Сексуальная жизнь в Древней Греции - Ганс Лихт

Когда по всей Греции шла подготовка к карательному походу против Трои, в котором должны были участвовать все знаменитые герои, чтобы отомстить троянскому царевичу Парису, оскорбившему всю Грецию, похитив Елену и увезя с собой бесчисленные сокровища, Фетида, по-матерински заботясь об Ахилле прекрасном юном эфебе, — поселила его на острове Скирос, где ему не пришлось бы участвовать в ужасах войны и он воспитывался бы среди дочерей Ликомеда. (Данный случай, насколько мне известно, несомненно, является древнейшим и, вероятно, единственным примером совместного воспитания в греческой античности; греки были слишком умны для такого безобразия; это, сказали бы они, все равно что пытаться запрячь в одну упряжку лошадь и быка[73]. Естественные последствия этого воспитательного эксперимента не замедлили сказаться, ибо, хотя Ахилл жил среди девушек, чувства его были отнюдь не девичьи, так что юная царская дочь Деидамия должна была однажды, краснея, признаться матери в том, что носит в чреве дитя от своего нежного сотоварища, расхаживающего в девичьих одеждах. Этот ребенок стал позднее прославленным героем Неоптолемом. Уже на знаменитой картине Полигнота, описываемой у Павсания, Ахилл был изображен в женском платье; с тех пор эта тема пользовалась популярностью в изобразительном искусстве; особенно характерна и в высшей степени эротична картина кисти Джольфино, висящая в веронском Музео Чивико.

После разрушения Трои Кассандре пришлось смириться с тем, что ее оторвали от статуи девы Паллады и ее девичий цвет был принесен в жертву мощи Аякса из Л окр.

Так называемые Nostoi, или поэмы о возвращении героев из-под Трои, предоставляли немало удобных случаев для описания любовных приключений. Так, прекраснейшая и самая известная из этих поэм — «Одиссея» изобилует эротическими ситуациями. Достаточно лишь упомянуть имена Калипсо, Кирки, Навсикаи, Сирен, феаков и других, чтобы пробудить в каждом читателе воспоминание о колоритных и чувственно выписанных картинах.

Мы подошли к концу нашего изложения религиозных и мифологических воззрений греков. Хотя эта глава оказалась более обширной, чем ожидалось, я полностью сознаю неадекватность моего описания, ибо материал по этой теме слишком безбрежен и обширен, чтобы его можно было изложить вкратце в одном-единственном очерке. И тем не менее читатель узнает, возможно, к своему изумлению, насколько насыщена эротикой религия и мифология греков. Должен еще раз подчеркнуть: то, что было рассмотрено выше, представляет собой лишь фрагментарную подборку; каждый, кто1 желает полнее ознакомиться с эротикой, лежащей в основе мифологических представлений греков, должен обратиться к любому обстоятельному справочнику по этому предмету.

ГЛАВА VII

Эротика в греческой литературе

В ИСТОРИИ нравов не обойтись без рассмотрения литературы и искусства, так как творения разума, запечатленные на письме или созданные художниками, представляют собой истинное отражение эпохи. Соответственно, в круг нашего рассмотрения мы сможем включить лишь те произведения, которые имеют ярко выраженный эротический характер, или же те, существенную часть которых составляют эротические эпизоды. Мы также не коснемся здесь обширной гомосексуальной литературы, которая будет подробно рассмотрена в дальнейшем (с. 276-335). Здесь не будут затронуты ни трагическая, ни комическая поэзия, так как эротический характер двух этих видов литературы мы уже рассматривали в четвертой главе. Даже при этих ограничениях объем материала остается грандиозным.

Задача автора осложнена также тем, что вплоть до настоящего времени практически не имелось полезных вводных работ, так как история эротической литературы и искусства греков, в которой мы так нуждаемся, до сих пор не написана, и лишь от случая к случаю можно встретить разрозненные и застенчивые намеки. Таким образом, автору пришлось пересмотреть всю греческую литературу с точки зрения преследуемой им цели при полном отсутствии заслуживающих упоминания вводных работ. Всякий, кто имеет хотя бы самое отдаленное представление о количестве греческих произведений, которые дошли до нас или содержание которых восстанавливается при помощи точных методов филологического анализа, не станет требовать невозможного от одиночки, которому, разумеется, весьма далеко до полного совершенства. Утверждение, что наше знание всегда остается фрагментарным, как нельзя лучше применимо к неисчерпаемой области классической филологии.

I. Классический период

1. Эпическая поэзия

Мы начнем наш обзор с мифической эпохи доистории и будем исходить из известного замечания Цицерона («Брут», 18, 71) о том, что поэты существовали и до Гомера. Это замечание, вне всяких сомнений, правильно, и свидетельства тому, что дело обстоит именно так, обнаруживаются в самих гомеровских поэмах. Но от всех этих поэтов не сохранилось ничего; они были первопроходцами, проложившими дорогу для Гомера, преобразовавшими язык и создавшими эпический стих — длинную гекзаметрическую строку; их творения оказались в тени забвения, когда на литературном небосклоне взошло солнце гомеровской поэзии. И тем не менее, до нас дошло немало сведений об этом периоде, и история греческой литературы приводит внушительное число имен поэтов, которые жили до Гомера, хотя, конечно же, большинство из них остаются для нас всего лишь именами выдумкой позднейшей эпохи.

Одним из древнейших догомеровских поэтов был Памф, о котором Павсаний (ix, 27, 2) сообщает, что он сочинял гимны к Эроту. Это замечание имеет для нас ценность постольку, поскольку показывает, что уже в древнейшую эпоху своей литературной истории греки усваивают культ Эрота, и посему мы с полным правом можем утверждать, что Эрот стоит у истоков эллинской культуры, хотя в гомеровских поэмах имя этого бога не названо ни разу. Но в «Теогонии» Гесиода (120) Эрот последовательно упоминается среди древнейших, или существующих с самого раннего времени, богов.

В сущности, гораздо более известен, чем всецело мифический Памф, полулегендарный Орфей, который может рассматриваться как символ примирения религий Диониса и Аполлона. Хотя Аристотель (согласно Цицерону, «О природе богов», i, 38, 107) отрицал его существование, поэтические произведения его времени столь часто приписывались самому Орфею, что даже в наше время историки литературы называют эту эпоху и эту школу «орфической». Всем известно сказание о том, как Орфей низошел в нижний мир, чтобы силой песни забрать у его повелителя — Аида — свою жену Эвридику, которая умерла от укуса змеи. Аид был растроган чудным пением Орфея и позволил ему вывести жену обратно в мир живых, под тем, однако, условием, что он не должен оглядываться, пока не достигнет света дня. Это условие оказалось слишком трудным для смертного человека; влекомый любовью, Орфей обернулся назад, и Эвридика, увидеть которую ему было не суждено, растаяла тенью в стране Аида. Так, Орфей, стоящий у истоков греческой литературной истории, представляет собой сверкающий образец трогательно любящего супруга; мы еще встретимся с ним вновь (с. 309-310), хотя и в несколько иных обстоятельствах.[74]

Тот факт, что великие национальные эпосы греков — «Илиада» и «Одиссея» Гомера — насыщены эротикой и содержат множество красочных, расцвеченных всеми приемами литературного искусства картин, отличающихся высоким чувственным очарованием, упоминался уже неоднократно, и поэтому обсуждение его представляется излишним. То же относится к так называемым «Гомеровским гимнам»; четвертый из этих гимнов с немалым изяществом, чувственностью и не без привкуса пикантности повествует о любви Афродиты к Анхизу. Я уже имел случай указывать на эротические эпизоды, содержащиеся в «Гомеровских гимнах». Я также не вижу необходимости подробно останавливаться на поэмах так называемого эпического цикла, так как эротические элементы в них основываются по большей части на прославлении юности и красоты, а выведенные в них мужские и женские персонажи были рассмотрены нами выше. Нет необходимости говорить даже о поэмах Гесиода, так как заключенные в них эротические элементы, такие, как миф о Пандоре, враждебное описание женского характера, женского кокетства, существовавшего даже тогда, и постоянной готовности женщин наброситься на свою жертву, уже упоминались ранее.

От Гесиода до нас дошла еще одна поэма, озаглавленная «Щит Геракла». В ней описывается битва Геракла с чудовищем Кикном; своим названием она обязана описанию щита Геракла, занимающего значительную часть поэмы. В самом начале поэт сообщает о том, как Зевс, дабы подарить миру спасителя и исцелителя, возгорается любовью к прекрасной Алкмене, жене фиванского царя Амфитриона: «Она далеко превосходила всех земных женщин красотой форм и статью, и ни одна из рожденных смертными не могла сравниться с ней умом. Ее лицо и черные глаза дышали прелестью самой златовенчанной Афродиты. Пока отсутствовал Амфитрион, который во искупление кровопролития находился в походе, с его женою сблизился Зевс. После того как Зевс насладился любовью Алкмены и удалился, возвращается муж, сердце которого исполнено страстного влечения к жене. Подобно избежавшему мучительной болезни или злого плена, с радостью и охотой возвращался домой Амфитрион после тяжких трудов войны. Весь остаток ночи провел он в объятиях милой супруги, наслаждаясь дарами златовенчанной Афродиты». Алкмена понесла и родила двойню: Геракла — от Зевса, а Ификла — от Амфитриона.