Индия: беспредельная мудрость - Маргарита Альбедиль

Это не простое положение со знанием отчасти проясняет метафора безвидного света, который незримо пронизывает все бесконечное пространство и который можно увидеть лишь в том случае, когда сброшены все оковы или пелены. В религиозных учениях Индии вообще ярко присутствует мистика света, и главная ее идея состоит в представлении о его творящей силе: «Свет, который сияет над этим небом, над всем, над каждым в непревзойденных, высших мирах, поистине, он и есть тот свет, который находится в этом человеке», – говорится в «Чхандогья-упанишаде».

Ценность такого высшего знания неоспорима, и определяется она прежде всего тем, что оно обязательно ведет к изменению способа человеческого существования, которое понимается как не имеющее пределов духовное совершенствование, что утверждается, например, в «Брихадараньяка-упанишаде»: «Веди меня от небытия к бытию. Веди меня от тьмы к свету. Веди меня от смерти к бессмертию».

Как бы ни называлось это знание: видья – внерациональное, мистическое знание, ведовство, джняна – метафизическое знание, праджня – запредельная мудрость, – оно должно быть знанием высшей реальности, и только этим обусловливается его непреходящая истинная ценность; только такое знание становится желанным. Вачаспатимишра, один из комментаторов «Санкхьякарики» Ишваракришны, начал свой комментарий так: «В этом мире люди слушают только того, кто излагает вещи, знание которых необходимо и желательно. К тем же, кто излагает никому не желанные, никому не нужные учения, люди относятся как к шутам или пастухам, которые хороши в своих занятиях, но невежественны в науках и искусствах».

Итак, в Индии любое истинное знание должно носить сотериологический характер, даже логика. В качестве метафизического знания оно не понимается как обладание какой-либо информацией или как знание о чем-нибудь; нет, оно прежде всего сверхсодержательно и потому полностью невыразимо в словах. Это знание единого, абсолютного, того, что способно изменить сознание, и, как таковое, оно противопоставляется виджняне – знанию о многом, обыденном, разном. Оно же оказывается мерилом для установления ценности всех других вещей и их места в иерархии. Как подметил А. М. Пятигорский, для современного образованного европейца знание всегда есть нечто внешнее по отношению к нему; то, что нужно искать, обнаруживать, достигать и т. д., то есть получать каким-то образом извне, либо снизу, как чернокнижники, либо сверху, от Бога, как дар. Человек поэтому воспринимает себя как оболочку для этого знания, как вместилище, которое может и не выдержать его бремени, сойти с ума и т. п. В индийской же традиции, как, впрочем, и в других восточных, знание получают изнутри; оно хранится в самом человеке.

Илл. 55. Янтра. Раджастан, XVII в.

Кстати, такое понимание знания поясняет, почему деградация человека в духовных восточных традициях мыслится, скажем, не через злоупотребление свободной волей, что было бы нам понятно и привычно, и не по другим сходным причинам, а прежде всего и главным образом через его неведение, то есть через забвение им своей единосущности божественному началу. Оно же, в свою очередь, изначально обусловлено самим космогоническим процессом, отчуждением от абсолюта. Отсюда, кстати, и становится понятным, почему главная задача человека – не спасение, тем более с чьей-либо помощью, а избавление от сансарных уз для восстановления упомянутой единосущности, для освобождения плененного светлого начала, и возможно оно только за счет своих собственных усилий. А решается эта задача наилучшим образом путем достижения или обретения настоящего сокровенного знания. Люди предрасположены к нему неодинаково из-за своих природных различий, но в любом случае достичь это знание можно, переплавив сознание в особой мистерии знания, и медитация – один из детально разработанных путей для этого.

По сути дела, знание становится формой медитации, а медитация – способом получить настоящее знание-переживание. Обобщенно говоря, медитация – служебное средство на пути к конечному просветлению или освобождению из круга рождений и смертей, как бы оно ни называлось. Определяют медитацию и как «благоговейное размышление о высочайших силах универсума»; рассматривают ее и в качестве тренинга, целью которого является интуитивное постижение реальности; есть и другие варианты ее определения.

Избегая специальных терминов, медитацию можно трактовать как выход в измененное состояние сознания или, скорее, как один из способов выхода в бессознательное. Подобных способов преднамеренного вхождения в область бессознательного немало: к ним относятся ритмические упражнения с дыханием, аскеза, отшельничество, ритуально оформленная интимная близость, сновидения, мистический опыт эзотерических школ и, наконец, использование психоделических препаратов, которые с незапамятных времен применялись во многих религиозных системах.

Иногда выход в бессознательное могут вызвать и обычные соматические изменения, например принудительная релаксация, длительные морские путешествия и другие причины. Но интересно отметить другое: каким бы способом не осуществлялся этот выход в измененное состояние сознания, описания проявления бессознательного у разных авторов сходны, как сходна и символика для выражения семантики этого бессознательного. Видимо, в разных религиях и разных традициях они инвариантны, свидетельствуя о единых по своей природе феноменах.

Сам по себе термин «медитация» вносит некоторую аберрацию в понимание этого явления. В европейских языках он происходит от латинского корня, обозначающего главным образом созерцание. Строго говоря, термин «медитация» охватывает три различных понятия, и на Востоке их четко различают: внимательность, сосредоточенность и мудрость. Как отмечал Э. Конзе, внимательность обычно связывают с начальными этапами медитации; сосредоточенность мысли характеризует внутренний покой, а мудрость – это интуиция, суть которой состоит в понимании реальности такой, какова она есть. Развитие мудрости ведет к пробуждению интуиции пустоты; это и есть конечный «пункт» медитации. Термин «медитация» не равнозначен ни внимательности, ни сосредоточенности, ни мудрости, взятым отдельно.

Вообще же, как говорил Дж. Кришнамурти, «ища ответа на вопрос: что есть медитация, – важнее понять самого ищущего, нежели то, что он ищет». Интересно, что сам он уходил от любых определений этого процесса, считая, что медитация «подобна трудноуловимому аромату, ее не обретешь в борьбе и исканиях… Не быть способным к медитации значит лишиться возможности видеть солнечный свет и черноту тени, искрящиеся воды и нежные листья. И как мало людей видят это! Медитации нечего вам предложить, у нее бесполезно просить милостыни, умоляюще сложив руки. Она не спасет вас ни от какой боли. Она делает вещи совершенно ясными и простыми, однако для достижения этой простоты сознание должно освободить себя, безо всяких причин и мотивировок. Вот то, что необходимо для медитации…»

Будем считать, что термин «медитация», понимаемый как созерцание, в этой книге так или иначе объемлет собой все три указанные значения. В самом деле, медитация предполагает хорошо отработанные методы созерцания, позволяющие расширить границы сознания, раздвинуть его шкалу, выходить в измененное состояние сознания, путешествовать в его глубинах, а потом легко и свободно возвращаться в обычное состояние.

Согласно классической йоге, медитация – одно из звеньев восьмеричного пути. Предыдущие стадии – позы, дыхательные упражнения и т. п. – преследуют главным образом цель подготовить адепта к медитации; они нацелены на стирание человеческой обусловленности и на обретение независимости от внешних обстоятельств. В результате йогин становится нечувствительным к любым внешним раздражителям – жаре и холоду, свету и тьме и т. д. Он отрешен от мира, неуязвим и недосягаем для всего суетного; теперь он может погрузиться в себя и исследовать собственные внутренние владения. При правильной концентрации тело его неподвижно, дыхание замедленно, и никакие случайные образы, произвольные ассоциации или капризная память не отвлекают его; внешне он подобен живой статуе. В этом состоянии он способен ощутить тончайшую пульсацию своей внутренней жизни; он может получить, говоря привычным для нас языком, любую сенсорную информацию, любое знание непосредственным путем, через созерцание, не пользуясь для этого органами чувств, и это знание более эффективное, чем обычное, нормальное. «Мудрости йогина открыто все так, как оно существует в действительности», – писал один из комментаторов «Йога-сутр». Он уподобляется чистому, незамутненному зеркалу, которое отражает все без искажений; он способен постичь сущность всех вещей и явлений напрямую.