Тайной владеет пеон - Рафаэль Михайлов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Остановись! — сказал Карлос. — Кроме того, во времена карлика Убико ты поднес к его носу на Пласа де Торо рапиру и врывался со мной во дворец, когда мы выгоняли карлика из страны.
— Тогда я был моложе и экспансивнее, — засмеялся Габриэль. — Сейчас моего пыла хватает только на быков.
— А ночные уроки? — поймал его Карлос.
Габриэль сжал губы.
— Дон Карлос, я тебя люблю. Но остерегись задеть меня. Я колю без промаха.
— Кого? Быков?
Габриэль рассмеялся:
— Случается, что и людей. Так что же ты хочешь?
— Я хочу, чтобы два наших подпольных центра слились в один, Габриэль Эспада. Я хочу, чтобы наши удары стали острее и страшнее, Габриэль Эспада. И я хочу, чтобы в первой же операции, которая всколыхнет всю столицу, ваши и наши люди работали плечом к плечу, Габриэль Эспада.
— У меня нет ни центра, ни людей. А что это за операция?
— Молочная реклама, — засмеялся Карлос.
А теперь перевернем лист календаря и перенесемся из скромного домика антиквара в богатую приемную президентского дворца. На прием к президенту записаны министры, офицеры армии, видные коммерсанты, но секретарь никого не впускает.
— Сеньор президент ожидает чрезвычайного и полномочного посла.
И не надо добавлять — какого. Если прием закрыт, — значит, едет посол США.
Джон Перифуа, получивший за свое вытянутое книзу лицо и за манеру поведения в странах, в которых он представлял США, кличку Оглобля, входит в сопровождении представителя Юнайтед фрут компани — Пирри Клайда. Оба деловиты и сосредоточены, президент любезен и растерян.
Разговор, конечно, ведется на английском языке, который Армас объявил, наряду с испанским, официальным языком Гватемалы.
После взаимного обмена приветствиями Пирри Клайд приступил к делу:
— Мы ценим доброе отношение президента Армаса, его понимание интересов компании и ее цивилизаторского вклада в развитие экономики Гватемалы.
«Мог бы короче, — думает в это время посол. — Мог бы швырнуть ему: «Вы получили от нас миллион долларов на Операцию Вторжения».
— Но за добрым отношением, — улыбается Пирри Клайд, — чересчур медленно следуют добрые дела.
«Я бы сказал напрямик, — про себя комментирует посол: — «Не желаешь слететь с кресла, хватайся за подлокотник».
Затем Пирри Клайд предлагает президенту проект нового договора с ЮФКО. Чтобы возместить компании ущерб, нанесенный реформой, новое правительство возвращает ей 240 тысяч акров плодородной земли, из которых примерно седьмую часть, — в этом месте Клайд замялся, — компания добровольно жертвует правительству, так сказать, для умиротворения недовольных... В дальнейшем компания намерена уплачивать правительству за каждую вывезенную связку бананов налог в два цента.
— Мистер Клайд. — Армас пытается унять дрожание собственного голоса. — Я могу отвечать за себя, но мои министры... Два цента! А средняя связка американского сорта весит восемьдесят восемь фунтов.
— В Гватемале мы срезаем, как правило, связки английского сорта, — замечает Клайд. — Считайте их по шестьдесят фунтов.
Старая уловка компании: из Гватемалы она вывозит главным образом крупные бананы американского сорта, более же мелкие и зеленые — английского, — идущие в Европу, составляют небольшой процент вывоза. Но предлагать стране два цента даже за «английскую» связку, получая с нее доход в двести раз больше, — это откровенная наглость.
Президент скорбным взглядом просит пощады у посла. Мистер Оглобля миролюбиво замечает:
— Не стоит нервничать из-за этой безделицы, мой дорогой президент. Возьмите у нас заем и заткните глотку своим противникам.
Кастильо Армас приветливо улыбается:
— Мистер Клайд. Мы сделаем, что можем. Я обещаю вам в недалеком будущем…
— С друзьями не принято тянуть, — замечает Клайд. — Когда нас попросили о помощи...
— Хорошо. К новому году! — воскликнул Армас, лихорадочно соображая, успеет ли он сколотить новый парламент. — Тем приятнее будет в новогоднюю ночь чокнуться хрустальными бокалами...
— Кстати о бокалах, — с досадой оказал посол. Наши люди слышали, как в одном кабачке пили за здоровье Кондора. Кажется, вы уверяли нас, что он загнан.
— Это дело поручено полковнику Чако. Я жду его каждый час.
— Отлично. А как вы себя чувствуете после волнений в столице?
— Они были последними, мистер Перифуа. У нас хватит выдержки и тюрем.
В приемной послышались громкие, возбужденные голоса. Вошел секретарь, извинившись перед посетителями, тихо зашептался с президентом; получил указания и вышел. Армас изменился в лице и стал подкручивать усы.
— Сущая ерунда, — заметил он, избегая взгляда посла. — Несколько уличных мальчишек сделали дурацкие надписи на фургонах с молоком. Не стоит придавать этому значения. Вся полиция пущена по следу.
Он и сам не заметил, сеньор Армас, как выдал себя с головой. Стоило ли всю полицию пускать по следу «нескольких уличных мальчишек»?
Президент и посол подошли к большому окну. Пирри Клайд из деликатности остался в кресле. Прямо против себя Кастильо Армас увидел прикрепленный к фургону огромный плакат: из молочного бидона, который поддерживал он сам — его усы, его тулья! — широкой рекой лилось молоко; и в реке, окрашенной кровью, барахтались и пытались выбраться пеон, чиклерос и индианка, грозящие президенту кулаками. «К черту молочные реки сеньора президента!» — гласила надпись.
А цифры, цифры! Все, что он считал секретным, все, что хранил в своем сейфе, не доверяя даже министрам, выливалось из бидона вместе с широкими молочными струями — на всеобщее обозрение:
«1 миллион долларов вручила Ла Фрутера под расписку Армасу на интервенцию».
«1000 палачей-эмигрантов приволочились с Армасом и 5000 наемников!»
«2000 честных гватемальцев томятся за решеткой, сотни убиты и ранены, а охота мистера Доллара продолжается».
«120 кофейных плантаций и 107 ферм отобрано на днях у крестьян в пользу королей кофе и подлости».
«100 учителей отправляет Армас на выучку к американским инструкторам. 200 военных советников присылает Пентагон[58] им на смену».
А стихи, стихи! Кто придумал эти чудовищные куплеты?
«Пороховой ворвался дымК нам с гондурасской пылью...Мы отвергаем ваш режим,Любезный дон Кастильо».
Или не всех еще поэтов он отправил в концлагери?
Молочная фирма не поскупилась на расходы, когда группа молодых художников предложила свои услуги для рекламирования ее продукции. Плакатисты потрудились с огоньком, с размахом. Представители фирмы не усмотрели ничего опасного в крупных бидонах с молоком, к которым только в последнюю минуту были приклеены ухарские фигуры президента. В надписи не очень вчитывались, — тем более, что первые строки действительно рекламировали молочную продукцию фирмы.
Жители столицы собирались на перекрестках у замерших фургонов (шоферы и погонщики, их доставившие, давно скрылись); кто-нибудь выходил к плакату и под смех толпы зачитывал:
«Пейте молоко из молочных рек президента! Дает резкое прибавление красных кровяных шариков!»
«Покупайте любимые продукты Армаса: сыр со слезой! Сыр со слезой! Сливки, взбитые полицией!..»
В магазинах, кафе, закусочных продавцы, отпуская товар, вполголоса напевали:
Мы променяем сотню базНа вкусную тортилью.Мы отвергаем лично вас,Любезный дон Кастильо!
В этот вечер Роб и Габриэль пришли домой удивительно рано.
— Твои продавцы молоком здорово поработали, — сказал Габриэль.
— Твои всадники тоже, — лукаво отозвался Роб. — Оказывается, правая рука тореро не только оболтусов в салонах обучает.
— Былая слава обязывает, — захохотал Габриэль и оглянулся: но койка Андреса пустовала. — Эх, жаль, нет нашего студента! Славно повеселились бы.
А студент в эту минуту отвечал перед судом своих товарищей.
19. НАМ НУЖЕН „КОНДОР"
Тот, кто решил бы, что тайный шеф полиции Бер Линарес раздумывает над шахматной задачей, наверняка бы ошибся. Правда, перед советником президента лежало расчерченное на равные квадраты поле, очень схожее с шахматной доской. Но шеф полиции готовил ловушку не для черного короля, а для сотен жителей города.
Гватемала — город квадратов, точно пересекающихся под прямым углом продольных и поперечных улиц — авенид и кальес. Эта старая испанская планировка была завезена завоевателями и напоминает гватемальцам о бурной истории страны. Красные стрелки на карте Линареса расходились от казарм и полицейского агентства, оцепляли целые кварталы, врывались в частные дома, магазины, учреждения. На ноги была поставлена вся полиция и армейские подразделения. Президент заявил, что молочная реклама не должна остаться безнаказанной.