Одна медицина. Как понимание жизни животных помогает лечить человеческие заболевания - Мэтт Морган
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Глава 16
Треснувшие, но не разбитые
Компании, предлагающие отодвинуть старость или заморозить ваш мозг, редко говорят о психологических аспектах вечной жизни. Даже если бы современная медицина избавила нас от хруста суставов и обвисания кожи, наше психическое здоровье осталось бы по‑прежнему уязвимым. После того как умрут родители, дети, соседи, друзья и враги, ваша вечная жизнь будет похожа на отбывание наказания в одиночной камере. Каждый четвертый из нас сталкивается с психическими расстройствами. Суицид – главная причина смерти молодых женщин и мужчин в возрасте 20–35 лет в Великобритании. Вероятно, людям следует меньше бояться рака и задуматься о том, что многие из нас убивают сами себя. Является ли самоубийство уникальным явлением для человека? Неужели Homo sapiens создан для того, чтобы плакать? Может быть, это цена, которую мы платим за интеллект, способность к творчеству и любовь? Способны ли животные осушить наши слезы?
В тот момент, когда Кевин бросился с моста вниз головой, он передумал умирать, но было уже поздно. Он ударился о твердую, как бетон, воду со скоростью 120 км/ч, прыгнув с «Золотых ворот», моста высотой с 25‑этажный дом.
Путь Кевина к самоубийству начался задолго до его появления на свет. Когда Кевину было несколько месяцев, его нашли на грязном матрасе где‑то в трущобах Сан-Франциско. Мальчика поместили в приют, а тяжелая наркозависимость рано унесла жизни его родителей. Хотя ребенка усыновили любящие люди, после семнадцати лет у него все равно возникли проблемы с психическим здоровьем. Наставник Кевина и его образец для подражания, руководитель школьного драматического кружка, покончил с собой выстрелом в голову. Семь месяцев спустя, 25 сентября 2000 года, девятнадцатилетний Кевин, страдавший биполярным расстройством, решил, что смерть – это единственный способ заглушить несмолкающие голоса в голове.
В восьми тысячах километров от Кевина десятилетний Хендрикс тоже прыгнул с моста. Золотистый ретривер присоединился к 5 сотням других собак, перемахнувших через ограждение каменного Овертонского моста, расположенного в зеленой сельской Шотландии. Овертон известен в народе как «мост собачьих самоубийств».
Что общего у этих историй? Почему люди вредят себе, употребляя наркотики, избегая сна и совершая попытки суицида? Могут ли животные залечить наши душевные раны? Мог ли Хендрикс спасти Кевина? Как им удалось выжить, когда, казалось бы, конец неизбежен?
Мой пес Честер бежит на шум, его длинный язык болтается в воздухе. Рыжая шерсть развевается, когда Честер несется по подъездной дорожке, посыпанной гравием. Он прыгает на человека с рюкзаком, виляя хвостом, словно стеклоочистителем. Пес лижет ему лицо, упершись в ноги кудрявыми лапами. Каждый, кто видит эту сцену, подтвердит, что Честер счастлив. Он в восторге. Просто потому, что моя дочь вернулась из школы в очередной будний день.
Нам не нужна МРТ, чтобы доказать, что собаки могут радоваться. Но томограммы свидетельствуют о том, что при воссоединении с хозяевами у собак усиливается активность в тех же участках мозга, которые отвечают за радость у людей. Подобное наблюдается у большинства млекопитающих, начиная с приматов и заканчивая крошечной землеройкой. Является ли печаль неизменным спутником радости? Если да, то могут ли животные помочь людям понять депрессию и справиться с ней?
Джон Дэниел отличался от других мальчиков своего возраста. К трем годам он жил в собственной комнате, был приучен к горшку, ходил в школу, заправлял постель и даже мыл посуду. Ему нравилось, когда его в кроваво‑красном кабриолете возили по улочкам родной английской деревушки. Жизнь Джона складывалась непросто с тех пор, как его родителей застрелили в Африке. Тридцатилетняя Элис Каннингем забрала мальчика к себе и стала растить как родного сына, разрываясь между домом на Слоун‑стрит в Лондоне и загородным коттеджем в Глостершире.
Прекрасно воспитанный Джон Дэниел наслаждался классическими английскими ритуалами, начиная с ужинов с друзьями Элис и заканчивая воскресным чаем со сливками. Он любил выпить виски по вечерам и потягивать холодный сидр на зеленой лужайке возле паба «Старая корона». Этот малыш мог справиться с любым напитком, потому что Джон Дэниел был стокилограммовой африканской равнинной гориллой.
К 1921 году, достигнув четырехлетия, Джон Дэниел стал слишком крупным, чтобы его можно было безопасно содержать дома. Элис скрепя сердце продала его американцу, пообещавшему обеспечить животному достойное содержание. Вместо этого Джон Дэниел стал гастролировать со знаменитым цирком Барнума[76], хоть и не попал в актерский состав фильма Хью Джекмана «Величайший шоумен». Джон Дэниел сильно тосковал по Элис и своим друзьям, и его здоровье резко ухудшилось. Его новые владельцы написали Элис: «Джон Дэниел сильно скучает по вам. Не могли бы вы приехать?»
Элис села на первый же корабль из Ливерпуля в Нью-Йорк. На полпути ей сообщили, что Джон Дэниел скончался от горя.
Существует риск антропоморфизации случаев депрессии и самоубийства животных. Их эмоциональная жизнь может лежать в совершенно иной плоскости. Как понять, что чувствует дельфин, услышавший звуковой сигнал, поданный давно потерянным детенышем? Каково пчелам видеть цветы в ярком ультрафиолете или осьминогу менять цвет в минуту опасности?
Несмотря на ограниченность нашего восприятия, мы должны признать наличие некоторых сходств. Люди, как и другие социальные животные, не созданы для одиночества. Мы эволюционировали племенами, нуждаясь во взаимодействии, совместной жизни и общении. Отсутствие значимых социальных связей, характерное для многих приматов в неволе, провоцирует развитие тех же процессов, что и физическая травма или тяжелое заболевание. В книге Десмонда Морриса «Людской зверинец» говорится о мучительном переходе от прошлой племенной жизни в саванне к современному разрозненному существованию миллионов людей.
«Город, – пишет Моррис, – вовсе не каменные джунгли, а настоящий “людской зверинец”».
Чему мы можем научиться у животных, чтобы облегчить переход от африканских равнин к человеческому зоопарку?
Если бы Честер перестал радостно облизывать каждого члена семьи, кто возвращается домой, мы бы отвезли его к ветеринару, испугавшись, что у него депрессия. Ветеринар задал бы вопросы о его питании, физической активности и занятиях в то время, пока все на работе. Препараты были бы крайней мерой – их бы выписали только после изменения условий содержания Честера. Исторически сложилось так, что человеческие врачи не задавали эти вопросы
