Суровая нежность - Моника Маккарти

Магнус ухмыльнулся, и сердце ее растаяло. Господи, какой же он красивый. Хелен почувствовала, словно какая-то невидимая сила тянет ее к нему. Они были одни, и она так отчаянно желала его. Она наклонилась вперед, грудью коснувшись кожи его дублона.

Он был таким теплым. Ей вспомнилось, как его руки обвивали ее, и захотелось вновь очутиться в их кольце.

– Магнус, я…

Он дернулся, мышцы затвердели и стали холодными как камень.

Она поневоле отстранилась. Такое инстинктивное неприятие больно уязвило ее.

Он не хочет меня.

– Извини, – невыразительно пробормотала она, не в силах посмотреть на него. – Мне надо идти. Меня будут ждать.

Она развернулась, задев его руку. По крайней мере ей показалось, что она задела ее. В следующую секунду Хелен удивленно вскрикнула, когда эль выплеснулся ей на платье.

– Ох нет! – Руки ее метнулись к корсажу, левая сторона которого вся промокла. – Мое платье!

– А, черт.

Что-то в голосе Магнуса заставило ее вскинуть глаза к его лицу. Он быстро отвел взгляд, но она увидела. Голод. Неприкрытый чувственный голод.

Он смотрел на ее грудь. Она взглянула вниз. То, что скрывало платье, больше не было скрыто. Намокшая ткань облепила тело как вторая кожа. С таким же успехом она могла быть голой. Она резко втянула воздух, острое желание омыло ее жаркой волной.

– Оно испорчено, – сказала она.

Он обуздал свои эмоции.

– Да? – Как-то не похоже было, что его это сильно заботит. В сущности, он выглядел довольным. – Какая жалость.

Глаза ее сузились. Похоже… он сделал это нарочно.

– Это новое платье.

Он ничего не сказал.

Хелен выпятила грудь и широко растянула юбку.

– Разве тебе не нравится?

Он окинул ее быстрым взглядом, старательно избегая смотреть на грудь.

– Оно в пятнах.

– Мне придется пойти переодеться.

– Не стану тебя задерживать.

Он доволен. Но зачем он это сделал? Имело смысл только одно объяснение.

– Вот. – Магнус снял плед со своих плеч и укутал им ее. – Чтобы ты не простудилась.

За один лестничный марш? Ее комната прямо под покоями короля, а он закутал ее так, словно сейчас середина зимы где-нибудь в Норвегии. Интересно. Очень интересно. Похоже, ее брат, в конце концов, ошибался. Он не только заметил, но и не желает, чтоб она носила это платье. Уж чересчур оно откровенное.

Магнус выглядел таким довольным, что она не удержалась, чтоб слегка не осадить его.

– Какое счастье, что я заказала несколько новых платьев.

Он застыл, и Хелен была сполна вознаграждена видом того, как при этом вытянулась его физиономия. Бог ты мой, она бы ни за что не поверила, если б не увидела своими глазами: Магнус перепугался!

– Вот как? – выдавил он.

Она невинно улыбнулась.

– Да, хотя я немножко побаиваюсь надевать их.

– Почему же?

Улыбка Хелен была полна женского коварства.

– Они далеко не такие скромные, как это.

Наградой ей были стиснутые до зубовного скрежета челюсти и нервный тик под подбородком.

Когда Хелен уходила, он сжимал кулаки, а она…

Она чуть ли не подпрыгивала. От недавних сомнений не осталось и следа. Он желает ее, и, если судить по его реакции, не просто желает, а сгорает от страсти. Все в конце концов наладится, теперь она это знает.

Еще немного усилий, и она его получит.

Магнус смотрел, как она с довольным видом уплывает прочь, и понимал, что его только что ловко разыграли. Хуже того, он сам же и виноват.

Он едва не обезумел от вожделения, наблюдая, как она прислуживает королю. Потребовалась вся его выдержка до последней капли, чтоб не дать ей увидеть это. И у него получилось – не считая ерзания. Подушка, ну надо же! Он с отвращением покачал головой. О да, он опух, да еще как! Плоть его разбухла и была твердой как железное копье.

И Брюс, проклятый зубоскал, вовсю потешался над его мучениями. И наслаждался зрелищем. Магнус видел, как глаза короля с удовольствием задерживались на ее обнаженной плоти над вырезом.

Магнус понял, что должен что-то сделать, если не хочет весь день бороться с желанием бить окружающим морды. Он считал себя таким умным, придумав эту идею с элем.

Но он просчитался. Сильно просчитался. Он не предвидел эффекта мокрой ткани. Иисусе, во рту у него пересохло от одного лишь воспоминания о тяжелой, округлой плоти со слегка сморщенным ореолом вокруг совершенного бутона соска. Ему до боли хотелось обвести пальцами мягкие краешки. Опустить голову, сомкнуть губы вокруг заострившегося кончика и слизать все остатки эля с ее кожи.

Плоть его мгновенно взбухла и запульсировала.

Проклятье, он пойдет спать с неистребимым образом этой бесподобной девичьей груди в мозгу. И знал, что, как и много раз до этого, ему придется взять себя в руки и попытаться облегчить эти муки.

Но в следующие несколько дней мучения его лишь усилились. Тренировки чуть ли не до потери сознания облегчения не приносили. Ничего не помогало.

Хелен обнаружила его слабость и пользовалась любой возможностью, чтоб проверить его. Проходя, задевала его. Роняла что-нибудь у его ног, чтоб наклониться и поднять это. Тянулась за чем-нибудь высоко на полках.

Он не помнил, чтоб она когда-нибудь увлекалась шитьем, но казалось, что у всех ее платьев вырезы стали ниже на пару дюймов и на столько же уже корсаж и талия. Он вообще удивлялся, что она еще может дышать, настолько тесными они были.

Но не только одежда – или отсутствие таковой – доводила его до безумия. Куда опаснее было неприкрытое, постоянное желание, которое он видел в ее глазах.

Бог ты мой, неужели она не может хотя бы попытаться скрыть его? Хоть раз соблюсти внешние приличия? Но притворство не в характере Хелен. Никогда не было. Она желает его, и Магнус видит это у нее в глазах всякий раз, когда она смотрит на него. Устоять перед этим безмолвным призывом, не поддаться искушению оказалось потруднее, чем одолеть вдесятеро превосходящего по силам противника, и это выматывало его до предела.

Слава Богу, что все скоро закончится. Король поправился, Магнус сдержал свое слово Гордону, и Хелен вне опасности. Он может уехать с чистой совестью.

Но совесть его не была чиста. Что-то не давало ему покоя. Какое-то смутное беспокойство, которое он приписывал слишком долгому нахождению под вражеской крышей.

Едва ли он был объективен, когда дело касалось Сазерлендов, но он им не доверял. Брюс мог считать их своими преданными подданными, но Магнуса убедить было не так легко. Наступать на горло своей гордости не в характере горцев. Кара, возмездие, око за око – вот те убеждения, которые воины-горцы впитывают с молоком матери.