Новый Мир ( № 3 2005) - Новый Мир Новый Мир

И вот тут-то Незнайке пришлось сполна испить чашу несправедливой реакции мира. Причем характерно, что в этой реакции также вполне проявилось лицемерие этого мира. А как вы, конечно, помните, Незнайка нарисовал портреты всех коротышек, живущих с ним в одном доме, и развесил их на стенах. Коротышки просыпались, начинали хохотать над портретами, всячески хвалить Незнайку до тех пор, пока очередь не доходила до их собственного портрета. Тут они приходили в бешенство и так или иначе, путем прямого шантажа (“придется тебе на ночь касторки дать”, “не буду тебя с собой на охоту брать”), заставляли Незнайку избавиться от этого портрета. Наиболее же показательна реакция “официального искусства”, а именно официального художника Тюбика, которого вполне можно назвать этаким индивидуализированным “союзом художников”, точно так же как музыканта Гуслю — индивидуализированным “союзом музыкантов”, а поэта Цветика — индивидуализированным “союзом писателей”. Так вот о Тюбике: “Когда он увидел на стене свой портрет, то страшно рассердился и сказал, что это не портрет, а бездарная, антихудожественная мазня. Потом он сорвал со стены портрет и отнял у Незнайки краски и кисточку” (1.3). Вам это ничего не напоминает? Насчет “антихудожественной мазни” приходилось кое-что слышать. Как раз от представителей Союза художников. Все, что не реализм, — антихудожественная мазня, а картины Незнайки именно в первую очередь “не реализм” — “Знайке неизвестно для чего нарисовал ослиные уши”. Художнику известно, “для чего”, а именно для того же, для чего чуть ранее были нарисованы усы, которые еще не выросли, — а вот вам неизвестно. Итог же: “отнял у Незнайки краски и кисточку”, а проще говоря, лишил его какой бы то ни было возможности творить — самое страшное для любого художника.

Но Незнайка не сломался (вообще, никакие жизненные ситуации, самые невероятные, похоже, не только не способны сломить, но и хоть как-то повлиять на его неизменно восторженно-наивное отношение к окружающей действительности) и помимо таланта художника, без каких бы то ни было видимых усилий (чего не в состоянии простить ему его собственный создатель; простить — а следовательно, и принять ), открывает в себе талант поэта.

До нас дошли три образчика поэтического творчества Незнайки — три двустишия. Этого вполне достаточно, чтобы составить мнение и с абсолютной уверенностью заявить, что если он безусловно был талантливым художником, то и поэтом он был тоже одаренным. Характерно уже хотя бы то, что вся его поэзия отлично знакома — ну если не всему, то почти всему населению нашей страны. Незнайку знают наизусть не хуже, чем Пушкина. Кто не помнит его (Незнайки, а не Пушкина) “Торопыжка был голодный, проглотил утюг холодный”?

Наиболее же ярким его стихотворением следует, пожалуй, признать стихотворение про Знайку:

Знайка шел гулять на речку,

Перепрыгнул через овечку.

Тут же, в реакции Знайки и в ответе на эту реакцию Незнайки, нам становится ясной эстетически-романтическая установка Незнайки в отношении искусства:

“— Что? — закричал Знайка. — Когда это я прыгал через овечку?

— Ну, это только в стихах так говорится, для рифмы, — объяснил Незнайка.

— Так ты из-за рифмы будешь на меня всякую неправду сочинять? — вскипел Знайка.

— Конечно, — ответил Незнайка. — Зачем же мне сочинять правду? Правду и сочинять нечего, она и так есть” (1.4). Ответ, достойный Оскара Уайльда!

Но реализм в лице коротышек не прощает Незнайке его экспериментов в области поэзии точно так же, как чуть ранее не простил экспериментов в области живописи. Вообще, суммируя отношение окружающего мира к творчеству Незнайки, можно просто привести некоторые цитаты, характеризующие эмоциональную реакцию: “уходи отсюда со своей противной трубой”, “я приду и уничтожу этот портрет”, “страшно рассердился… и отнял”, “закричал”, “вскипел”, “закричали тут все”, “надо прекратить это издевательство”. Все кричат, сердятся и грозят. Серьезнее всего выглядит угроза Знайки, который недвусмысленно говорит: “Вот попробуй еще, так узнаешь!” Серьезнее всего, так как Знайка является олицетворением власти. Только безусловная “коммунистичность” (в лучшем смысле этого слова) общества, в котором происходят все описываемые события, смягчает эту угрозу. Но при наличии малейшего репрессивного аппарата в руках Знайки все выглядело бы совсем по-другому, и сразу бы возник вопрос о “перевоспитании”, а каким образом происходит перевоспитание при наличии репрессивного аппарата, объяснять, думаю, не стоит.

Настало время подвести итог темы Незнайка-художник. Перед нами несомненно очень одаренный художник (портретист и поэт) нонконформист. Абстракционист как художник (??) и романтик как поэт. Вернемся к оценке создателя героя: “не любил трудиться”. Именно таким во все времена было отношение официального искусства к неофициальному: мы тут работаем не покладая рук, серьезными делами занимаемся, а те только дурака валяют. В общем, “антихудожественная мазня”. При наличии репрессивного аппарата Незнайку обязательно бы признали еще и сумасшедшим: зачем нормальный человек будет рисовать усы, которые еще не выросли, или пририсовывать ослиные уши. Но — мы действительно имеем дело с идеальным коммунистическим обществом, и в нем, как видим, Незнайка может не опасаться за свою жизнь. Государство то ли умерло, то ли и не родилось, и потому Незнайка может экспериментировать. Но человеческая (в данном случае — коротышечья) ограниченность никуда не девается и при коммунизме, и потому экспериментировать-то он может, но результат все тот же — прекратить! Государственная власть заменяется авторитетом сообщества, и авторитет этот очень велик, так как Незнайка, безусловно, считает себя принадлежащим к этому сообществу. Классическая ситуация: непризнанный талант и даже отчасти “прбоклятый поэт”.

В общем, по словам Носова, все закончилось тем, что “с тех пор Незнайка решил больше не сочинять стихов” (1.4). Вернее было бы сказать, что он решил больше не обнародовать их, убедившись во враждебной реакции. А сочинять — кто знает?

Незнайка как абсолютно свободная личность. Вот вам и Незнайка! Мы только-только начали рассуждать — и уже столкнулись с важной философской проблемой: творческий индивид и отношение к этому индивиду со стороны окружающего мира. Проблему эту еще можно назвать проблемой свободы творчества. Однако проблема свободы творчества есть лишь одна из составляющих фундаментальной философской проблемы свободы как таковой, свободы вообще, или просто свободы. И если мы соотнесем эту проблему с Незнайкой, с его способом существования, то неожиданно придем (можем прийти) к выводу, что Незнайка олицетворяет собой абсолютно свободную личность. Между тем понятие свободы слишком многогранно и каждый раз требует уточняющей конкретики. Поэтому давайте посмотрим, почему именно мы можем назвать Незнайку свободной личностью и в чем именно проявляется эта его свобода.

Во-первых, Незнайка свободен как имя . А именно он свободен, потому что он Незнайка. Это, конечно, требует пояснения, и сейчас оно будет дано. Имена коротышек, понятное дело, есть говорящие имена. Давайте же выстроим цепочку этих говорящих имен и посмотрим, о чем они нам говорят: Тюбик, Гусля, Сиропчик, Пончик, Торопыжка, Ворчун, Молчун, Винтик, Шпунтик, Пулька, Авоська и т. д. При ближайшем рассмотрении каждое имя есть ограничение, накладываемое на коротышку, и как такое ограничение оно может рассматриваться в качестве ограничения его свободы. Так, если ты Тюбик, то и рисуй и больше ничего не делай. Но Тюбик или Гусля — это еще все-таки не оскорбительное для личности ограничение, поскольку оно связано с родом определенной деятельности, более того, с искусством. То же можно сказать и про Винтика со Шпунтиком, хотя тут уже выше доля некоего оскорбления личности ограничением. Так и напрашивается мысль о винтике в общественном механизме. Винтик уже значительно функциональнее Тюбика. Но о какой свободе личности может идти речь в случае с такими именами, как Пончик, Сиропчик, Торопыжка или Ворчун? Что можно сказать о личности, когда она определяется всего лишь тем, что она есть Пончик? Что можно сказать о личности, от которой не ожидается ничего, кроме того, что она будет ворчать или торопиться? Присутствуют в повествовании и не говорящие, а вполне стандартные имена (например, Гунька), но они даются как некая безличность, как отсутствие чего бы то ни было, что можно было бы сказать о коротышке. Гунька и Гунька — одним словом, непонятно что.