Слуга отречения - Свенья Ларк
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Парень завизжал как резаный поросёнок, изо всех сил колотя кулаками по двери. Чудовище легонько хлопнуло в когтистые ладони, и его вопли внезапно превратились в какое-то хриплое карканье, потом в сип, а потом голос и вовсе пропал, как будто рот заткнули подушкой.
– Нам ведь ни к чему весь этот шум, правда? – спросил ящер, подходя ещё ближе и присаживаясь около Сергея на корточки.
Тот в ужасе сжался в комок, обливаясь ледяным потом и слабо икая. Рассматривающие его нечеловеческие глаза с подвижными разделёнными веками слегка прищурились.
– Да брось, неужели ты испугался? Разве можно такому, как ты, чего-то бояться? Ты ведь, наверное, очень сильный, а? – гигантская ящерица подцепила кончиком когтя ворот его рубашки, и Сергей съёжился, чувствуя, как по брюкам начинает неумолимо расползаться тёплое мокрое пятно. – А как же тогда? Когда ты чужие вещи швыряешь в унитаз, а? А когда родительские денежки вытряхиваешь из тех, кто помладше?
– Я н-н-не… – трясущимися губами выговорил паренёк, заслоняя лицо руками. И замолк.
– А когда ты своего одноклассника топил во-он в той раковине, а твои приятели это на видео снимали… весело было, когда он пузыри пускал? А знаешь, каково было этому однокласснику? Не знаешь? А я тебе сейчас продемонстрирую…
Ящер провёл перепончатой ладонью над самым полом, и из щелей между грязными исцарапанными коричневыми плитками внезапно потянулись вверх густые струи гнилостно пахнущего горячего тумана. Будто живые, они заползли Сергею прямо в ноздри, как какие-то черви, обожгли горло, и тот лихорадочно схватился руками за шею, чувствуя, как у него разом перехватывает дыхание. Давясь, он попытался сделать хотя бы один вдох, но мышцы горла словно бы омертвели; в глазах замелькали огненные звёздочки, из носа неудержимым потоком хлынула кровь.
– Не надо… пожалуйста… – задыхающимся голосом просипел он, дрожа и бессознательно прижимая ладони к побагровевшему лицу.
– А почему, собственно, не надо? – поинтересовался ящер.
Воздуха вокруг не стало совсем; голова у Сергея закружилась, потолок и стены ходили ходуном.
– Я-а-х-х… больше не буду, – по-детски всхлипнул он.
– Ты больше не будешь, – согласился ящер. – С сегодняшнего дня ты станешь очень, очень вежливым мальчиком. Имей в виду, я буду следить за тобой… и в следующий раз ты уже так легко не отделаешься…
Гнойно-жёлтые поблёскивающие туманные нити начали медленно таять, втягиваясь тому под когти. Парень вдруг почувствовал, что он снова может сглотнуть, и тут же надрывно раскашлялся, выплёвывая из себя остатки едкого жгучего пара; лёгкие горели, будто его только что вытащили из какого-то вонючего протухшего омута. Головокружение чуть отступило, и Сергей безвольно обмяк, из последних сил прижимая кулаки к груди и судорожно переводя дыхание.
– Сиди… – ящер выпрямился и сверху вниз посмотрел на тяжело дышащего парня, который ослабевшей рукой пытался утереть капающую из носа кровь. – Суши свои штанишки.
Существо положило перепончатую лапу на тускло поблёскивающую ручку и вышло, без единого звука закрывая за собой тонкую пластиковую дверь, на которую кто-то криво налепил цветную трёхмерную наклейку. На наклейке был изображён футбольный мяч на фоне солнечного диска с размашистой бело-сине-красной подписью «болей за наших!» в правом нижнем углу.
* * *
– …и ты знаешь, что он мне на это ответил? «Ну мы же так давно знакомы, я думал, что ты уже привыкла к моему чувству юмора», – Верена возмущённо всплеснула руками. – Нормально, да? Подсунуть вместо презентации подборку «самых горячих сценок из фильмов для взрослых» и выставить меня дурой перед полной аудиторией – это у него называется «чувством юмора»…
– Нет, ну я бы за такое… точно в бубен дал, – проговорил Кейр, утирая рукавом выступившие от смеха слёзы. – Хотя мужская часть этой твоей аудитории, может быть, и не имела ничего особенно против?
Он свернул вслед за девушкой в очередной вымощенный тёмным камнем переулок. В этом квартальчике на каждой улице царила оживлённая торговая сутолока и звучал ровный разноголосый гул. Сквозь прозрачные фасады многочисленных кафетериев виднелись ярко освещённые залы с длинными барными стойками. Около застеклённых лавочек со всякой всячиной прямо на каменную мостовую были выставлены многоэтажные прилавки, заполненные корзинами с выпечкой, горами фруктов, какими-то колбасами и окороками, гигантскими кругами жёлтого дырчатого сыра…
Запахи свежего хлеба и незнакомых душистых специй немилосердно щекотали ноздри. В пёстром человеческом водовороте то и дело мелькали сосредоточенные, высоко держащие над головой цветные флажки или пёстрые сложенные зонтики люди, за которыми покорно брели стайки разнообразных туристов. Под ногами у прохожих хаотично сновали многочисленные детишки на электрических самокатиках – Кейр рассудил, что, судя по средней скорости этого вида транспорта, он у местной молодёжи являлся чем-то вроде подготовительного этапа перед тем, как пересесть на байк.
– Вот тебе смешно, – начала девушка с притворным осуждением, но потом не удержалась и тоже расплылась в улыбке. – Ну каждый же человек ведь имеет право на ошибку, так? Страшно не накосячить, страшно не осознавать, насколько сильно ты накосячил. А он так ничего и не понял и ни разу даже прощения не попросил.
– Ну, значит, считал себя вправе, – парень покачал головой, чудом разминувшись с одним из самокатиков, который почти что ткнулся ему в ноги. – Прощения просить вообще само по себе далеко не айс, ага? Никто не любит чувствовать себя слюнтяем.
– Мама моя… – пробормотала Верена, поворачивая к нему голову. – Поясни-ка мне, пожалуйста, эту логическую цепочку, мистер умник.
– Ну… накосячил – боишься получить по шее – разводишь нюни. Как-то так.
– Да не стала бы я давать ему по шее, – отмахнулась девушка. – Очень надо. Простила бы, наверное.
– И тоже, между прочим, была бы неправа, – заметил Кейр, рассеянно разглядывая высокий, пестреющий разноцветными обложками стенд у дверей газетного киоска, похожий на во много раз увеличенное рождественское украшение. – Добилась бы только того, что он посчитал бы тебя слабачкой и решил, что ему и дальше всё будет сходить с рук.
Верена остановилась у издающего мерное постукивание светофорного столба и засунула руки в карманы.
– Как-то у тебя всё очень уж… однозначно получается, – нахмурилась она. – Можно подумать, что прощения просят только слабаки.
– Ну а что, скажешь нет? А как же все… ну, там, не знаю, всякие замаливания грехов в коленопреклонных позах и эти… покупки индульгенций в средние века? – парень махнул рукой в сторону высокой церковной башни с длинными овальными окнами и тонким шпилем, мимо которой они только что прошли. – Всё оттого, что народ пугали, что они после смерти окажутся в кипящем котле, так, да? Причём типа за грехи, а
