Эффект преломления - Диана Удовиченко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Сиди здесь, не вздумай выходить! — и рванул на улицу. Там заорал: — Ван Хельсинг! — отворил ворота и помчался к месту ночевки упыря.
Собаки, учуяв запах нежити, бесшумно неслись впереди. Ван коротко рыкнул в темноте, ему ответил яростный звериный вопль. Судя по звукам, пес вступил с кем-то в схватку. К нему на помощь рванулись Синг и Хель.
Когда я подбежал к дереву, вокруг него уже катался воющий многолапый клубок.
Чонг балансировал на макушке дерева, помогая себе крыльями, и отбивался сразу от трех тварей. Черноволосые упырицы, задрав до бедер белые платья, с разбегу карабкались по стволу, китаец отшвыривал их вниз пинками. Девицы ловко приземлялись на все четыре конечности и начинали штурм снова. Заметив меня, одна из девиц разразилась злобным мявом, спрыгнула на землю, встала на четвереньки, выгнула спину и двинулась навстречу, на ходу преображаясь в огромную кошку.
— Наконец-то, бьять Вонюська! — выкрикнул киан-ши. — Не прошло и полгода!
— Чем ты недоволен, Казанова? — спросил я, прицеливаясь из кольта. — Целых три красивых бабы!
Серебряная пуля проделала дыру в голове девицы. Та упала на бок, подрыгала лапами и издохла. Чонг, окончательно приняв боевую ипостась, прыгнул на вторую упырицу, сбил на землю, придавил лапами. Вампирша дико выла, кусалась и царапала когтями живот киан-ши. Китаец мужественно переносил неприятность. Эффектным движением размахнулся, вонзил лапу в грудную клетку девицы, вырвал сердце, раздавил его и отшвырнул прочь. Упырица издохла, а Чонг тут же побежал за последней противницей, на ходу придерживая вываливающиеся из брюшины кишки.
Я решил помочь киан-ши, прицелился из кольта, но так и не нажал на спуск. Вампиры принялись носиться вокруг ствола дерева, причем с такой скоростью, что превратились в единый черно-белый вихрь, и я боялся попасть в Чонга. Можно было бы полить этот смерч святой водой да прочитать молитву, но это бы точно угробило обоих. Я б, конечно, их не жалел, но отец Константин расстроился бы из-за нарушения договора.
Дождь на мгновение прекратился, из-за туч выглянула полная луна. Вихрь внезапно остановился, девка, сделав плавное движение, словно истончилась в воздухе, превратилась в лучик и втянулась в лунный свет. Тут же тучи снова сомкнулись и полили нас дождиком.
К моим ногам подкатился рычащий клубок, распался, и я увидел израненного Вана, который висел на горле упырицы, осторожно перебирая челюстями, как бы пережевывая плоть. Хель, вся в чужой крови, вгрызалась в живот твари, а Синг деловито переедал сухожилия правой ноги. Покойный Харитонов отлично натаскал собачек. Вампирша была жива, но обессилена.
— Хорошие ребята, — сказал я, пуская ей пулю в лоб. — Молодцы!
Собаки вяло подергали хвостами, но продолжили терзать мертвую упырицу. Я не стал их оттаскивать. В конце концов, псы заслужили этот праздник.
Достал ампулу со святой водой, вылил ее на раны Вана и прошептал молитву. Собаки, оторвавшись от дохлой упырицы, двинулись на Чонга. Тот благоразумно взлетел на дерево, уселся на нижней ветке и принялся дразнить псов, размахивая ногой. Но питы бесноваться не собирались, чинно расселись под деревом, задрали морды, следя за каждым движением киан-ши. Они пребывали в твердом убеждении, что рано или поздно нежить сделает неверное движение и свалится им в пасти.
Упырь разочарованно вздохнул, указал на распростертое тело крупной кошки, проговорил:
— Вот тебе и бином Ньютона. Как раньше не догадались?
Я кивнул. Дети Черной кошки, могущественный венгерский клан Эржебеты Батори, вот с кем мы имеем дело. Действительно, можно было и сообразить. Кто еще, кроме Кровавой графини, любил молодость и красоту настолько, чтобы сделать их своим бизнесом?
Из истории рода Батори
Замок Чахтице, май — июль 1610 года от Рождества Христова
— Дарволия, не умирай, — просила Эржебета.
Неделю назад мольфарка слегла. Не ела ничего, чахла, таяла на глазах. Графиня никого не подпускала к колдунье, сама ухаживала за нею. Подносила воду, поила собственноручно сваренными зельями, ночами не спала, приподнимала и держала больную, когда та заходилась в тяжелом кашле.
Только ничего не помогало. Дарволия медленно отходила. Черные кошки сидели под дверьми ее комнаты, человеческие глаза их были полны слез. Черный человек, спрятавшись в углу, ждал только полнолуния, чтобы забрать мольфарку.
— Колдунья она, потому и не может душа ее вырваться из тела, — говорила Агнешка.
— Сколько ж ей помирать? — удивилась Пирошка.
— Вот пока силу свою темную не передаст, не помрет. А и когда передаст, хорошо бы крышу разобрать, чтоб душа под нею не осталась.
— Как же в замке крышу разобрать? — всплеснула руками Пирошка.
— Никак. Оттого замки и полны призраками, — отвечала Агнешка.
— А кому колдунья силу-то передаст? — шепнула Пирошка.
— Ты, Пироша, глупая совсем? — Агнешка постучала себя по голове. — Знамо кому: графиньке нашей!
Однажды Дарволия очнулась.
— Ухожу я, госпожа, — задыхаясь, едва слышно проговорила она.
— Пожалуйста! — заплакала Эржебета.
— Круг… размыкается. Скоро совершится предопределенное.
— Все, кого я люблю, уходят, — прошептала графиня. — Миклош, Ференц, Урсула, теперь ты… Когда же моя очередь?
— Через четыре года, госпожа. Еще четыре года тебе терпеть… — угасающим голосом говорила Дарволия. — Всех схоронишь, разомкнешь круг, тогда уйдешь. А и после смерти не будет тебе покоя…
— Почему, Дарволия? Почему я?..
— Что на роду написано, добрая моя госпожа… Его отметина на человеческой душе — тяжкая ноша.
Эржебета зарыдала в голос:
— Но как же я без тебя, Дарволия? Как мне справляться? Страшно…
— Делай все, как я учила, госпожа. И следи за Чахтице. Теперь ты его хранительница.
— А если прекратить все?..
— Уже поздно, госпожа. Круг размыкается, Он идет за тобою. Раньше надо было. Теперь только ждать… Большая жертва ему нужна, очень большая. А что делать, я скажу… Наклонись ко мне…
Эржебета склонилась к лицу Дарволии, колдунья долго что-то шептала графине на ухо. Потом без сил откинулась на подушки и впала в беспамятство. Черный человек вышел из угла, навис над Дарволией. Мольфарка бредила, бормотала бессвязное. К утру она умерла.
С тех пор Эржебета стала сама не своя. Все металась по замку, прислушивалась к чему-то, присматривалась. «Большая жертва», — день и ночь звучали в ее сознании предсмертные слова Дарволии. Ему нужна большая жертва. Эржебета знает, что делать…
Слуги боялись попадаться ей на глаза — так страшен, так безумен был взгляд графини. Лишь сын Пал, единственный из детей, кто остался при Эржебете, нисколько не боялся ни взгляда ее, ни приступов бешенства, все чаще находивших на мать.
В замке снова стали пропадать девушки. Первой исчезла не служанка, девица из родовитой семьи — Агнесса Ракоци. С недавних пор среди высшей знати стало модным заводить в замке собственный маленький двор, копию венского двора. Эржебета не стала исключением, графине Надашди-Батори неприлично жить без фрейлин. Вот и съехались в Чахтице юные красавицы из хороших семей со всей Венгрии.
Только не на добро попали они в замок Кровавой графини. Фрейлины с первого дня страшились вспыльчивого нрава, дикого черного взгляда Эржебеты, ее манеры наказывать за мелкие провинности звонкой пощечиной.
Белокурая хрупкая Агнесса Ракоци боялась графини как огня, каждый вечер плакала, писала родителям письма, умоляя забрать ее домой. Неудивительно, что она стала первой жертвой неукротимого гнева Эржебеты.
— Глянь-ка, даже знатных барышень не побоялась тронуть, — удивлялась Пирошка.
— А чего ей бояться, ее Ердег охраняет, — отвечала Агнешка.
Две ночи из подвала доносились мучительные вопли: Агнесса Ракоци умирала под раскаленными щипцами. Графиня, уставшая, медлительная, как пиявка, насосавшаяся крови, выползала от нее только под утро. Днем она не выходила из своих комнат, а вечером сразу направлялась в подвал, и на ее безумное лицо было страшно смотреть.
На третью ночь исчезла смешливая высокая Изабелла Бетлен. На пятую — черноволосая Тереза Вереш. Оставшихся девиц охватил ужас. Больше не слышно было в замке девичьего смеха, фрейлины сидели по своим покоям, молясь, чтобы их не затронули зверства графини.
Молитвы не помогли. Пропала Маргарета Саларди, за нею Эдита Чомбор, потом Фелисия Баттяни…
А спустя две ночи после исчезновения Фелисии горбун Фицко вытащил из подвала шесть окровавленных свертков, вместе с лакеями погрузил их на телегу и увез в сторону леса.
Впервые за много дней Эржебета вышла из своих покоев не вечером, а ранним утром. Прекрасное лицо ее было спокойно и умиротворенно, взгляд холоден, движения уверенны. Вместе с Йо Илоной и Фицко графиня поехала в ближайшую деревню. Вернулась — еще холоднее, еще равнодушнее. По ее приказу замковые работники отправились в лес, и застучали там топоры, завизжали пилы. Вскоре на лесной поляне вырос длинный одноэтажный дом. В нем установили алхимические печи, туда же перетащили котлы из подвала, клещи, щипцы и прочие пыточные инструменты.