Н.А.Львов - А. Глумов

Эта пьеса - едкая, хлесткая сатира на «олимпийское» общество, площадное гаерство ярмарочного паяца. Оно недаром названо «игрищем» с ироническим ярлыком «героическое»!

Несмотря на некоторые длинноты, пьеса как сатирическое произведение принадлежит к лучшим творениям Львова. Он мастерски обличает высшие круги, задевая даже Екатерину. При этом автор противопоставляет светскому обществу образ Париса, русского пастушка, честного, проницательного. Достаточно взглянуть на иллюстрации Львова к «Парисову суду», чтобы понять гротесковый стиль его «театрального памфлета».

«Парисов суд» примыкает к возникшему в России в конце XVIII века литературному жанру «ирои-комической поэмы», хотя и написан в драматической форме. Он несет в себе явные черты «перелицованного» «ирои-комического» жанра, перенесенного в комическую оперу. Других подобных произведений в театроведении не отмечено.

В «Парисовом суде» сказалось влияние Капниста, о чем свидетельствует и самый текст произведения Львова, но главное - его «предисловие».

Значительность «Парисова суда» - своеобразной комической оперы - и отсутствие каких бы то ни было публикаций заставляет вкратце рассказать ее содержание и привести наиболее характерные цитаты.

«Героическое игрище» Львов предварил своего рода посвящением:

«Брату Василью Васильевичу, творцу Ябеды

Рапорт и приношение

В силу вашего веленья

Учинил я исполненье

И при сем вам подношу:

Обыденную проказу

Суд Парисов по заказу.

Земно, государь, прошу

Помянутое творенье

Взять в свое благоволенье

И решенье учинить

Ябедой своей покрыть.

...А доколе не решится

Ябеде повинен суд,

Униженно поклонится

с приписью подьячий

Сочинитель Ванька-ямщик».

Этой подписью «ямщика» он как бы связывал «героическое игрище» с «игрищем невзначай» «(Ямщики па подставе») и подчеркивал, что «Парисов суд» создан как народное игрище ца ярмарках и площадях. Упоминание «Ябеды» Капниста красноречиво свидетельствует о единстве идейных позиций двух авторов.

Начало - музыкальное вступление - охарактеризовано сочинителем как намерение создать в спектакле именно народное игрище: «Военная симфония пересекается словами и песнею Париса, который под дубом ковыряет лапти, кнут за поясом и котомка за плечами.

Парис (вслушиваясь в военную музыку): Ори, ори, наши ребята, ори:

Песня

Ох! вы братцы дорогие,

Вы, Приямочки родные,

Перестаньте воевать,

Право, вам не сдобровать.

(Симфония возобновляется, трубы, литавры.)

Все б вам бубны да цевницы.

Шишаки да палаши,

А полей хоть не паши:

Были б кони, колесницы...

Право, вам не сдобровать,

Лапти лучше ковырять.

(Симфония на рогах изображает звериную ловлю.)

Ату его! - погнали!

Парис: Спасибо, ребята, да что и впрямь поле не вытопчут для того, что не посеяно.

(Музыка продолжает пляску.)

Ого, ого, го, го, го, ату его!

(Парис, ходя по театру, хлопает кнутом.)»

Здесь явный сатирический выпад против бесконечных войн, намек на пристрастие высших кругов к пышным празднествам, к охотам с потравою всходов на полях и горькое признание в том, что поля нечем засеять.

Следует «ария»; непосредственно за ней ремарка: «Симфония изображает бурю». Гром, молния, из облаков опускается Меркурий, одетый, по понятиям Париса, крайне мудрено: «Экой чудак! петухом нарядился, да и петухом-то ощипанным. Плюньте мне в Ипостасью, есть ли это не Олимпийский какой ни на есть франт».

Меркурий поет арию; в ней он излагает предопределенное богами поручение Парису: вручить яблоко прекраснейшей из богинь. Тонкая злая сатира сосредоточена в сцене, когда Меркурий намеревается ввести пастуха в высшее общество богов Олимпа.

«Парис: Да я, сударь, не хочу, не хочу ни за что... Куда ты это меня правишь? в столицу, да еще и ко двору...

Меркурий: Парис, ... путь почести и славы...

Парис: Пускай по нем гуляет, кто хочет. ...Славою овладели шаркуны да форкуны, а пресмыкалы да нахалы и фортуну взяли в крепость; так подить-ко наш брат пастух, хоть бы сто звезд во лбу, хоть бы он 500 волов упас, так и тут...

Меркурий: Тебе не волов пасть надобно, Парис, но людьми править.

Парис: Управишь ты ими!..

Меркурий: Послушай, Парис, на все это есть уловка ... Свет основан на согласии тел, а в том согласии есть одна струпа, которую музыканты называют господствующая квинта, или, так сказать, самая звонкая дудка. Подладь под нее, да не розцк вот и пошло и пошло...

Песня (под аккомпанемент дудки)

...Изволь играть .. И ну шагать!

Пошла потеха!

А тут и шаркуны,

А тут и форкуны,

Вилюны, говоруны,

Верхогляды, подтакалы,

И лестюхи и нахалы,

Картобои, объедалы

Вдруг тебе составят двор;

Только что по отличайся,

С дудкой знатной соглашайся,

Без того и барства вздор».

Парис пытается уклониться от предстоящего суда. Львов, перекликаясь с Капнистом, в монологе Париса обличает современную систему русского судопроизводства.

«Парис: ...пожалуй, перед светом и без вины будешь виноват; зтот стоголовый судья решит дело одним словом и часто без ведома судимаго. А чтобы он как ни на есть не оправдался, так он сообщает ему приговор ... Антон сказал Софрону, а Софрон сказал свинье, свинья сказала борову, а боров всему городу... и когда уже бедняк побит, обрит и заперт, тогда поди, пожалуйся... Батюшка умер, то детям нищим скажут: отец ваш пострадал невинно, да вы для восстановления добраго о нем мнения не говорите, что он был обрит, а скажите просто, что плешив родился. Впрочем, ежели бы почтенный старик здравствовал, великодушные жрецы Фемиды не отреклися бы, право, купить на свой счет и парик ему. Я благодарен за великодушие и лучше хочу остаться при своей гриве, которую и впрямь очистят. О! великое дело: держатся во славе и клейменой плут и судья и шут».