против заключения договора с правительством Рюти – Таннера.

Что касается вступления в возможные переговоры, то заблаговременно следует знать, что именно правительство Рюти – Таннера готово предложить к передаче.

Если у правительства Советского Союза не будет ясной уверенности в том, что существует основа для начала переговоров, то говорить о заключении какого-либо договора бессмысленно. Необходимо также учитывать, что требования Советского Союза не ограничатся теми, какие были выдвинуты во время переговоров с господами Паасикиви и Танкером в Москве, поскольку после этих переговоров с обеих сторон была пролита кровь, и эта кровь, пролившаяся против нашего желания и не по нашей вине, требует дополнительных гарантий безопасности границ Советского Союза.

Необходимо принять во внимание и то, что обещания, данные советским правительством правительству Куусинена, не могут быть применимы к правительству Рюти – Таннера, а также то, что правительство Советского Союза не может их дать правительству Рюти – Таннера».

Это заявление, о котором я узнал лишь после того, как его обсудило правительство, поступило 30 января 1940 года. Из его текста было понятно, что Кремль, отказываясь от правительства Куусинена, устраняет первое препятствие с пути переговоров. Поскольку формулировка все же была неопределенной, правительство выразило желание более подробно узнать, какова цель прощупывания возможностей заключения мирного договора.

2 февраля текст был готов для передачи советскому правительству через Министерство иностранных дел Швеции.

Ответ звучал так:

«Правительство Финляндии не прерывало переговорного процесса. Оно не начинало и не желало войны. В ходе боевых действий оно несколько раз заявляло о своей заинтересованности в мирном решении противоречий, и эту надежду оно все еще продолжает питать. Во избежание дальнейшего пролития крови правительство Финляндии готово приступить к переговорам об окончании военных действий и заключении мира и выражает надежду, что добрососедские отношения будут восстановлены. Следует заметить, что Финляндия была удовлетворена своей прежней позицией, в основании которой лежали свободно заключенные договоры, и Финляндия не требовала для себя ничего. Но территорию Финляндии разрушали не только на фронте, но и в глубоком тылу.

Поскольку общую основу можно выработать только путем компромиссов, то в качестве отправного момента можно было принять в основном те результаты, которых добились на переговорах в Москве. Впрочем, Финляндия готова пойти и на дальнейшие уступки, необходимые для обеспечения безопасности Ленинграда. Можно было бы особо подумать о передаче более обширной территории на Карельском перешейке. Далее можно было бы обсудить вопрос о нейтрализации Финского залива путем заключения международного договора.

Однако Финляндия обязана беспокоиться о своей безопасности. Эту точку зрения недавние события сделали еще более важной.

Правительство Финляндии считает, что передача территорий, предусмотренных договором, может быть осуществлена только путем обмена.

По мнению правительства Финляндии, за частное имущество, находящееся на передаваемой территории, необходимо выплатить возмещение».

Советский Союз дал ответ 5 февраля, известив, что предложение правительства Финляндии не может служить основой для переговоров. Генеральное наступление противника, начавшееся 1 февраля, шло к этому моменту уже полным ходом. Посетившим меня в Ставке премьер-министру Рюти и министру иностранных дел Таннеру я подробно рассказал о военной обстановке. При беседе присутствовал генерал-майор Вальден, являвшийся моим представителем в правительстве. Я подчеркнул, что ситуация на Карельском перешейке, где противник превосходящими силами перешел в решительное наступление, весьма меня беспокоит. Ураганный огонь не дает ни на секунду отдохнуть войскам. Непрерывный гул слышен днем и ночью даже здесь, в Ставке, находящейся на расстоянии 160 километров от линии фронта. Обороняющимся войскам угрожает опасность не выдержать, да и снарядов мало.