Чистилище - Захар Петров

Нет, Вера не приписывала победу себе. Наоборот, после маленькой войны в окрестностях Партизанской она по-настоящему зауважала тех, кто до этого для неё были не больше, чем соперниками в спаррингах. Она видела силу каждого из них, и уже чувствовала, что намертво впаялась в этот монолит пятёрки Зозона. Здесь было всё просто и правильно! Никаких сопливых религиозных баек, никаких дымчатых диггерских философий, никаких многословных рассуждений. Просто их работа – битва со Злом. И свою работу они делали хорошо и без лишних слов. И Вера шла с этими людьми в Урочище – в их дом, который стал её домом. И ей, как и всем нормальным людям, хотелось быстрее вернуться домой.

И всё же, какая-то мысль, вернее тень мысли, изредка высовывалась из отдалённого уголка Вериного подсознания. Какие-то нечеткие образы, не вписывавшиеся в простую и понятную схему жизни, наконец-то выстроившуюся в Вериной голове. Какие-то сомнения… но даже не понятно в чём именно. Вера пыталась ухватить их, чтобы расчленить и уничтожить, но они, ловко вильнув, бесследно исчезали в лабиринтах сознания, чтобы через какое-то время почти незаметно промелькнуть снова. И всё же эти призрачные букашки не могли нарушить ровную тональность Вериных мыслей.

Командир пятёрки после каждой операции составлял рапорт об её выполнении. Рапорт становился государственным секретом, и даже члены пятёрки не имели право знать его содержание. Известно было одно, что командир не только подробно, чуть ли не поминутно, излагал ход операции, но и до малейших деталей описывал поведение и действия каждого из подчинённых. Рапорт перед отправкой в штаб изучал командир спецназа. Наград и благодарностей здесь никто не раздавал. Задание было или выполнено или не выполнено – третьего не дано. Командир спецназа, на общих построениях несколько раз встречался глазами с Верой, при этом едва заметно хмурил брови и тут же отводил взгляд. И стало уже очевидным, что после прочтения того таинственного Зозоновского рапорта она перестала быть для него пустым местом, поднявшись до уровня «слабого звена».

По возвращении в Урочище было всё так, как и до ухода – тренировки, тренировки, тренировки. Иногда задания. Пока что ничего серьёзного; ничего настолько опасного, как их поход на Партизанскую. Спецназовские группы уходили навести порядок на такой-то станции; сделать превентивную чистку на такой-то; содействовать следователю в исполнении приговора в таком-то поселении; сопроводить туда-то такой-то секретный груз… И Вере нравилась рутина обычных спецназовских будней. И так незаметно проходили месяцы и годы.

Для рядовых убров, в отличии от их командиров, обсуждение операций было делом обычным и даже любимым. Собираясь по вечерам за кружкой браги, они по многу раз обговаривали последние и давние походы, схватки, зачистки. Через пару дней после того первого задания на Партизанской, поздно вечером, пробегая мимо столовки в казарму, Вера случайно услышала разговор подвыпившего Фойера:

- … и тут мы забегаем в их контору, лесников этих… А Стрелка наша рубится уже во всю. Прикинь, сама возле их стоек со зброей стоит и машет этими пилами своими, кромсает лесников на фарш. Ну, думаю, девка ещё та! Не знаю, Сплий, чё ты там про баб базаришь. А я со Стрелкой куда хош пойду: хоть брюхо змеям массажировать, хоть по Поверхности топтаться. Наша она! Воин!

Вера почти забыла своё диггерское прозвище – Стрела. В первые день она представилась Стрелой, но никто её так не называл. Да и вообще, кажется, её здесь никто никак не называл. Впрочем, и называть-то её как-то, особой необходимости не было. На тренировках: «боец», «рядовой». А вне тренировок она почти ни с кем не общалась. И вот она, кажется, заслужила себе кличку. Только в спецназе её почему-то называли не Стрелой, а Стрелкой.

В пятёрке Вера действительно стала «своей». Фойер своё дружеское отношение к Вере демонстрировал совершенно открыто. Он по-возможности постоянно ей что-то рассказывал, у неё что-то расспрашивал, шутил, не обращая никакого внимание на замкнутость и отстранённость девушки, её демонстративное безразличие к болтовне старого воина и игнорирование его вопросов.

Паук держался в стороне от Веры, давая понять, что он не забывает, каков он. Если они случайно встречались глазами, мутант виновато тупил взор. Но когда Вера обращалась к нему с просьбой или вопросом, глаза Паука загорались. Совершенно обычные человеческие глаза – живые, пытливые. Последнее время по вечерам Вера часто уходила с Пауком в туннель. Она просила Паука спарринговать с нею, используя все руки. Мутант сначала доставал из-за спины лишние руки неохотно. Он понимал, что это всего лишь преимущество в бою, и уродство в обычной жизни. Но со временем Паук понял, что для Стрелки он - всего лишь необычный, сложный тренажёр. И ещё хороший воин в бою. Не больше, не меньше. Он хотел бы стать для Веры другом, или хотя бы собеседником. Но нет! Отспарринговав, Вера безразлично отворачивалась и уходила в казарму, так и не проронив не слова. Свернув за спиной дополнительные руки, он опускал голову, и молча шёл за Стрелкой. Со своей долей он уже давно смирился, и стоит ли ожидать чего-то лучшего! И пусть она и дальше не замечает, что Паук спаррингует не в полную силу. Уже на первых секундах любого боя, он с помощью дополнительных рук мог бы лишить её подвижности и провести болевой. Паук не хотел этого делать. Ему не хотелось прекращать эти красивые ловкие движение сильного молодого тела. Ему хотелось беспрерывно смотреть на это несимпатичное, но такое живое и выразительное лицо девушки. Паук не допускал себе и мысли думать о Стрелке, как о женщине. Просто внутри его теплилась робкая радость от того, что у него есть возможность иногда быть рядом и скрыто заботится об этом человечке.

Только Лис, по крайней мере внешне, демонстрировал свою неприязнь к Вере. Может быть из-за того, что он был лучшим другом Солопа, когда-то опозоренного новобранкой? Или виновата в этом была банальная зависть из-за удачи Веры в бою с лесниками? Ведь до сих пор Лис считался лучшим воином в их пятёрке, после Зозона. Он и сейчас оставался лучшим воином – в учебном бою он не оставлял Вере никаких шансов. Причём он не просто побеждал Веру, а старался сделать это с предельным глумлением. Вопреки тактике рукопашного боя, он смотрел Вере прямо в глаза. С красивого лица Лиса не сходила презрительная улыбка. Если Вера доставала соперника, он тут же парировал серией мощных ударов. Если Вера падала, он норовил прижать её к полу ногой; если оборачивалась спиной – издевательски толкал её ногой ниже пояса. Если она оправлялась от очередного удара, с деланным сочувствием цокал языком и качал головой, всё также высокомерно улыбаясь. Было видно, что Фойер и Паук не одобряют Лиса. Возможно, в отсутствии Веры они с ним об этом говорили. Но обвинить его было не в чем – дрался он по правилам и свою соперницу не травмировал. Видя происходящее, Зозон, когда вёл тренировки, никогда не сводил Веру в спаррингах с Лисом.