Ни страха, ни надежды. Хроника Второй мировой войны глазами немецкого генерала. 1940-1945 - Фридо Зенгер

Классическая военная наука гласит, что противника следует атаковать в самом слабом его месте, а не в самом сильном. Самыми слабыми нашими местами были Сардиния и Корсика. Это были непотопляемые авианосцы, которые союзники могли использовать в качестве баз для осуществления авиационной поддержки операции между Пизой и островом Эльба.

Возможно, союзникам было даже ни к чему собирать там свои конвои, так как они могли отправлять их из более удаленных портов и во время переходов держать их под более надежной защитой, чем при любой десантной операции. Чтобы понять значение островов, следует только вспомнить, как в течение всей войны союзники использовали непокоренную Мальту для господства на средиземноморских путях между востоком и западом. Если осенью они организовали плацдарм так далеко на севере континентальной Италии, то должны были отвлечь или даже отрезать достаточно крупные силы немцев, что значительно бы ускорило всю Итальянскую кампанию. Однако вместо этого союзники просто попытались схитрить, направив на Корсику командование 7-й американской армии (Паттона) без самой армии. Не знаю, удалась ли эта хитрость, но, во всяком случае, германская группа армий на нее не отреагировала.

Поэтому я придерживаюсь того мнения, что союзники сильно переоценили сухопутный аспект кампании в Италии, а также полезность своей тактической авиации.

Разумеется, рассуждения мои чисто умозрительные, так как мы не можем сказать, каковы были бы результаты в случае принятия иного решения. Сомнительно также, что исследования в этом направлении окажутся полезными в будущем. Маловероятно, что когда-нибудь Италию снова будут захватывать с севера на юг или наоборот.

Глава 5

СРАЖЕНИЕ У КАССИНО

ПРОРЫВ «ЛИНИИ БЕРНХАРДА»

Я испытал облегчение, когда 8 октября 1943 года принял командование 14-м танковым корпусом. После неопределенных должностей офицера связи при итальянском главнокомандующем на Сицилии и Сардинии я получил наконец нормальное назначение командиром в войска. На островах я был один, не имея рядом ни немецких высших офицеров, ни обычной командной структуры, ни четко сформулированных полномочий. Однако на меня была возложена ответственность за проведение операций с германской стороны, и я носил впечатляющий титул «командующего вермахтом», а это подразумевало, что под мою власть переходят все виды вооруженных сил, как и должно было быть во время военных действий на островах такого типа. Однако даже в обычных условиях части люфтваффе и СС признавали власть местного командующего только в тактическом отношении, сохраняя свои собственные каналы связи для всех прочих служебных вопросов. Менее всего они были готовы принять власть армейского генерала, специально назначенного и не имеющего собственной линии связи.

Резонно было предположить, что свое новое назначение я получил в качестве признания за проведенную на островах операцию, которая не дискредитировала меня. Такие мысли ободряли. По-моему, я сделал все, что было в моих силах в тех неблагоприятных условиях, и признание Верховным командованием моих заслуг не вызывало сомнений.

Я хорошо понимал, что новое назначение предполагало более серьезное мое участие в войне на сухопутном фронте в Италии – в западном его секторе, простирающемся почти на половину всей ширины полуострова. С учетом его протяженности и численности войск, он был эквивалентом целой армии. Участок фронта, который занимал мой корпус, противостоял 5-й американской армии под командованием генерала Марка Кларка.

Личный состав штаба корпуса, обосновавшегося в Рокказекке на основном командном пункте, уже был мне знаком по Сицилии. Начальник штаба полковник фон Бонин служил начальником оперативного отдела у Роммеля в Северной Африке и имел там репутацию человека дотошного. Однако очень скоро я обнаружил, что штаб нашего корпуса весьма привержен «линии партии». Начальник штаба находился еще и под сильным влиянием личности Роммеля и, следовательно, не скрывал явной антипатии к фельдмаршалу Кессельрингу. Последний, конечно, в той или иной степени не нравился большинству из тех, кто воевал в Африке, а особенно окружению Роммеля, что вполне объяснимо. Структура вермахта была такова, что большие войсковые формирования зависели от партийных лидеров. Всегда существовала опасность, что командиры люфтваффе и СС будут стремиться осуществить свои личные амбиции и оценивать обстановку как более благоприятную, чем она есть, по мнению армейских командиров. За счет этого они заслужили репутацию лояльных и восторженных служак, готовых на все до тех пор, пока ни за что не отвечают. Поскольку в Северной Африке я не был, то не мог судить, заслужил ли Кессельринг подобную репутацию, однако по Сицилии знал, что его оптимизм и вера в фюрера были вызваны не карьерными соображениями, а глубокой внутренней убежденностью.

Предубеждение ветеранов Североафриканской кампании против фельдмаршала усиливалось тем, что после разлома в Северной Африке Роммель утратил веру в победу Германии. С самого начала войны на Западе я считал его образцом энергичного и уверенного в себе командира дивизии, однако у меня не было возможности проследить за его дальнейшей карьерой. Поэтому не могу сказать, имело ли его «отступничество» интеллектуальную основу. Другими словами, считал ли он, что война проиграна и что ее можно лишь затягивать. Неудивительно, что он без воодушевления отнесся к своему новому назначению. Будучи руководителем Североафриканской кампании, он настолько привык принимать скорые решения по собственной инициативе, что едва ли ему нравилась та статичная война, в которой он участвовал теперь.

Противоречия между Кессельрингом и Роммелем влияли на оценку обстановки на Итальянском театре военных действий. Роммель считал, что правильно будет оборонять Италию на Апеннинах, на так называемой «Готской линии», в то время как Кессельринг горел желанием оказывать сопротивление в любом месте, где только представится возможность. Хотя прямых указаний на мнение Гитлера не было, каким-то образом просочился слух, что он придерживался точки зрения Кессельринга, которая в большей степени соответствовала его собственной. Если это было так, то это усиливало бы расхождения Роммеля с Гитлером. Но точно ничего не было известно.

Вполне возможно, что все приказы о сдерживающих оборонительных действиях имели целью всего лишь избежать преждевременного отступления к Апеннинам, что было бы нежелательно, а может быть, целью было выиграть время для создания там оборонительных позиций. Мой начальник штаба, будучи сторонником Роммеля, рассматривал, кажется, только последний вариант. Он уже считал, что все приказы о сдерживающей обороне – это бесчестное предательство по отношению к войскам, и во всем обвинял Кессельринга, подозревая его при этом в злоупотреблении неоправданными тактическими идеями, единственной целью которых было помешать его замене Роммелем на этом театре военных действий.

Для того чтобы предугадать намерения высшего командования, все армейские источники оказывались в равной степени бесполезными. Генерал-полковник фон Фитингоф-Шеель, командующий 10-й армией, был хорошо осведомленным военачальником со связями в Генштабе. Как бывший прусский гвардейский пехотинец, компетентный, уверенный в себе и уживчивый человек, он оказался прекрасным посредником между боевыми частями и главнокомандованием, хотя и не пользовался особым авторитетом в военной среде. Его начальник штаба генерал Венцель был профессионалом, занимавшим эту должность длительное время, тогда как другие командующие армиями уже имели слишком молодых начальников штабов, не прошедших достаточную подготовку в мирное время. Командный состав 10-й армии оказался лучшим из всех, что я встретил на этой войне.

Что касается Кессельринга, то в лице генерала Вестфаля он имел «одного из лучших коней в своей конюшне». Высокообразованный, очень энергичный и сообразительный работник, Вестфаль никогда не уходил от сути дела, его отношение к непрофессионалам иногда могло быть весьма неприязненным, и это не прибавляло ему популярности. До сих пор мои отношения с ним были безоблачны. Он всегда принимал меня в числе немногих высокопоставленных командиров, лично рекомендовал меня на Сицилию и всегда одобрял мое управление операциями.

Когда я принял командование корпусом, для меня важно было, как оценивает обстановку главное командование, так как намерение организовать прочную оборону южнее Рима требовало одного подхода к ведению боевых действий, а сдерживающая оборона с перспективой отхода на Апеннины – другого. В тот период германские дивизии отошли к «линии Бернхарда», которую союзники называли «Зимней линией». Перед нами стояла задача организовать настолько упорное сопротивление на Вольтурно, чтобы хватило времени для подготовки «линии Бернхарда». Некоторые части, участвовавшие в боях непосредственно на фронте, уже были отведены на эту линию, с тем чтобы соединиться с передовыми отрядами, которые отводились быстрее, чем планировалось, и помочь им в подготовке новых позиций. Если бы планировалось остановиться южнее Рима, тогда, конечно, правильным было бы удерживать «линию Бернхарда» как можно дольше, выиграв таким образом время для возведения «линии Густава».