Ефремовы. Без ретуши - Федор Раззаков

Интересно поразмышлять на тему того, почему Е. Фурцева так благоволила к Ефремову и не хотела давать его в обиду? Считала его очень талантливым? Безусловно, поскольку таковым он и был. Но в интеллигентских кругах не секрет было и другое — антисоветизм Ефремова, который он никогда особо и не скрывал. Вот как об этом вспоминает актриса С. Родина (в скором времени она станет очередной возлюбленной Ефремова, о чем речь у нас еще пойдет впереди):

«При всей своей интеллигентности и деликатности Ирина Григорьевна Егорова[19] была сильным и влиятельным человеком, могла решить любой вопрос, зачастую — одним телефонным звонком. Ефремов целыми днями пропадал в театре, и она там сидела с утра до ночи. Отвечала на звонки и письма, перепечатывала пьесы во множестве экземпляров. Получала Ирина Григорьевна мало и жила очень скромно. Годами ходила в одной и той же юбке. Олег Николаевич любил ее поддразнить. Она была человеком старой закалки, а он к советскому режиму относился критически. Как-то спросил:

— Вот вы все хвалите советскую власть, а скажите мне, милейшая Ирина Григорьевна, что она вам дала?

— Да все! Работу в Художественном театре, квартиру на улице Немировича-Данченко.

— Не квартиру, а крохотную квартирку…

— Куда мне больше — одной?

— Да-да, и деньги вам не нужны, поэтому вы всю жизнь горбатились за копейки, всего боялись и ничего не видели. Ни разу не были за границей!

— Ну и ладно, — отмахнулась она. Помолчала и вдруг очень грустно сказала: — Вот туфли нормальные никогда не могла себе позволить, это да…

На Ефремова она не обижалась и очень переживала, если чиновники от культуры не пропускали какой-нибудь спектакль. Однажды, когда возникли проблемы с пьесой «Так победим!», на полном серьезе посоветовала: «В следующий раз надо поставить что-нибудь духоподъемное, с колоколами».

В этом отрывке герой нашего рассказа предстает в образе типичного советского интеллигента-либерала. Вроде бы все имеет от советской власти (по каким только заграницам не ездит, какие только привилегии не имеет!), а не любит эту самую власть, презирает ее. Отметим, что Ефремов, возглавив МХАТ, сменил место жительства — с Ленинградского проспекта, где он проживал в двушке на первом этаже, переехал на Суворовский бульвар[20], получив сразу две (!) квартиры на одной лестничной площадке. В одной жил сам с женой Аллой Покровской, в другой — его отец с матерью и маленьким Мишей Ефремовым. На первом этаже дома находился продовольственный магазин, который местные жители окрестили «ефремовским». Короче, герой нашего рассказа жил вполне обеспеченно и должен был ценить власть, которая ни в чем ему не отказывала. А он ее в ответ презирал. В то время как его секретарша, получившая от той же советской власти гораздо меньше благ, выступала в роли ее горячей сторонницы и защитницы. Чья здесь вина? Может быть, самой советской власти, которая таких людей, как Ефремов, упорно тянула наверх, развращая их всяческими благами как наградой за их талант? И в итоге эти развращенные деятели эту самую власть в критический момент и предали, как всегда бывает в подобных случаях. Ведь это так принято у господ либералов: бегать от одного хозяина к другому, попутно предавая их. Сначала они предали Сталина, потом Хрущева, потом Брежнева. При этом неустанно называли себя истинными интеллигентами.

Впрочем, предавали не все. Были и другие деятели в той же театральной среде, которые никогда не держали «фиги в кармане» по адресу советской власти. И служили ей до конца, даже тогда, когда она почила в бозе. Например, ленинградский режиссер и актер Игорь Горбачев. А вспомнился именно он потому, что они с Олегом Ефремовым ровесники: их разделяет разница всего в 19 дней — Ефремов родился 1 октября 1927 года, а Горбачев — 20 октября того же года. И главными режиссерами они тоже стали в одно десятилетие, в 70-х — Ефремов в 1970-м, Горбачев возглавил Ленинградский театр имени А. Пушкина (Александринка) в 1975 году. Но какие же разные у них судьбы! Например, оба были членами КПСС: Ефремов с 1953 года, Горбачев — с 1969 года, вступив туда именно после того, как многие его коллеги-либералы побежали, испугавшись чехословацких событий августа 1968-го. Но Ефремов после развала СССР про свой партбилет навсегда забыл, а Горбачев так и остался коммунистом до конца своих дней, вступив в 90-х в КПРФ.

Во второй половине 70-х, когда Ефремов и Горбачев обратятся в своем творчестве к пьесе А. Чехова «Иванов», они будут опираться на разные прочтения этого произведения. Впрочем, об этом мы еще поговорим, а пока вернемся к спектаклям Ефремова начала 70-х.

Итак, вместо «Медной бабушки» министр культуры посоветовала ему поставить правильных «Сталеваров» свердловского автора Г. Бокарева — пьесу про рабочий класс. Что наш герой и сделал. Что вполне было в духе либеральной интеллигенции — думать одно, а ставить другое. Хотя во всех тогдашних интервью он уверял, что поставил «Сталеваров» по зову души — дескать, сам когда-то (перед Школой-студией) учился в Институте стали и сплавов. По его же словам: «Коллектив мартеновского цеха «Серпа и молота» можно без преувеличения назвать соавтором театра в этой работе. Еще до начала репетиций мы поехали на завод, прочитали рабочим пьесу. Было заинтересованное и горячее обсуждение, мы выслушали много советов, много замечаний, которые очень нам помогли. Работая над спектаклем, еще не раз приезжали мы на предприятие, а когда начались репетиции, настала пора мартеновцев ездить к нам… Потом мы пригласили их на премьеру. И, надеюсь, останемся друзьями…»

В спектакле были заняты следующие актеры: В. Расцветаев (Виктор Лагутин), Е. Евстигнеев (Петр Хромов), А. Георгиевская (Клава), Ю. Леонидов (Варламов), В. Давыдов (Сартаков), Е. Киндинов (Алексей Шорин), Г. Епифанцев (Федор), В. Кашпур (Ван Ваныч), Н. Никольский (Юрий), Б. Щербаков (Саня), М. Лобанов (Женька), Л. Стриженова (Люба), Н. Гуляева (Зоя Самохина).

На тот момент это была самая дорогостоящая театральная постановка в СССР, поскольку Ефремову пришлось отображать на сцене… мартеновский цех, где варят сталь. И это стало возможным благодаря тому, что в сентябре 1973 года МХАТ обрел новое здание на Тверском бульваре, где, как мы помним, зал был рассчитан на 1360 человек, а сцена достигала в высоту более 30 метров. На такой сцене можно было без всяких опасений показывать мартеновский цех чуть ли не в живом исполнении. В одной из газет по этому поводу писалось следующее: «Как изменился театр! Непринужденно, без видимых технических трудностей, с хроникальной убедительностью предстает на сцене мартеновский цех. Гудят печи. Лавообразные, вулканические процессы внутри этих гигантских «кастрюль» завораживают зрителя кинематографической подлинностью. С самого верха по диагонали, похожие на плиты металла, под грохот «хроникального» звучания стремительно опускаются «ставки», быстро и точно меняющие места действия, перебрасывающие его со скоростью экранного «затемнения». Разъезжают цеховые «кары», аккумуляторные тележки, механизированные «слуги просцениума», остроумно совместившие две функции — смену реквизита и образное наполнение движением, характерным для металлургического завода».