Вежливость королев - Надежда Первухина

— Мой мажордом, — пробормотал герцог Рено.

— Ну пусть мажордом. Он меня услышал и все Уильяму доложил. А когда Уильям ко мне подошел, я ему на ушко сказала такую вещь, которую только мы с ним и знаем. Тут он мне поверил…

— Слишком поздно! — вставил Уильям.

— Ага. Потому что, когда мы посовещались и решили связать королеву, она уже решила связать нас. В смысле сковать. Одной цепью.

— Ей в этом помогли Невидимые Убийцы, — горько пояснил Гогейтис. — Вы ведь знаете, каковы они: до момента, пока повелитель не отдаст приказ, их ничем — ни наукой, ни магией — не распознаешь. Эти Невидимые Убийцы сопровождали Абигейл. Всегда и везде. И это они заставили Диггера везти королеву и нас, ее пленников, в столицу.

— Диггера? — приподнял брови герцог Рено.

— Вашего дракона, мессер. Общеизвестно, что драконы подчиняются только тому, кто дал им отведать своей крови. Но оказалось, что и Невидимые Убийцы имеют над драконами власть — они их как-то завораживают, — пояснил Уильям. — Поэтому Диггер и не смог их ослушаться.

— Я только одного не пойму, — задумчиво сказала Кириена. — Ради чего королева предала свою страну? Почему отдала Тарсийское Ожерелье на растерзание всей этой своре?

— Потому что у нее нет совести! — рванулась с кресла Карина и зашипела от боли: тиски, зажимавшие ее пальчики, были весьма недружелюбно настроены.

— Потому что ей это выгодно, — тихо проговорил Уильям. — Она уверена в том, что, получив Ожерелье, Континент, или Затумания, или Хрендаредис завоюют для нее Запретный Остров.

— Чушь! — Герцог Рено громко расхохотался. — Это невозможно! Запретный Остров никто и никогда не сможет завоевать!

— Королева Абигейл, видимо, придерживается иного мнения, — заметила Кириена. — Кстати, а что это за Запретный Остров?

Герцог Рено печально усмехнулся. Если учесть, что на его шее крепился шипастый «Кровавый воротничок» (любимая пытка приснопамятной королевы Филодоры Благочестивой), то понятно, почему в герцогской улыбке было больше печали, чем иронии.

— Запретный Остров — это сказка, — произнес герцог Рено. — Всеобщая несбыточная мечта. Обетованная земля. Мечта поэта. Греза влюбленного. Опора нищего. И прочее в этом же духе.

— А подробнее? — вклинилась настырная Кириена. Сейчас она уже не смотрела на герцога враждебными глазами. Словно и не сцепились они в бешеной схватке. Словно не проклинали друг друга тайком.

Неволя объединяет…

— Подробнее? — Герцог задумался. — Этот Остров существует и в то же время он — вымысел. Потому что никто и никогда не мог на него высадиться. Никто из этого мира. Существует легенда, что однажды к берегам этого острова подошел неизвестный корабль и высадил прекрасного отрока лет десяти-двенадцати, который стал Повелителем Острова. А потом — но это тоже совершенная выдумка — упомянутый корабль развеялся как туман.

— И что, на этом удивительном Острове живет двенадцатилетний мальчик? Один? — удивился Уильям, не слыхавший раньше этой легенды.

— Не знаю, — усмехнулся герцог Рено. — Я ведь там не был. И о судьбе мальчика не осведомлен. Впрочем, существует еще масса легенд, повествующих о том, как сей отрок поселил на Запретном Острове своих родителей — в легендах их называют Создающий миры и Ведающая тайны. Они, считающиеся почти богами, и наложили на Остров запрет: никто с помыслами вражды, лжи, коварства и обогащения не сможет ступить на землю этого Острова. Правда, это только подстегнуло людское любопытство, и к Острову вседневно валят на каррах, бригавеллах и шлюпах различные паломники: помолиться и проверить чистоту помыслов. Но еще ни у кого помыслы не оказались достаточно чистыми, для того чтобы ступить на песок Острова или хотя бы подплыть к нему вплотную сквозь пелену светящегося тумана.

— Выходит, и Абигейл его не завоюет, — резонно заметил советник Атасс. — И, значит, она безо всякой выгоды продала свое королевство. Я всегда говорил: бабы — дуры.

— Благодарим, мессер Атасс. Мы это учтем. И как бабы, и как дуры.

— К находящимся здесь дамам мои слова не относятся! — быстро нашелся хитрый советник.

— Сколько времени мы уже находимся здесь? — неожиданно спросил герцог Рено.

— Судя по тому, как ноют мои мускулы, — не меньше тысячи лет, — попробовал пошутить висящий на дыбе Гогейтис.

— И все-таки, — настойчиво добивался ответа герцог.

— Тарсийские Ночи наступают через шесть с небольшим часов, — ответил Гогейтис, скосив глаза куда-то себе под мышку. — Со мной мой время-измеритель. Весьма точный, если не отваливаются стрелки.

— Значит, нам нужно продержаться эти шесть часов, — заявил герцог.

— Ну, допустим, продержимся. Допустим, нас даже пытать не придут. И что?

— Тарсийские Ночи наступают с момента, когда раскроется первый бутон элриса.

— Я понял, — неожиданно поднял голову задремавший было советник Атасс. — Я читал об этом. Как хорошо уметь читать, гламур меня подери! С несправедливо заключенных узников спадают все оковы, едва зацветет элрис, — вот что было написано в древнем свитке, посвященном цветоводству и озеленению дворцов! А мы с вами — именно несправедливо заключенные узники. Так, герцог Рено?

— Так.

— Но, даже если мы отсюда и выйдем, попирая оковы и запоры — извиняюсь, пусть дамы не подумают плохого! — это не означает, что во дворце нам будут рады и охрана нас не схватит, — продолжал стратег в железных сапогах.

— Это смотря как идти, — прежним тоном, свидетельствующим о глубоких и плодотворных размышлениях, сказал герцог Рено. — Насколько я помню, из этой пыточной имеется тайный подземный ход. Вряд ли его засыпали, он проходит под всем дворцом…

— И куда ведет?

— К Тарре.

— К реке? Но это, прах меня побери, весьма неблизкий путь! И потом, чего мы добьемся, если окажемся за стенами дворца?

— А я и не говорил, что нам нужно идти к реке.

— В таком случае объяснитесь, советник Рено.

— Не премину, советник Атасс. Есть еще один путь. В твою дворцовую лабораторию, Уильям.

— Разве она цела?

— Да. Когда твой опыт с Окнами столь благополучно удался (слабый кивок в сторону Карины и Кириены), я приказал восстановить лабораторию так, как было при тебе.

— Но зачем?

Герцог вздохнул:

— На всякий случай. Видишь ли, Уильям, я политик. Но это не значит, что я окончательный и бесповоротный мерзавец с куском королевского едра вместо сердца. Как политик, я понимал, что присутствие во дворце копии королевы Абигейл необходимо и продиктовано серьезными — да, весьма серьезными и важными — внутриполитическими соображениями…

— Короче, герцог! — выпукнул-таки Атасс.

— Потише, советник! Рас… кричались тут. Как политик, я не имел права никого жалеть. Но как человек… Когда нам объявили войну, я впервые подумал о том, что Кириена Суорд и Карина Свердлова не заслуживают смерти или позорной участи военнопленных. Для этого и нужна лаборатория. Чтобы доказать себе, что ты не хладнокровный негодяй, использующий людей по своему усмотрению.

— Кажется, я начинаю понимать, — пробормотал Уильям Магнус Гогейтис.

— Да. — Герцог попытался размять затекшую шею, но «Кровавый воротничок» только сильнее сдавил ее, от чего Главный Советник некоторое время молчал, приходя в себя. — Да, Уильям. Тарсийское Ожерелье рассыпано. Настоящая королева вернулась и оказалась предательницей собственного народа. Вокруг одни враги. Все идет к весьма печальному итогу. Поэтому мы, как порядочные люди, обязаны возвратить наших прелестных дам в их миры. Дабы они избегли смерти и позора.

— А вы уверены, что мы хотим возвращаться, герцог? — высоким напряженным голосом поинтересовалась Карина. Кириена ей поддакнула.

— Я уверен лишь в одном: здесь вам будет хуже, чем там. И я себе этого не прощу.

— Как вы можете решать за нас, где нам лучше или хуже?! — возмутилась Карина. — Что вы знаете о наших прошлых жизнях! Да если уж о том пошла речь, я нигде не была так счастлива, как здесь!

— В пыточной? — сыронизировал герцог.

— Не обязательно! Везде! В вашем замке, в садах и лесах Ожерелья и даже во дворце королевы! Потому что я люблю и любима! Потому что даже тогда, когда Абигейл схватила меня, я была уверена: мой возлюбленный будет рядом и спасет меня или погибнет со мной!

— Это так, Кариночка! — Уильям от счастья вовсе позабыл, что висит на дыбе. — Я с тобой, любимая!

— Я не вернусь в тот мир, — твердо сказала Карина. — Там наверняка уже никто и не помнит обо мне, стриптизерше во второсортном клубе. А здесь… Да, здесь я была почти королевой! За такое приключение можно пожертвовать жизнью. Кириена, я права?

— Совершенно. — Кириена смотрела на герцога пронзительным взглядом, и голос ее был неестественно твердым. — Пусть я и не обрела здесь счастья быть любимой (быстрый взгляд на герцога Рено), но зато другое счастье у меня есть (быстрый взгляд герцога Рено на Кириену). И это счастье я не променяю на черно-белое спокойствие Монохроммы. Я люблю родину, как любят отца. Но Тарсийское Ожерелье я люблю, как… Просто люблю. И если умирать — то лучше здесь.