Разные оттенки смерти - Луиза Пенни

– До определенного времени?

– Пока эта тайна из глубины не процарапывается наружу. К тому времени что-то, казавшееся мелочью, превращается в нечто неузнаваемое. В нечто большое и зловонное.

– И что случается потом? – спросил старший инспектор.

– Потом у нас есть выбор, – ответила Сюзанна. – Мы можем посмотреть правде в лицо. Или снова зарыть ее поглубже. Или хотя бы попытаться.

Случайному наблюдателю могло показаться, что это два старых друга беседуют о литературе. Но человек, не лишенный проницательности, заметил бы выражение их лиц. Не мрачное, но, возможно, чуть печальное в этот хороший солнечный денек.

– Что происходит, если люди пытаются снова зарыть это? – спросил Гамаш.

– Не знаю, как нормальные человеческие существа, но для алкоголика это самоубийственно. Отвратительная тайна заставляет тебя пить и пить и рано или поздно доведет до могилы. Но сначала она разорит все, что есть вокруг тебя. Уйдут твои близкие, ты потеряешь работу, дом. Достоинство. И наконец, жизнь.

– И все из-за какой-то тайны?

– Из-за тайны и решения спрятаться от правды. Из-за того, что твой выбор – трусость. – Она внимательно посмотрела на него. – Трезвость не для трусов, старший инспектор. Что бы вы ни думали об алкоголиках, но, чтобы излечиться, излечиться по-настоящему, требуется огромная честность. А чтобы быть честным, требуется огромное мужество. Бросить пить – это самая легкая часть исцеления. После этого мы должны заглянуть себе в лицо. Посмотреть на наших демонов. Много ли людей готовы сделать это?

– Не много, – признал Гамаш. – Но что случается, если верх берет демон?

Клара Морроу медленно шла по мосту. Остановилась, чтобы посмотреть на речку. Белла-Белла бурливо несла свои воды, ловила солнце серебряной и золотой рябью. На дне виднелись камни, отшлифованные потоком воды. Время от времени проплывала радужная форель.

Ехать ли ей в Монреаль? Она, вообще-то, уже нашла адрес Дайсонов, просто хотела подтвердить его у Бовуара. Бумажка лежала у нее в кармане, и теперь она посмотрела на их с Питером машину. Замершую в ожидании.

Ехать ли ей в Монреаль?

Чего она ждет? Чего боится?

Что они скажут ей о своей ненависти? Что обвинят? Выкинут из дома? Что мистер и миссис Дайсон, которые когда-то были для нее чуть ли не вторыми родителями, отрекутся от нее?

Но она знала, что должна сделать это. Несмотря на то, что сказала Мирна. Несмотря на то, что сказал Бовуар. Она не спрашивала у Питера. Еще недостаточно доверяла ему, когда речь о таких важных вещах.

«Не езди.

Не рискуй».

Клара отвернулась от реки и пошла с моста.

– Вы правы, – сказала Сюзанна. – Иногда побеждает демон. Иногда мы не осмеливаемся взглянуть правде в глаза. Это слишком мучительно.

– И что происходит тогда?

Сюзанна топтала траву, больше не замечая красоты сада.

– Вы слышали когда-нибудь о Шалтае-Болтае, старший инспектор?

– Детские стишки? Я читал их моим детям.

Он помнил, что Даниель любил их. Был готов слушать их снова и снова. Мог часами разглядывать иллюстрации со всей королевской конницей и всей королевской ратью, которые пытаются собрать Шалтая-Болтая.

А Анни? Она заплакала и не могла остановиться. Залила слезами рубашку Гамаша. Он укачивал ее, пытался успокоить. На это ушло какое-то время, и он не сразу сообразил, в чем дело. А потом понял: маленькой Анни, которой едва исполнилось четыре, невыносимо было думать о разбившемся Шалтае-Болтае. Повредившемся так сильно, что никто уже не мог ему помочь.

– Это, конечно, аллегория, – сказала Сюзанна.

– Вы имеете в виду, что никакого Шалтая-Болтая никогда не было? – спросил Гамаш.

– Именно это я и имею в виду, старший инспектор. – Улыбка сошла с лица Сюзанны, она сделала несколько шагов в молчании. – Многие люди, как Шалтай-Болтай, повредились настолько, что вылечить их невозможно.

– И Лилиан среди них?

– Она исцелялась. Я думаю, что ей бы это удалось. Она явно прилагала к этому огромные усилия.

– Но?.. – спросил Гамаш.

Сюзанна сделала еще несколько шагов.

– Лилиан совсем запуталась в жизни. Но она постепенно собирала свою жизнь по черепкам. Так что проблема была не в этом.

Старший инспектор поразмыслил над тем, что пытается сказать ему эта женщина, внешне такая вульгарная, но и такая преданная. Наконец он решил, что понял.

– Она не была Шалтаем-Болтаем, – сказал он. – Она не падала со стены. Она сталкивала с нее других. Другие из-за Лилиан падали и сильно калечились.

Сюзанна Коутс молча шла рядом с ним.

– Извините, что я так долго, – сказала Клара, выходя из-за старого куста сирени на углу ее дома. – Вот, взяла у Мирны.

Она показала ленту и сигару, чем немало озадачила старшего инспектора и Сюзанну.

– Что это за обряд? – спросил Гамаш с неуверенной улыбкой.

– Обряд очищения. Хотите к нам присоединиться?

Гамаш подумал и кивнул. Ему был известен этот обряд. Некоторые местные жители проводили очищение мест, где прежде совершались убийства. Но ему никогда еще не предлагали самому принять участие в этом обряде. Хотя, Господь свидетель, вокруг него в годы его католической юности курилось немало благовоний, а нынешнее предложение вряд ли было чем-то хуже.

Во второй раз за два дня Клара зажигала шалфей и зубровку. Она осторожно направила пахучий дымок в сторону неистовой художницы, на ее голову, потом на ноги. Это, как объяснила Клара, прогоняет все негативные мысли и дурную энергию.

Потом наступила очередь Гамаша. Она посмотрела на него. У него было слегка недоуменное выражение, но – расслабленное, внимательное. Она обкурила его, и вокруг Гамаша повисло ароматное облачко, вскоре развеянное ветерком.

– Вся негативная энергия ушла, – сказала Клара, обкуривая себя. – Ее нет.

«Если бы все было так просто», – думал каждый их них.

Потом Клара раздала им ленточки, попросила воздать безмолвную молитву Лилиан и привязать ленточки к молельной палочке.

– А как же полицейская лента? – спросила Сюзанна.

– Это уже не имеет значения, – сказала Клара. – Это скорее просьба, чем запрещение. И потом, я знакома с тем парнем, который приказал ее сюда повесить.

– Противозаконно, – заметил Гамаш, прижимая ленту к земле, чтобы можно было пройти. – Но из лучших побуждений.

Агент Изабель Лакост почти остановила машину. Она выезжала из Трех Сосен в Монреаль, чтобы помочь в поисках той самой рецензии Лилиан Дайсон в архиве «Пресс». Нужно было узнать, о ком конкретно были сказаны эти злобные слова.

Проезжая мимо дома Морроу, она увидела нечто такое, чего никак не ждала увидеть. Старший офицер Квебекской полиции явно молился перед палочкой.

Она улыбнулась, жалея, что не может к нему присоединиться. Она и сама нередко произносила безмолвные молитвы на месте преступления. Когда все уезжали, Изабель Лакост возвращалась. Чтобы дать мертвым знать: они не забыты.

Но на сей раз шеф заменил ее. Интересно, о чем он молится, подумала она. Она помнила, как держала его за окровавленную руку, и подумала, что, возможно, сумеет догадаться.

Старший инспектор Гамаш прикоснулся к молельной палочке и прогнал посторонние мысли. Несколько секунд спустя он привязал свою ленту к палочке и отошел.

– Я прочла молитву о душевном покое, – сказала Сюзанна. – А вы?

Но Гамаш решил не говорить им, о чем он молился.

– А вы? – спросила Сюзанна у Клары.

Гамаш отметил, что она говорит менторским, требовательным тоном. Он подумал, подходят ли такие качества для опекуна в АА.

Как и Гамаш, Клара не ответила.

Но ответ у нее был.

– Мне нужно уехать на какое-то время. Увидимся позже.

Клара заторопилась домой. Она спешила – слишком много времени было потеряно.

Глава восемнадцатая

– Ты уверена, что мне не надо ехать с тобой?

Питер шел за Кларой по дорожке к машине, припаркованной у их калитки.

– Я быстро. Мне нужно в Монреаль буквально на несколько минут.

– Зачем? Я не могу тебе чем-то помочь?

Ему отчаянно хотелось доказать Кларе, что он стал другим. Но хотя она и вела себя с ним по-человечески, было ясно: его жена, в которой было столько веры, в конечном счете утратила к нему всякое доверие.

– Нет. Поразвлекайся здесь.

– Позвони, когда доберешься до места, – прокричал он вслед машине, хотя и не был уверен, что Клара его слышит.

– Куда она уехала?

Питер развернулся и увидел инспектора Бовуара.

– В Монреаль.

Бовуар вскинул брови, но ничего не сказал. Постояв несколько секунд, он двинулся в сторону бистро и террасы.

Питер видел, как инспектор Бовуар сел в одиночестве под одним из желто-голубых зонтов. Оливье тут же появился из бистро, как личный дворецкий инспектора.

Бовуар взял два меню, заказал выпивку и расслабился.

Питер ему позавидовал. Надо же – сидеть в одиночестве. И наслаждаться собственной компанией. Он завидовал ему почти в такой же мере, в какой завидовал людям, которые сидели группами по двое, по трое, по четверо. Наслаждались обществом. Для Питера хуже общества было лишь одиночество. Если только это не было одиночеством в его мастерской. Или с Кларой. Когда они были вдвоем.