Новый Мир ( № 9 2007) - Новый Мир Новый Мир

Местом ссылки Шамиля была определена Калуга, где с ним находилось чуть больше двадцати человек — члены семьи и мюриды. На содержание из казны отпустили 15 тысяч рублей в год. Пленнику отдавались все почести, положенные по этикету высокопоставленному лицу. В то же время конвой и тайная охрана вели неусыпный надзор, пресекая всякое общение с “лицами с Кавказа”. О Шамиле в эти годы повествуют записки Е. Маркова: “Я видел Шамиля в лицо, говорил с ним, пожимал его руку. Он был тогда пленник, но и пленник глядел владыкою, горделивым и грозным повелителем гор. Что-то царственное и первосвященническое было в маститой фигуре имама, когда он приближался своим твердым и неспешным шагом, высокий, статный, несмотря на свои годы, в белой, как снег, чалме, с белой, как снег, бородой, оттененной длинною черною одеждою, с проникающим взглядом сурово смотрящих глаз на строгом бледном лице, полном ума и непоколебимой воли…”23

23 Марков Евгений. Очерки Кавказа, стр. 528.

В 1861 году Шамиль вновь побывал в Петербурге и виделся там с Барятинским. Князь сказал ему, что любит его как брата. В Царском Селе Шамиля принял император, имам преподнес ему богатую золотую шашку. На просьбу о выезде в Мекку государь ответил обещанием со временем выполнить и это желание. Это был вежливый отказ, но, пока на Западном Кавказе продолжалась война, на другой ответ рассчитывать не приходилось, только в 1864 году сопротивление горцев было сломлено окончательно.

В 1866 году в зале калужского дворянского собрания Шамиль и его сыновья Кази-Мухаммед и Мухаммед-Шафи принесли присягу на верноподданичество России. В том же году Шамиль присутствовал на свадьбе цесаревича Александра (будущего императора Александра III). Еще три года спустя имам с семьей был переведен на жительство в Киев, куда он переехал по железной дороге. В марте 1869 года пленник сообщил Барятинскому (с которым состоял в доверительной переписке), что военный министр известил его о разрешении государя на выезд в Мекку, и благодарил князя за содействие и помощь в исполнении своего давнего желания.

Почетный плен Шамиля длился почти десять лет. Старого и больного, получившего за войну два десятка ран, его отпустили в долгожданную Мекку, но все-таки еще боялись: в России оставили его сыновей, которые могли проводить отца только до Одессы. О том, каким всеобщим поклонением пользовался на Востоке Шамиль, рассказано в записках И. Захарьина “Кавказ и его герои”. Турецкий султан принял его как царственную особу и при всех поцеловал его руку, “а когда Шамилю доводилось проезжать или идти пешком по улицам турецкой столицы, то османлисы падали перед ним ниц и лежали распростертые на земле все время, пока он мимо них проходил или проезжал”24.

24 Захарьин И. Н. Кавказ и его герои. СПб., 1902, стр. 480 — 481.

В 1871 году Шамиль скончался в Медине (территория современной Саудовской Аравии). Он покинул земную юдоль, “полный твердой надеждой, что Аллах и Магомед с радостью примут его в лоно вечного покоя и блаженства, ибо он честно выполнил свой земной долг”25. Осенью того же года, по пути из Петровска в Тифлис, последнее орлиное гнездо Шамиля посетил Александр II. Впоследствии здесь, на Гунибе, в реликтовой березовой роще, на том самом месте, где был пленен имам, по приказу русского генерала построили каменную беседку. На историческом камне вырезали надпись: “1859 года 25 августа, 4 часа вечера, князь Барятинский”. Годы спустя, во время бесконечных кавказских волнений, неприступный Гуниб вновь был подвергнут блокаде. На этот раз горцы больше двух месяцев держали в осаде русский гарнизон. Именно тогда знаменитая беседка оказалась разрушена в первый раз. Трудно сказать, кому помешал этот скромный памятник, едва ли добавляющий что-то к славе русского оружия или принижающий славу легендарного имама. Однако из сообщений печати следует, что в наши дни беседка вновь была взорвана неизвестными лицами и на ее месте осталась лишь груда камней. Неужели одни развалины да долгое эхо сражений останутся нам горькой памятью той далекой и бурной эпохи?

25 “Покоренный Кавказ. Очерки исторического прошлого и современного положения Кавказа”. СПб., Изд. А. А. Каспари, 1904, стр. 451.

“Ребенка пленного он вез…”

Не многие, думается, из современных русских читателей догадываются, что лермонтовский Мцыри, один из самых ярких и любимых персонажей отечественной классики, по национальности — чеченец! Написав когда-то в детстве, в подражание Пушкину, “Кавказского пленника”, теперь Лермонтов ситуацию совершенно перевернул: пленником у него становится не русский, а горец. Мцыри, как уже говорилось, чеченец не этнический, а литературный. Для Белинского он — “пленный мальчик черкес” (черкесами тогда часто называли всех горцев), у Шевырева — “чеченец, запертый в келью монаха”, сам Лермонтов нигде в тексте поэмы об этом определенно не говорит, но по ряду деталей можно все-таки судить и о национальной принадлежности героя. Вспомним сцену поединка с барсом и слова Мцыри: “Как будто сам я был рожден / В семействе барсов и волков…” Все это замечательно перекликается со строками “илли” — чеченской героической песни:

Мы родились той ночью,

Когда щенилась волчица,

А имя нам дали утром

Под барса рев заревой…

(Перевод Николая Тихонова)

По одной из версий, в поэме Лермонтова отразилась судьба известного художника Петра Захарова. По рождению Захаров чеченец, его родной аул Дады-Юрт в наказание за набеги и в назидание всей остальной незамиренной Чечне в 1819 году был уничтожен русскими войсками. Упоминание об этой масштабной карательной операции имеется в записках Ермолова. “В сем намерении, — откровенно повествует кавказский главком, — приказал я Войска Донского генерал-майору Сысоеву с небольшим отрядом войск, присоединив всех казаков, которых по скорости собрать было возможно, окружить селение Дадан-юрт, лежащее на Тереке, предложить жителям оставить оное, и буде станут противиться, наказать оружием, никому не давая пощады. Чеченцы не послушали предложения, защищались с ожесточением. Двор каждый почти окружен был высоким забором, и надлежало каждый штурмовать. Многие из жителей, когда врывались солдаты в дома, умерщвляли жен своих в глазах их, дабы во власть их не доставались. Многие из женщин бросались на солдат с кинжалами.

Большую часть дня продолжалось сражение самое упорное, и ни в одном доселе случае не имели мы столько значительной потери, ибо кроме офицеров простиралась оная убитыми и ранеными до двухсот человек. Со стороны неприятеля все, бывшие с оружием, истреблены, и число оных не менее могло быть четырехсот человек. Женщин и детей взято в плен до ста сорока, которых солдаты из сожаления пощадили как уже оставшихся без всякой защиты и просивших помилования (но гораздо большее число вырезано было или в домах погибло от действия артиллерии и пожара). Солдатам досталась добыча довольно богатая, ибо жители селения были главнейшие из разбойников, и без их участия, как ближайших к линии, почти ни одно воровство и грабеж не происходили; большая же часть имущества погибла в пламени. Селение состояло из 200 домов; 14 сентября разорено до основания…”26 Знаменитый историк В. А. Потто, почти дословно переписав для своей “Кавказской войны” этот отрывок, не удержался, чтобы не добавить к описанию штурма еще несколько ужасающих подробностей. Каждую чеченскую саклю приходилось обстреливать из орудий, “и едва только пробивалась хоть малейшая брешь, едва осыпалась хоть небольшая часть стенки, солдаты бросались в проломы, и там, в темных и душных саклях, шла невидимая кровавая резня штыками и кинжалами. Ни один солдат, попавший в лабиринты саклей, не мог уже и думать об отступлении; еще менее думали о нем чеченцы, в первый раз атакованные русскими в ауле, из которого не успели вывести семейств. Ожесточение с обеих сторон росло с каждой новой жертвой. Некоторые чеченцы, видя, что им не устоять, на глазах солдат резали жен и детей; многие из женщин сами бросались на солдат с кинжалами или, напротив, кидались от них в горевшие дома и живыми гибли в пламени…”27

26 “Записки А. П. Ермолова 1798 — 1826”, стр. 338 — 339.

27 Потто В. А. Кавказская война. Т. 2, стр. 99.

Короткое замечание об этих событиях содержится и в записках Д. В. Давыдова: “Ермолов, негодовавший на жителей аула Дадал-Юрт, находившегося близ Терека, за постоянное содействие, оказываемое ими хищникам, вторгшимся в наши земли, готовил им страшное наказание. Усыпив их ласковым обращением, он внезапно окружил этот аул, овладел им, причем погибли все жители, за исключением детей; мужчины, не видя себе спасения, сами закалывали своих жен. Это подействовало на всех соседних жителей”28.