Запах смерти - Александр Лидин

– Я вам не верю, – тихо, но твердо ответила Валентина. – Все это чепуха! Какой-то розыгрыш.

– Что же вам нужно для того, чтобы поверить?

– Значит, вы утверждаете, что я от рождения колдунья?

Викториан кивнул.

– Какая чушь! У меня есть желание добежать до ближайшего телефона-автомата и позвонить в дурдом. Вы же взрослые люди! К чему эти сказки? – несмотря на слова, в голосе Валентины звучали нотки неуверенности. Она говорила и сама не верила своим словам. – Колдовства не существует, все это только сказки.

Викториан мгновение молча изучал ее лицо.

– Хотите совершить путешествие в сказку? Страшную сказку. Я приглашаю вас в обитель Колдуна. А там вы решите: сказка все это или нет.

К моему удивлению, Валентина согласилась. Она посчитала, что ничем не рискует. Ей и в самом деле нечего было бояться. По ее мнению, нас можно было убить в любой момент. Она не знала, что нас охраняет одно из сильнейших заклятий. Мы с Викторианом не были самоубийцами. Не зная, в чем конкретно заключается дар нашей новой знакомой, мы не хотели неожиданностей и поэтому приняли все доступные для нас меры предосторожности.

Мне показалось особенно странным то, что Валентина без колебаний согласилась спуститься в обитель Викториана, спрятанную под склепом на Смоленском кладбище. Когда же она переступила порог второй потайной двери, глаза ее расширились от удивления.

– Встречала я извращенцев…– тихо протянула она, осматривая горы древних книг, свечи из черного воска, баночки со всевозможными порошками, черепа людей и животных и прочее барахло, которого полным-полно было в комнате. Но, судя по всему, ее больше всего поразила не обстановка, которая сама по себе выглядела довольно специфически, а существование подобного места под склепом на заброшенном кладбище.

– Располагайтесь, – дружелюбно предложил ей Викториан.

– Вы тут живете?

– Ну что вы…– конца фразы я не расслышал, так как пошел в спальню освободить Жаждущего – но увидев, в каком он состоянии, передумал.

У него начался новый приступ «ломки». Его трясло. Лицо покрылось каплями пота. Глаза блестели. Мне показалось, развяжи я его – и он кинется на меня и разорвет голыми руками. Сумасшедший. Не могу подобрать другого слова, чтобы описать его состояние.

Я вернулся в «гостиную».

Викториан уже достал четыре рюмки и бутылку польского «Наполеона». Валентина осторожно присела на краешке стула, напоминая сиамскую кошку – вся подобранная, знающая цену себе и своей красоте и в то же время готовая в любой момент броситься в бой, вонзив во врага острые коготки.

– Клиента опять ломает.

Викториан покачал головой.

– Сегодня между периодами ломки проходит по три часа. Боюсь, нам придется дать ему кого-то убить, иначе он окончательно спятит.

С этими словами он убрал в стол одну из рюмок.

Валентина внимательно посмотрела на меня.

– Вы еще и наркоманы?

– Нет, – возразил я, тоже присаживаясь. – Просто у нашего друга приступ своеобразной болезни.

Мы выпили. А потом Викториан начал рассказывать. Не скажу, что получалось у него очень складно – но, похоже, Валентина начинала понемногу верить ему. Он рассказывал ей о колдовстве. Не погружаясь в тонкости, он рассказал о Древних, о нас троих, кто чем занимался. Спокойно потягивая коньяк, он говорил о смертях и убийствах, словно речь шла о визите в гастроном. Потом он перешел к болезни Жаждущего.

– И что вам нужно от меня? – поинтересовалась Валентина, когда рассказ подошел к концу.

Ее поведение немного изменилось. Она расслабилась, оттаяла. В движениях появилась томность. Может, она смирилась с тем, что есть на свете такая вещь, как колдовство, – а возможно, виной тому была почти опустевшая бутылка коньяка.

– Мы хотим, чтобы ты вылечила Жаждущего.

Честно говоря, за неспешно льющимся коньяком и беседой я пропустил момент, когда Викториан перешел с Валентиной на «ты».

– Вылечила?

– Ты совершишь одно небольшое ментальное путешествие.

– То есть?

– Есть особый род галлюциногенов, который позволяет слиться сознаниям разных людей. Во сне ты попадешь в ту часть внутреннего мира Жаждущего, который управляется Искусством. Только человек, наделенный частицей Искусства, может попасть туда. Ты уничтожишь источник Искусства, и Жажда Запаха перестанет терзать Павла.

– И вы думаете, я соглашусь?

– Надеемся.

– Но почему именно я? Зачем вам было кого-то искать, когда любой из вас может проделать это?

Викториан тяжело вздохнул.

– Александр Сергеевич не сумеет сделать все правильно, к тому же у него слабое сердце. Он не сможет. Мы искали воина Искусства…

– Ладно, – кивнула Валентина. – Предположим, я соглашусь исполнить роль воина. Но что будет, если я не соглашусь?

Она играла с нами, словно с котятами. Бросит бантик, дернет за веревочку.

– Тогда придется искать еще кого-то.

– И вы надеетесь найти добровольца?

И тут у меня появилась одна мысль.

– Мы надеемся найти человека, который захочет заглянуть за черту мира Древних и рассказать нам, что там находится.

– При чем здесь мир Древних?

– Согласно книге Эбони, все отдельные частички Искусства копируют мир Древних, на манер искаженных отражений. Можно сказать, что это – калька мира Древних, наложенная на душу Жаждущего. Внешним проявлением этого является тяга Павла к убийству. Его интересует не смерть, а процесс умирания. Те несколько мгновений, когда, как говорят священники, душа покидает тело.

– Значит, мы с ним сядем тут, наглотаемся какой-то дряни, забалдеем, а потом он вылечится?

– Примерно так. Но тебе во сне придется совершить долгое путешествие.

Валентина хихикнула.

– У меня такое ощущение, что по вам обоим плачет психушка. И если бы я сама не могла убивать людей в мгновение ока, я бы вам не поверила… А сколько ваш Павел уже убил?

– Ему двадцать семь. Раньше он убивал одного человека в два-три месяца. Потом стал сдерживать себя, и последний раз, когда сорвался, убил сразу трех…

– А сколько ты сам убил за свою жизнь? – Валентина внимательно смотрела в глаза Викториана.

– Какая разница?

– По-моему, любой нормальный человек побежал бы отсюда прямиком в милицию. Вы мне напоминаете банду маньяков, – она еще раз посмотрела на Викториана, а потом добавила. – Очаровательных маньяков… Правда, я и сама немножко ненормальная…

Не знаю, насколько она поверила в то, что рассказал ей в тот вечер Викториан, но с тех пор она стала одной из нас. Как и нам, отделенным от простых людей стеной Искусства, ей было вдвойне тяжело, потому что она работала в Отделе, и секретность тяжким грузом давила на нее. Но с нами она могла говорить откровенно. Мы были людьми иного мира. Мира, где власть партии и КГБ не имела никакого значения. Мира, где смерть человека была совершенно естественной вещью – ну, скажем, как дыхание. «Жить – значит убивать», – вот каким был главный закон Искусства.