Мы – русский народ - Юрий Федосеев

Птицы и животные уже выбирают себе партнеров: одни — на период спаривания, другие — на сезон, а то и на всю оставшуюся жизнь. И выбирают не просто так, а в борьбе, ибо право на продолжение рода имеет сильнейший. В этом случае эгоизм особи, его агрессивность обусловливаются уже «объективной» необходимостью или естественным отбором, освященным свыше, потому что только молодой и сильный может дать здоровье потомству, а впоследствии защищать его от превратностей судьбы до того момента, пока это самое потомство не будет в состоянии позаботиться о себе.

Наблюдая за жизнью птиц и животных, мы подчас не задумываемся о том, что эта трогательная забота о подрастающем поколении, по сути, уже проявление христианской (не будем возражать, если кому-то больше нравится термин «природной») заповеди «возлюби ближнего, как самого себя». Верхом Творца являются млекопитающие, вскармливающие потомство продуктом деятельности своего организма. Чем выше организация живого существа, тем дольше длится период персональной родительской опеки. Зайчата оказываются один на один с дикой природой чуть ли не после первой материнской кормежки, птицы улетают из гнезда после того, как «встанут» на крыло, кабаны, олени, волки оберегают своих детенышей не только в период их вскармливания, но и в период обучения самостоятельному добыванию пищи, приемам защиты и нападения. И как только молодое потомство становится способным позаботиться о самом себе, оно изгоняется из семьи, иногда довольно жестоко.

Природа, Эволюция, Бог распорядились так, что у взрослых особей после исполнения ими родительских обязанностей наступает новая пора, пора восстановления сил, пора любить самих себя для последующего брачного сезона. Как тут не вспомнить Экклезиаста: «Всему свое время… время любить, и время ненавидеть… время обнимать, и время уклоняться от объятий. время рождаться, и время умирать.»

У птиц и животных эта смена фаз происходит как бы инстинктивно, подчиняясь запрограммированной цикличности, а люди, сверх того, наделены свободой воли и душой. Не абстрактной свободой — «что хочу, то и ворочу», а свободой персонального самосовершенствования, свободой выбора пути, свободой не безграничной, не безответственной, а направляемой страхом Божьим «Аз воздам.».

Человек появился на свет не сам по себе и не аист его принес. У каждого есть родители. Богу и родителям человек обязан своим рождением, и за это он у них в неоплатном долгу. Поэтому вслед за словами «Возлюби Господа превыше всего» всегда уместно звучит: «…почитай родителей твоих…» Это у животных и у первобытных людей, не познавших Бога, больные и немощные сородичи были обречены если не на уничтожение, то на голодную смерть; человек мыслящий, человек богобоязненный следует правилу: «Не поступай с людьми так, как ты не хочешь, чтобы они поступали с тобой».

В жизни все может статься. Добро и зло ходят рядом. Забудь о нанесенных тебе обидах — не отравляй своего бытия, но всегда помни оказанное тебе добро. Не будь доброго расположения людей друг к другу — и жизнь могла бы пойти совсем по иному, худшему пути. Будь благодарен судьбе за это, помни благодетелей твоих, а если появится возможность — отплати сторицей, ибо сказано: «Какой мерой меряешь, такой и тебе будет отмерено».

Величайшее таинство и тяжелейшая ответственность — дать жизнь человеку, потому что от родителей во многом зависит, каким станет их дитя. Народная мудрость гласит: «Что посеешь, то и пожнешь»: станет сильным, умным и добрым (способным на благие дела) — хвала родителям; станет лживым, коварным, жестоким — горе родителям. Любить — не значит баловать. Чрезмерная хвала, неумеренная гордыня (мой ребенок самый, самый) вредят больше, чем равнодушие, потому что ребенок, поверив высшим оценкам, будет и вести себя сообразно создаваемому образу. А если на поверку окажется, что он самая заурядная личность? Не сломается ли, не пустится ли он во все тяжкие? Поэтому родителям следует поставить перед собой скромную, умеренную задачу: вырастить из своего ребенка человека не хуже их, а уж если чадо хоть на йоту продвинется вперед, можно быть спокойным: эволюция обеспечена. И так из рода в род. Счастлива семья, в которой взрослые, очень взрослые дети не стесняются принимать знаки родительской любви и в свою очередь оказывают им свое почтение, заботятся о них.

В Евангелии сказано: «Возлюби ближнего своего.» А кого считать ближним? Родителей, детей? Нет, их отношения выше. Само появление ребенка на свет, пестование нового человека, его духовное воспитание и привитие ему любви к своему дому, своему краю, обычаям и традициям своего народа, его истории и культуре дают нам основание расценивать отношения детей и родителей на совершенно ином понятийном уровне. Ведь «отцы и дети» — это не равновеликие величины, они соотносятся друг с другом, как «первичное» и «вторичное». Поэтому родители, ставшие для своих детей учителями и наставниками, совершенно справедливо отождествляются в сознании отпрысков с Родиной и Отечеством, которые родили и воспитали. Родителей и Родину нужно не только любить, но и служить им, ибо сказано отцами церкви: «..поражайте врагов Отечества».

Братья и сестры, воспитанные в одной семье, — вот самые близкие люди, друзья, данные самой природой. С другом детства, школьным товарищем можно поссориться, разъехаться и растеряться. Брата забыть нельзя, он с тобой одной крови, одного корня. И не правы те, кто отрицает наличие «зова крови», «зова предков». Кровное родство простирается (сознательно или несознательно) от близких родственников через дальних к нации и таким общностям, как «братья славяне», «черное братство», «братья во Христе». Не зря же почти во всех христианских конфессиях принято обращение «братья и сестры». Что это, как не дань зову крови на более высоком уровне, уровне прародителей.

Не они ли (братья и сестры) и должны отождествляться в нашем сознании с евангелистским понятием «близких» из поучения Иисуса Христа: «Возлюби ближнего твоего, как самого себя». И лишь от тебя зависит, насколько глубоко твое «я» сливается с твоим народом и кто из него может рассчитывать на твою любовь, как к самому себе: ограничишься ли ты родным братом, раздвинешь ли границы своей души до дальних родственников, соплеменников или, как Нарцисс, Скупой рыцарь, замкнешься в своих интересах. Хотя, с другой стороны, любить человечество гораздо легче, чем одного конкретного человека.

А возможно ли общечеловеческое братство: чтобы любить всех? Христианство это допускает. Но ведь в мире, кроме христиан, есть приверженцы и других вероисповеданий. В некоторых из них пропагандируются религиозный фанатизм, национальная обособленность и исключительность, а то и просто сатанизм. Благодушествующие пастыри даже склоняются к сближению, а то и объединению церквей. Стал модным экуменизм. Однако конец второго тысячелетия явил миру новых великомучеников за веру православную. Значит, не пришло еще время любить всех, значит, еще актуальны для нас слова отцов церкви: «Гнушайтесь врагов Божиих, поражайте врагов Отечества, любите враги ваша».

Но «любить враги ваша» — это не то же, что любовь к близким. Любить врагов твоих — это прощать их беззакония в отношении лично тебя, это недержание зла на них в надежде, что враг твой образумится, а может быть, ты сам виноват в причиненном тебе зле или неправильно оценил содеянное «врагом» твоим.

А если он прав?.. Поэтому: «Не судите, да не судимы будете».

ПРОБИВАЮЩАЯСЯ РУССКОСТЬ

Родину, как и мать, не выбирают. Кто-то родился китайцем, кто-то — арабом, а я вот родился русским. И если я иногда замечаю в себе или в своих близких черты татарина, угро-финна, еврея-хазарина, это не делает меня ущербным и не лишает меня права на категорическое утверждение: «Я — русский», — потому что я рожден и воспитан в русской семье, окончил русскую школу, рос духовно и физически, имея образцы для подражания в русских сказках и легендах, в русской истории, русской литературе и искусстве, прошел русскую службу в армии и в МВД. Я — русский, потому что думаю на русском языке. А то, что во мне и моих близких иногда проявляются инородческие черты, то, что я прошел Афган и объездил почти все союзные республики, то, что среди моих друзей есть и грузины, и армяне, и чуваши, и евреи, не говоря уж об украинцах и белорусах, — просто не дает мне права быть воинствующим националистом, нетерпимым к другим народам.

Национальный вопрос — вещь подчас парадоксальная. Могут ли считаться русскими стопроцентные русские эмигранты в третьем поколении, не знающие ни русского языка, ни русских обычаев и не отождествляющие себя с русским народом? Вряд ли. Хотя в ком-то из них когда-нибудь проснется зов предков. А вот дитя легкомысленной межрасовой любви, отданное в деревню на воспитание к бабке. Внешне негр негром, а ведь, кроме цвета кожи, он мало чем отличается от русских сверстников, потому что рос среди них, учился, работал, бедокурил вместе с ними. У него и выговор-то рязанский, и папиросы-то он курит те же, что его приятели, и частушки хулиганские поет не хуже русоволосых озорников. Ну разве темперамент другой, другая моторика, другая пластичность. Хотя есть ли в исконно русских семьях двое одинаковых детей? И если этот афро-русский при заполнении анкеты захочет в пятой графе записать «русский», будет ли основание у чиновника отказать ему в этом? Ведь этот негритенок ощущает себя русским, он и папы-то своего в глаза не видел и не знает, камерунец он или конголезец, афро-американец или зимбабвиец. Откажи ему чиновник в праве именоваться по национальности матери — он сломает судьбу этому русскому негру, обидит его, настроит против всех «бледнолицых» и совершит историческую ошибку, потому что, отказывая ему, он, может быть, отказывает новому Тютчеву, Пушкину, Лермонтову, Далю, Блоку… У кого-нибудь повернется язык назвать их нерусскими?