Мы – русский народ - Юрий Федосеев

А что, собственно, делает нас русскими? Конечно, кровь, но и язык, на котором мы думаем, говорим. Русский язык объединяет нас, дает нам возможность общаться, обмениваться идеями, знаниями, учиться и учить. Чем богаче и образнее язык, тем больше в нем понятий, тем многообразнее и богаче внутренний мир человека. Имея тысячелетние корни, русский язык впитал в себя память наших предков, их взгляды и представления о добре и зле, понятия народной жизни, обряды, обычаи. Нерусский по крови человек, познавая наш язык, углубляясь в него, приобщается к народу, создавшему это чудо. Через язык он познает нашу культуру, воспитывается ею, духовно роднится с русским народом. А когда он начинает думать на нашем языке, он уже наш приемный сын и сводный брат. И в нем до конца дней будут существовать два начала: родовое и благоприобретенное. Мы не отрываем его от корней, не настраиваем против предков. Мы хотим одного: чтобы он использовал полученные от нас знания на пользу своего народа и не во вред приемным родителям. А если он будет ощущать хоть малую толику благодарности, то русский народ никогда не пожалеет о том, что потратился на его воспитание. Но даже на одном языке в зависимости от воспитания и образования разговаривают и думают по-разному. Язык может возвысить и опустить, также как и сам язык можно опошлить, а можно и облагородить. На одном и том же языке сочиняются сонеты и произносятся скабрезности. На одном и том же русском языке пишут оды соотечественникам, вскрывают и врачуют их язвы или ерничают над недостатками русского народа, сочиняют пасквили, произносят проклятия.

Что греха таить, у нас, у русских, много недостатков, но в одном нас нельзя упрекнуть — в предвзятости к себе и другим народам. Настоящая русская литература не признает ксенофобии и самолюбования. Наши писатели, ученые, государственные мужи значительно чаще, чем представители других великих народов, направляли свои усилия на врачевание народных язв и исправление порочной государственной политики. Причем своего народа и своего государства. Какой народ может похвастаться наличием таких критически мыслящих личностей, как князь Курбский, протопоп Аввакум, писатели Радищев, Герцен, Чернышевский, Салтыков-Щедрин, Плеханов, Ильин, Зиновьев, Солженицын? Везде были и заговорщики, и предатели, и пламенные борцы за свое благополучие и власть, но таких бессребреников, олицетворяющих совесть народа, не было. Их оружием являлось слово, Русское Слово.

Что делает человека прямоходящего человеком думающим? Язык. Переход от образного мышления к понятийному, от примитивных инстинктов к осознанным и логически обусловленным действиям был бы невозможен без языка, данного нам Богом ли, эволюцией ли. Когда-то, видимо, все начиналось с «ба», «бу», «бы», однако дальнейшая судьба языка зависела уже от говорящего на нем народа, его исторических судеб, трудолюбия, таланта, любознательности, общительности. Есть на земле народы, словарный запас которых ограничивается несколькими сотнями слов, а творчество — десятком былин и песен. Но это не их вина, это их беда. Так сложилась жизнь этих племен. И великие империи исчезали с лица земли. Русскому народу посчастливилось, он сумел сделать многое, в том числе создать это чудо — Русский Язык, через который сотни миллионов российских инородцев смогли приобщиться к русской культуре, а через нее и к мировой. И не только приобщиться, но и внести свою лепту в мировую сокровищницу. Казалось бы, что, кроме благодарности, должен испытывать инородец за это к русскому народу? И действительно, большинство это чувство и испытывает, но есть и такие, кто пытается доказать недоказуемое, а именно: если татарская культура — это культура татар, а ингушская — ингушей и в ней инородцам, в том числе и русским, делать нечего, то русская культура — это уже культура не русских, а. русскоязычных, где каждый говорящий на русском языке вправе самоутверждаться, невзирая на историю, традиции, каноны, задачи русского искусства. И хотя понятно, что попытка заменить русских на русскоязычных — это «покушение с негодными средствами», тем не менее некоторые не оставляют надежды вытолкнуть нас из нашей же культуры, нашей литературы, заменить русских классиков на русскоязычных подмастерьев средней руки из числа малых народов, навязать нам чужие идеалы, чужие ценности, чужие правила (сравните школьные хрестоматии по литературе конца 70–х годов с современными, и вы убедитесь).

Свежую кровь в русской литературе, как и в любой другой, нужно только приветствовать, но при одном условии: эти новые люди, не русские по крови, должны идти в этот храм служить, а не самоутверждаться богохульствованием. В другое время можно было бы радоваться, что русский язык объединяет миллионы инородцев, в том числе и живущих за пределами СНГ, однако ряд обстоятельств омрачает такое благодушное настроение. Русский язык каким-то диким образом превращается в оружие против нас самих. Как говорится: «Нашим салом и нам по мусалам». Казалось бы, для чего создаются международные организации русскоговорящих, проживающих за рубежом, евреев? Ну, если ты еврей, отряхнувший с ног прах нелюбимой тобой России, ну и будь евреем, изучи свой иврит, думай на нем, твори, общайся на нем с Богом, возвращайся к своим корням. Так нет же. Не хотят. С Богом, да, они заключают очередной договор на иврите, претензии к нему предъявляют на иврите. А создать на нем что-нибудь стоящее не могут. Беден язык, убог. Вот и стремятся они, оттолкнув нас, стать наследными владельцами русского языка. Если раньше инородец, занимавшийся творческой деятельностью в России, считал за честь быть по форме и содержанию русским писателем (Гоголь), русским поэтом (Мандельштам), русским художником (Айвазовский), русским музыкантом (Рубинштейн), русским ювелиром (Фаберже), привнося свою лепту в сокровищницу русского искусства, то теперь, став русскоязычными, инородцы наперебой стремятся очернить все русское с позиции абхазца (Искандер), грузина (Сванидзе), украинца (Доренко), одессита (Жванецкий), еврея (Войнович), латыша (Лацис) и легиона других безродных и бесплодных интернационалистов. Они даже не хотят состоять с русскими патриотами в одних творческих союзах, создают свои альтернативные «апрели» и союзы русскоязычных писателей.

Почему бы это? Казалось бы, не нравятся вам русские, то и не живите вместе с нами, среди нас. Сейчас в России никто и никого не держит, уехало же за годы «независимости» в дальнее зарубежье более 900 тысяч немцев, евреев и востребованных русских специалистов. Не хотите. А не хотите потому, что там вы уже никому не нужны со своим товаром, как стали не нужны там коротичи и познеры. Но вы привыкли быть на слуху, привыкли к тому, что ваш товар был какое-то время сверхвостребованным. Вы уже научились его делать, есть даже «складские запасы», а тут какие-то патриоты, националисты, по неожиданной случайности поддержанные Кремлем. А за предлагаемый вами товар, смотришь, скоро и в морду давать будут. Впрочем, какое им дело до Кремля, до Государственной думы, когда в редакциях и издательствах, на радио и телевидении сидят свои люди, ЧУВАКи (Человек, Уважающий Высокую Американскую Культуру — космополитическое движение 1950–1960–х годов), близкие по духу и крови, превратившие эти храмы творчества в «шарашки» и ремесленные мастерские, живущие по законам дикого рынка. Им же выживать нужно, вот и придумали они совместными усилиями конструкцию, в которой телега оказалась впереди лошади. Теперь уже не искусство принадлежит народу, теперь не искусство для народа, а народ для искусства. Теперь уже не спрос порождает предложение, а предложение — спрос. Как это сделать? Либо товар конкурента опорочить, а то и вовсе лавку его спалить, либо в свой товар добавить изюминку. Гениальности-то при таком потоке и не нужно вовсе, а вот «клубнички», «красненького», похабщины, дворовой и лагерной экзотики, ритмичного зомбирования — вот этого сколько угодно, этого у нас навалом.

Таким образом, русский язык стал одновременно и яблоком раздора, и полем битвы, и оружием сражающихся сторон.

Говорят, что мат на Руси появился во времена татаро— монгольского ига. Так они, дети степей, выражали к русским свое пренебрежение, причем на нашем же языке, чтобы нам было обиднее. Мы потерпели, потерпели, а потом их, татар, под себя подмяли.

Много бранных слов в наш адрес было сказано и в Средние века. Говорилось это по-русски, но с большим-большим акцентом, сразу было ясно, что ругает нас немец или француз, что как-то смягчало обиду — ну чего возьмешь с иностранца?

На чисто русском языке, подводя научное обоснование, нас начали ругать с приходом к власти Коминтерна, выступавшего почему-то от имени рабочих и крестьян всего мира.

Поражение царизма и Временного правительства под ударами российских оппозиционных партий подавалось как поражение России, поражение русских. Впрочем, как и во всех последующих событиях, нас либо побеждали (раскулачивание, культурная революция, обезбоживание), либо делали «козлами отпущения» за голод и задержку наступления того светлого будущего, которое нам обещали в «начале пути», либо — тягловым скотом (Гражданская война, коллективизация, индустриализация). Но потом (в 1935–1938 гг.) они поняли, что нельзя резать «курицу, несущую золотые яйца». Ей, этой «курице» — русскому народу, предстояло снести такое «яйцо», которое никому другому не было по силам, а именно: взвалить на себя основную тяжесть в борьбе с фашизмом.