Монахиня Адель из Ада - Анита Фрэй

Вскочив с кушетки, Фросенька помогла служивому снять брюки, бросилась целовать колени. Капитан застонал.

— Вам плохо? — испугалась тятенькина егоза. — Не слишком ли я резко с вами обращаюсь? Совсем забыла, что вы старше… Где болит?

Вместо ответа капитан вскочил, подбежал к двери, приотворил её и, просунув руку в щель, сделал знак кому-то, находившемуся в коридоре. После того рука его вернулась со связкою ключей.

Из коридора донеслись удаляющиеся шаги.

Капитан запер дверь на два оборота. Подойдя к Фросеньке, он стал обнимать её, тереться дрябловатым телом о её нежную кожу. Как ни странно, девушка была рада. Тело капитана казалось ей прекрасным. Она любила!

Затем любимый стал намазывать её остатками варенья и всю облизывать…

Не таким уж слабаком оказался «коротышка». В ту минуту Фросенька ненавидела Петра Сергеевича за то, что тот дал её обожаемому благодетелю такое прозщвище. С героем-капитаном казачке было хорошо, как ни с кем другим. Молодой Болотников и ряженый «человек из снов» в подмётки ему не годились.

— Всё, что ни делается, к лучшему! — воскликнула Фросенька.

Довольный капитан накрыл ей рот своим усатым ртом. От такого непередаваемого удовольствия казачка совершенно отключилась.

Угодить в постели не значит чем-то обязать. И уж тем более не значит обязать на всю жизнь. Но капитан сжалился над Фросенькой, взял её с собой в Петербург. Хорошим человеком оказался, не отправил назад к отцу. Не пережил бы позора инвалид! Да и она, Фросенька, не пережила бы. А что у благодетеля в ту ночь денег солидно поприбавилось, откуда же ей было знать.

Приехав в Петербург, Фросенька не отходила от новоявленного отца ни на шаг. Вдруг передумает и бросит, вдруг не захочет долго возиться с легкомысленной девкой? Теперь-то ей в благородные ходу нет — нечистая она. Да и почти все мысли у неё теперь нечистые. Разве какая-нибудь благородная девица будет всё время помышлять о причинном месте, испытывать сладкое томление при первом же упоминании о нём?

Ой, лучше бы уж там, в деревне, Пётр Сергеевич не заигрывал с ней вовсе, лучше бы ей девой оставаться. Подольше. Как можно дольше. Может, всё в жизни обернулось бы иначе. Может, стала бы она дворцовой дамой и без этих фокусов. А теперь…

Глава 14 Благодетельница ветеранов

Теперь, что бы ни делал капитан, что бы ни говорил, Фросенька должна была быть счастлива. Или притворяться счастливой. А притворяться-то и не особенно пришлось. Счастьем, истинным счастьем были для неискушённой казачки ежедневные соития с капитаном. Она безоговорочно выполняла все его пожелания, а те с каждым днём становились всё мудрёнее и мудрёнее. Скоро французские журналы с их развратными картинками стали казаться Фросеньке детскими книжками.

Оставаясь наедине с собой, девушка разглядывала в большом зеркале тело и лицо. До чего же прекрасными становились они после актов любви! Она теперь мечтала о главном — обвенчаться с любимым. Тем более что жили они в большой квартире, на много-много комнат. Правда, и гостей в той квартире хватало. И далеко не все они были ветеранами, скорей наоборот. Среди них было много молодых людей, которые приходили с подругами, тут же запирались в комнатах, подолгу там оставались. Иногда чужие тятеньки приходили с дочками. А иногда и маменьки с сыновьями. И ни разу не было, что маменька дочку привела или отец сына.

Вскоре появились подозрения, что то были не родственники. Однако спрашивать о чём-то Фросенька не решалась. Боялась расстраивать капитана. А когда один из уважаемых гостей, бросив подругу, погнался за ней по коридору, просто убежала, спряталась — и всё.

Хоть и не имеет походная жизнь отношения к продажной любви, на войне ведь все любят бесплатно, однако примета и на этот случай у Фросеньки имелась: ежели чего не понимаешь до конца — помалкивай.

Если благодетель знал, что его гости друг другу продавались — одно дело. Не знал — тогда совсем обратное, тут можно было и малехо понаушничать. Но гордая казацкая душа была выше этого.

Юная казачка совсем уж было замуж собралась за героя, характером похожего на её отца, но у того были другие планы.

— Слишком молода ты для меня! — объявил ей благодетель через месяц после первой медовой ночи, во время совместного ужина. — Да и работа моя не даст много времени на семью. Детишки пойдут, пелёнки… Ответственности на мне много, пойми.

Набив до отказа трубку и хорошенько раскурив её, начальник ветеранов Петербурга стал в красочных деталях описывать свою работу.

— И ты бы шла на работу, ась? — сказал он в завершение беседы.

Фросенька призадумалась.

— Я бы могла вам помогать… в вашей работе…

— Каким образом? — хихикнул капитан. Впрочем, тут же осёкся, и сам призадумался.

— Есть для тебя местечко! Будешь довольна! Назначу тебя сестрой милосердия. Как твоя матушка будешь работать, согласна?

Фросенька вспыхнула от восторга, но тут же вспомнила, что ничего не умеет делать. Разве что только стрелять да коров с козами пасти.

— Дурочка ты моя, — погладил её по спине новый начальник. — Я выделю тебе покой для приёмов. Отдельный! Будешь лечить ветеранов духовно, а не физически… Кое-кто из них одинок, слаб здоровьем, требует внимания большого, обхождения особого…

— И какие же слова мне надо будет подбирать, чтобы, часом, не обидеть старичков?

— Ласковые! — радостно воскликнул благодетель страждущих. — Самые что ни на есть приятные! Ты девка умная, справишься, не горюй…

Капитан ещё долго сетовал на свою забывчивость. Как он мог запамятовать о тех, кому возраст и контузии не позволяет даже двигаться самостоятельно.

— Их к тебе привозить будут, а ты с ними беседуй…

— А они будут в мундирах? В погонах? В орденах?

Тут благодетель даже смутился. Но скоро пришёл в себя.

— Конечно в погонах, милая! И во всех орденах, если хочешь. Ветеранам только дай похвастаться медалями да прочими наградами…

— Не говорите так, мне их жалко…

— А если жалко, тем более не должна отказываться!

— Я и не отказываюсь, просто не люблю, когда о ветеранах говорят, будто они кровь свою весело проливали, а теперь их хлебом не корми — дай похвастаться…

Руководитель всех убогих сделал паузу. Затем елейно произнёс.

— Ты, я вижу, любишь всех военных, лю-ю-юбишь, да?

— Как же мне их не любить, сказала Фросенька, — коли не только тятенька, но и матушка моя, оба родителя были военными…

Капитан улыбнулся, но как-то невесело.

— Ты ведь уже знаешь, что любовь бывает разной…