Страж границ (СИ) - Денис Агеев

Учитель молчал, явно прибывая в глубоком трансе. Я же продолжал с ним разговаривать:

— А тут все на блюдечке. Не успеешь подумать, а оно уже в руки падает. Красота! — Я откинулся на спинку бамбукового кресла, поцеживая пиво через соломинку, ноги поставил на столешницу. И скорее для себя, чем для учителя тихо проговорил: — Остаться бы здесь навечно, и гори оно все синим пламенем!

В следующий миг небо, да и не только небо, но и всё меня окружающее обдало горячей волной синего огня. Я повалился на песок. Стол, объятый скрипящим пламенем, рухнул на меня. Я вскрикнул, но не столько от боли, хотя она пронзила грудь и живот, — именно туда пришелся удар горящего бамбука, — сколько от страха.

Откинув от себя горящую массу, я вскочил на ноги. Огляделся. Все, до чего мог добраться мой взор, полыхало синим огнем. Я сам горел факелом. Я закричал, самозабвенно пытаясь сбить пламя, но навязчивые языки лишь умножались в своем количестве, ползли по рукам и груди.

Что же я натворил! Дурак! Я же пожелал синее пламя! И вот, получил!

Вода! Нужно залить весь этот огненный хаос водой. Я отчаянно начал представлять, как огромная водная стихия накатывает на весь этот пожар, но ничего не происходило. Я, как и все вокруг, продолжал утопать в огне.

Что же случилось? Почему мои желания перестали сбываться?

Я чувствовал, как с треском прогорает мое тело, но боли не было. И вскоре я перестал ощущать тело. Всё растворилось в океане пламени. Остался лишь яркий свет и песчаная пустыня, объятая синим огнем и уходящая в бесконечную даль.

Но вскоре загудел дикий ветер, и огонь стал стремительно угасать. Поднялась песчаная буря. Я осознал себя посреди пепелища. Весь перемазанный сажей, с саднящими ожогами. Одежда обгорелыми лохмотьями свисала с бедер и плеч.

Неподалеку стоял учитель. Лицо у него недовольное, даже озлобленное.

— Я же предупреждал тебя, чтобы ты не думал о смерти или о катастрофах — недовольно проговорил он.

— Но я не думал об этом. Я лишь сказал, что было бы неплохо остаться здесь навечно. И чтобы все проблемы сгорели в синем пламени. Но это всего лишь поговорка.

— Поговорка, — кивнул учитель. — Но мир воспринял ее как желание. И твое стремление остаться здесь навечно — тоже. Ты пробыл в забвении почти два часа.

— Так долго? Но ведь прошло всего несколько минут.

— Время в забвении искажено. Я пытался справиться с последствиями твоих желаний добрых два часа.

— Но я же не хотел этого.

— Ты думал об этом, а твое подсознание моделировало соответствующие образы, — сказал наставник уже спокойнее. Он не умел подолгу сердиться. — Пойми, Андрей, все, о чем ты мыслишь, здесь сбывается сразу же. Нашему миру тоже свойственно исполнять желания людей. Но на Земле для этого нужно время. Порой очень много времени. Здесь же мысль и ее фактическое воплощение ничем не отличаются друг от друга.

— Я это понял, но не думал, что все воспринимается настолько буквально.

— Именно так. Как и на Земле. Как говорят: ты то, кем себя видишь. Хотя это нашему миру не совсем характерно.

— И вы… опять спасли меня? — стыдясь собственной глупости, спросил я.

— Да. Помог разобраться с твоими мыслями. И знаешь, Андрей, мне это начинает надоедать. Тебе нужно быть более организованным. Работа стража границ не терпит оплошностей.

— Я понял. Исправлюсь.

— Когда-то я не смогу прийти на помощь. — Учитель проницательно поглядел на меня. — Ты должен быть всегда готов к этому.

Я кивнул, в сердцах ругая себя за неосмотрительность. Наставник прав, нужно быть более бдительным и организованным. Необходимо следить за всем, даже за собственными мыслями. Ведь необдуманный поступок или даже небрежно брошенная мысль может привести к непоправимым последствиям.

Вторую половину дня Яков Всеволодович провел в медитации, лишь изредка прерываясь на недолгий отдых и трапезу. Я же соорудил себе огромное бунгало с бассейном и декоративными пальмами. Создал мини-ресторанчик, огромный бар с редкими винами и пивом, крытый под навесом танцпол с аппаратурой ди-джея и огромными колонками. И населил всю эту инфраструктуру всевозможными слугами. Туда-сюда сновали официантки в бикини, на танцплощадке двигались в такт ритмичной музыке полуобнаженные девушки. Горизонт я устлал прекраснейшей панорамой моря, бьющего волнами о скалистый берег.

После кропотливой но приятной работы я развалился на шезлонге на огромной веранде, поцеживая кисло-сладкий коктейль и созерцая свое творение.

Но в затуманенную алкоголем голову вдруг пробилось воспоминание об Анилле. Сладко-горькое воспоминание. Эта женщина вопреки моим желаниям оказалась легкомысленной стервой. Сначала дала самоутвердиться, а потом плюнула в лицо. И вправду, лучше бы она вообще ко мне не приходила.

— Принести вам что-нибудь еще? — спросила, улыбаясь, симпатичная загорелая официантка, одетая лишь в ярко-желтый купальник.

— Нет, спасибо, — покачал головой я, чувствуя себя идиотом. Я разговаривал с плодом собственных фантазий, при этом стараясь быть тактичным. Более того, я находился на веранде роскошного дома, созданного моим воображением, пил и ел придуманную пищу и… был рад этому.

Остаться бы… нет, Яков Всеволодович запретил мне об этом думать.

— Развлекаешься? — прозвучал упрекающий голос наставника.

Я привстал. Учитель шел ко мне, с легкой неприязнью разглядывая окружающие его иллюзии.

— Вы же сами велели, — пожал плечами я.

— На твоем месте я бы создал нечто греющее душу. Потенциал этого мира огромен.

— Я просто решил отдохнуть. — Я снова откинулся на спину, взор устремился к почти неразличимой линии горизонта.

Наставник сел на стоящий рядом шезлонг, тяжело выдохнул.

— Я начал создавать портал в Дерокко. Он скоро будет готов.

— Когда отправляемся?

— Позже. Нам надо набраться сил. В том мире, куда мы отправимся, они потребуются. Думаю, ночь придется провести здесь.

— Я согласен. Сотворю еще что-нибудь интересное.

— Только не заигрывайся.

— Конечно, нет. Все по правилам. Кстати, у меня тут вопрос возник. А когда мы отсюда уйдем, то все нами созданное останется?

— Нет, все исчезнет. Иначе этот мир погряз бы в хаосе. Только представь, что было бы, если бы каждый проходимец оставлял в Портейне результаты своих творений. Здесь было бы не продохнуть.

— Это верно. Здесь была бы настоящая свалка чьих-то сумасшедший фантазий и желаний.

— И забрать из Портейна тоже ничего не удастся, имей это в виду.

— А вот это печальная весть. Я бы взял с собой пару вон тех красоток, — кивнул я в сторону танцующих девушек.

Яков Всеволодович безрадостно усмехнулся, даже не поглядев в указанном направлении.

— Ты ведешь себя, как простой обыватель. Получив возможность осуществлять свои желания, ты потребовал от мира лишь богатства, успешности и женщин. Это лишний раз подтверждает то, что ты еще очень молод, — с ноткой разочарования проговорил наставник, от чего на душе мне стало тоскливо и гадко.

Я молчал. В одурманенной голове не было мыслей.

— Удивительность Портейна не в том, что он может осуществлять любые мечты. Рано или поздно он дает понять кое-что очень важное… — Яков Всеволодович умолк, вздохнул и поднялся со своего места. Зашуршали удаляющиеся шаги.

Я даже не посмотрел в его сторону. Неужели он не понимает, что мне нужно отдохнуть? Я несколько месяцев провел под гнетом женщин, жил в лесу, грабил города. Меня избивали и унижали. И даже уже под самый конец всех мучений, когда меня, казалось бы, наградили усладой, то и тут не преминули подложить свинью. Неужели он не может понять, что я хочу все это забыть? Пускай даже для этого потребуется ненадолго окунуться в мир собственных иллюзий.

Спустя четверть часа я отрезвел и снова принялся за созидание. Сначала сотворил роскошную белую яхту и отправился в морское путешествие. Наблюдал за дельфинами и касатками. Потом погрузился под воду в прозрачном батискафе, изведав глубины придуманного мной мира. Вскоре после этого пересел на вертолет, полетал над горами и лесами. И в довесок перепрыгнул на сверхзвуковой самолет, сделал пару кругов над морем, катапультировался с парашютом прямо в воду и уже на моторной лодке вернулся к пляжу, где располагалось мое бунгало. Все это заняло несколько часов, но пролетели они так стремительно, что я вовсе не заметил потраченного времени.

Испытанные мною ощущения были восхитительны, адреналин так и бурил в венах. Но я никак не мог избавиться от гнетущего чувства искусственности. Я сам придумал себе страсти, сам их пережил. Получил все, о чем мог только подумать. Но стал ли я счастливее? Едва ли.

Я брел по пляжу, рыская взглядом по пляшущим вот уже несколько часов девушкам и пытаясь отыскать Якова Всеволодовича. Хотелось извиниться. Не то, чтобы я ощущал вину, но на душе скребли кошки. Я разочаровал его. Он пренебрег шестью миллиардами человек, выбрав своим учеником меня. А я вел себя по-хамски, словно юноша-переросток. Надо с этим как-то бороться.