Проклятый город. Однажды случится ужасное... - Лоран Ботти

— А в каком месте ты видел эту… тень?

Типьер кое-как объяснил, что это за место, но Бертеги понял мальчика — именно там на следующий день нашли скейтборд Кристофа Дюпюи, когда прочесывали парк. Оба брата проехали по той же самой дорожке, что и он, но раньше. Они не останавливались, к тому же были вдвоем, и это их спасло.

Но от чего? Что на самом деле произошло? Тот тип напал на Кристофа Дюпюи? Или Кристоф что-то заметил и захотел выяснить, что это?

— Ты сказал, что уже видел того типа раньше, — напомнил Бертеги.

— Да, — с сумрачным видом кивнул Типьер. — Но я бы его не вспомнил, если бы… (он покосился на мать) если бы не эта ночь… А так — у меня как будто что-то сконнектилось…

— При каких обстоятельствах ты его видел в первый раз?

— Это было в прошлую субботу, вечером. У Блоно…

Бертеги вопросительно взглянул на мадам Мансар.

— Это семья наших друзей, — объяснила она. — Иногда по субботам мальчики там остаются на вечер и ночь…

— И что ты видел? — спросил Бертеги, снова поворачиваясь к Типьеру.

— Ну, почти то же самое… Высокого типа в черном. Оттуда, где я был, не было видно лица, но все равно он мне показался… каким-то странным.

— Как это произошло?

— Ну… я пошел на кухню выпить кока-колы… а холодильник у них стоит у окна. Они живут на последнем этаже, а напротив — небольшой такой садик и только один дом, больше никаких по соседству…

Сердце Бертеги учащенно забилось.

— А где живут эти люди? — спросил он у мадам Мансар.

— Квартал Бракеолль.

— Но где именно?

— Рю де Карм, дом тридцать четыре, кажется… тридцать четыре или тридцать два? — спросила она у сына.

Но Бертеги уже не слушал.

Черная тень в окрестностях фермы, где убили быка… Черная тень в парке… И черная тень возле дома Одиль Ле Гаррек!

В мозгу Бертеги пульсировала одни и та же фраза, словно далекое эхо той, которую много лет назад постоянно повторял другой полицейский:

Все сходится! Все сходится!

— И что он делал, тот тип в черном?

— Он уходил… То есть шел от дома через двор, очень быстро. Так быстро, что почти скользил… И его пальто развевалось, как вампирский плащ… Но я не очень хорошо его разглядел. В том дворе всегда темно.

Бертеги кивнул. Он вспомнил удушливый сумрак подвала Одиль Ле Гаррек и темноту, которая сгустилась на улице, когда он выбрался оттуда в компании ее сына.

— Значит, лица ты не разглядел?

— Н-нет…

В голосе мальчика все же слышалась некоторая нерешительность.

— Ты уверен? — настойчиво спросил Бертеги.

Типьер кивнул.

— Ты ничего от меня не скрываешь, Типьер? Можешь сказать все, что знаешь, никто тебя не будет ругать…

Вздох.

— Он вдруг ни с того ни с сего остановился. И тогда я попятился от окна. А когда снова подошел, на улице уже никого не было. Но это все заняло… ну, не знаю… секунд пять.

— А почему ты попятился?

— Ну…

Теперь его черты и манера поведения наконец выглядели детскими. Он даже втянул голову в плечи от смущения.

— Я не хотел увидеть его лицо, — пробормотал мальчик.

Бертеги промолчал, ожидая продолжения.

— Не хотел, потому что не был уверен, что это человек. Я даже не уверен, что на самом деле его видел. Но я чувствовал, что что-то не так.

— То есть? — спросил комиссар.

Типьер снова посмотрел на мать, потом нехотя сказал:

— Когда я его увидел, мне вдруг стало холодно. И этот холод был какой-то… не совсем обычный.

Он вздохнул.

— Поэтому, наверно, я и постарался его забыть и не вспоминал до прошлой ночи. Потому что этот тип, эта тень… он не был похож на живого человека. Он был как будто уже мертвый. Поэтому от него и шел холод… могильный холод.

Бертеги сел в машину, все еще взволнованный тем, что услышал от младшего сына мадам Мансар, и одновременно довольный, что ему удалось установить связь между тремя разными делами.

Он уже направлялся к выезду из города, когда позвонил Клеман.

— Есть кое-что новенькое, — объявил Бертеги своему медлительному помощнику.

Он вкратце рассказал о своих встречах за сегодняшнее утро, хотя и опустил всю мистику из рассказа маленького свидетеля.

— Я хочу, чтобы ты поторопил экспертов, которые работали в парке, где нашли скейтборд. Пусть еще раз осмотрят там все, прочешут мелким гребнем. Если тот тип действительно был там, он не мог вообще не оставить следов. Должно быть хоть что-то — следы обуви, ворсинки с одежды, что угодно. Если найдут, отправляй их на ферму Моризо.

— Это может занять несколько дней, — сказал Клеман. — К тому же вокруг загона ничего не нашли… Это же ферма…

— Пусть все же попытаются. Мне нужна какая-то деталь, пусть одна-единственная, но такая, чтобы она могла стать связующим звеном… И то же самое — в доме Ле Гаррек. Особенно там! Если мальчишка действительно видел того типа в субботу вечером — надо будет еще уточнить у Блоно, — это будет ключевой элемент для начала официального расследования. Подростки-хулиганы, перерезавшие телефонные провода, это, конечно, неприятно, но это не убийство, даже в самом крайнем случае — непредумышленное… Но вот тип, перерезавший провода в доме, где чуть позже находят труп, и он же — прогуливающийся в окрестностях фермы, где находят убитого быка, а потом — в парке, где подростка насаживают на прутья ограды, как на вертел, — этого более чем достаточно, чтобы искать виновного сразу в трех преступлениях…

— То есть вы думаете, что между тремя этими делами есть связь?

— Да. И ты тоже так думаешь.

Бертеги уже хотел закончить разговор, но спохватился.

— Да, еще одно. Считай, что это моя личная просьба.

Трубка хранила настороженное молчание.

— Я уверен, ты знаешь кого-нибудь, кто разбирается в тех… обрядах, которые здесь совершались. Я хочу, чтобы ты меня просветил на этот счет.

— Обрядах?..

— Думаю, ты меня понял. Клеман. Я знаю факты: «дело Талько», человеческие жертвоприношения… Но мне не хватает деталей. Как именно происходят все эти жертвоприношения, черные мессы и все такое? Каковы… ритуалы? — уточнил Бертеги, пытаясь избавиться от ощущения, что каким-то образом попал на съемочную площадку фильма «Экзорцист» в самый разгар съемок.

— Могу я узнать, зачем вам это нужно?

— Я хочу понять, почему у быка вырезали сердце. Что это означает. Может быть, это какое-то… предупреждение?

Глава 31

Звонок прозвенел в четыре часа, и Бастиан облегченно вздохнул. Во время последнего урока он ничего не слышал и не записывал, словно отделенный от всего остального мира невидимой стеной, — лишь в памяти одна за другой проносились фразы: «Однажды случится ужасное… Лавилль-Сен-Жур хочет тебя… Мы спросим об этом у моего брата…» Целый день он ждал этого момента: когда можно будет выбежать во двор, надеть ролики, вставить в уши наушники, включить айпод и заскользить по аллеям парка до самого дома. Уехать… Забыть.

Он направлялся к выходу из класса, когда Опаль нагнала его и быстро прошептала:

— Иди за мной, только не сразу… чтобы никто не заметил. И избавься от прилипалы…

С самого утра он не переставал удивляться: сразу после разговора на «их» скамейке Опаль убежала, не объяснив ему ни своих загадочных последних слов, ни своего поведения, а на остальных переменах не подходила к нему, лихорадочно набирая эсэмэски на мобильнике. Сезар Мандель, напротив, не отходил от него ни на шаг — под изумленными взглядами других учеников, особенно своей свиты — и донимал разговорами: «Какая у тебя сейчас магическая колода? А какая твоя самая любимая? У тебя приставка Xbox 360? Мне больше нравится PS2. А Top Spin — это действительно что-то! Почти как настоящий теннис!» Словом, всячески набивался в друзья.

Так что, говоря о «прилипале», Опаль, конечно же, имела в виду его, и это слово рассмешило Бастиана, несмотря на то что он был весь в напряжении. Он с трудом подавил желание расхохотаться, понимая, что, если это произойдет, ученики сочтут его вовсе ненормальным.

Но, должно быть, когда он вышел во двор, лицо у него было все-таки странное, потому что близнецы Пероно — два абсолютно одинаковых типа в очках, напоминающих донышки бутылок, и с мощными, словно у щелкунчиков, зубами — с удивлением покосились на него и расступились, давая ему пройти; один из близнецов при этом с хрустом разгрыз лимонный леденец, а другой проглотил свой, апельсиновый, даже не разгрызая (в классе близнецы были знамениты тем, что жить не могли без сладостей, отчего их зубам приходилось работать почти непрерывно).

Бастиан оставил их рыться в рюкзаках в поисках новых леденцов и смешался с толпой учеников, направлявшихся к выходу. Он заметил, как фигурка Опаль скользнула к колоннаде, по другую сторону которой находился еще один, совсем небольшой внутренний дворик, — в «Сент-Экзюпери» было много таких уголков, которые он еще не успел исследовать, — и обернулся: Манделя не было видно. Путь был свободен.