Хеб с ветчиной - Чарльз Буковски

— Конечно, верю.

— Желаю семь футов под килем.

— Знаешь, Чинаски, ты всего лишь недожаренный шницель, — сказал коммунист, встал, стряхнул траву со штанин и ушел…

Я прожил в своей комнатке на Темпел-стрит всего пару дней, когда Джимми Хэтчер разыскал меня. Он пришел ночью и приволок с собой двух приятелей — рабочих с авиационного завода. Одного звали Делмор, другого — Быстроногий.

— А с чего это его так прозвали — «Быстроногий»?

— Дай ему денег, узнаешь.

— Пусть пососет… Как ты нашел меня?

— Твои предки наняли частного сыщика, и он выследил, где ты обитаешь.

— Блядь, они знают, как вытравить радость из человеческой жизни.

— А может быть, они беспокоились?

— Если бы они беспокоились, то послали бы денег.

— Они боятся, что ты пропьешь их.

— И правильно делают…

Все зашли ко мне и расселись, кто на кровать, кто на пол. С собой у них была четверть виски и несколько бумажных стаканчиков. Джимми налил всем.

— Классное у тебя здесь место.

— Еще бы. Если высунуться в окно, видно здание муниципалитета. Быстроногий сидел на ковре. Вдруг он вытянул из кармана колоду карт и посмотрел на меня.

— Ты играешь?

— Каждый день. У тебя крапленые?

— Ты че, охуел?

— Не выражайся, а не то твой скальп будет сушиться у меня на антресолях.

— Да честно, эти карты — чистые!

— Я играю только в покер и очко. Какой потолок?

— Два бакса.

— Сдаем по очереди, — сказал я, бросил на кон четверть доллара, взял колоду и сдал на обычный покер.

Я не любил эти сумасбродные карты, слишком много в них зависело от слепой удачи. Пока я сдавал, Джимми разлил по второй.

— На что ты живешь, Хэнк?

— Пишу курсовики для тупиц.

— Потрясающе.

— Есть немного.

— Эй, парни, — закричал Джим, — я же говорил вам, что он был у нас гений!

— Mry, — промычал Делмор.

Он сидел справа от меня и светил свои карты.

— Четвертак, — заявил он.

Мы все пополнили банк.

— Три карты, — потребовал Делмор.

— Одну, — попросил Джим.

— Три, — сказал Быстроногий.

— На своих, — объявил я.

Когда все поменяли карты, я объявил:

— Поднимаю до потолка.

Делмор и Джимми сбросили карты. Быстроногий посмотрел на меня и спросил:

— А что еще, кроме муниципалитета, ты видишь, когда высовываешь голову в окно?

— Ты играй, — сказал я в ответ. — Я не намерен беседовать о пейзажах.

— Ладно, сбрасываю.

Я сгреб банк и стал собирать сброшенные карты, мои так и лежали не раскрытыми.

— Сколько у тебя было? — спросил Быстроногий.

— Плати и узнаешь, или простись навеки, — сказал я, смахнул свои карты со стола и смешал с остальными. Тасуя колоду, я чувствовал себя, как великий Гейбл перед Божьей карой во время землетрясения в Сан-Франциско.

Колода перешла в другие руки, но удача оставалась со мной. Выяснилось, что на авиационном заводе был день зарплаты. Нельзя приходить к бедному человеку с картами и большой суммой денег. Бедняк рискует лишь потерять свою малость, но если повезет, может и выиграть все, что вы принесли с собой. Деньги и бедняков следует всегда держать как можно дальше друг от друга.

Я чувствовал, что это моя ночь. Первым проигрался Делмор, выпил и ушел.

— Эй, парни, — сказал я оставшимся, — у меня есть идея. Карты — много возни. Давайте метать монеты: ставка — десять баксов; орел-решка, кто окажется не в паре — выиграл.

— О'кей, — сказал Джимми.

— О'кей, — поддержал Быстроногий.

Виски закончился. Мы переключились на бормотуху.

— Значит так, — командовал я, — монеты подбрасываем высоко! Ловим и держим в кулаке. Когда я скажу: «кон» — сверяем результат.

Мы высоко подбросили монетки и поймали их.

— Кон! — объявил я.

Сверили, я был не в паре. Черт! Двадцать баксов, как с куста.

Десятки перекочевали в мой карман.

— Метаем! — продолжил я.

— Кон!

И снова моя взяла.

— Метаем!

— Кон!

Повезло Быстроногому.

Но следующий был опять я. Затем выиграл Джимми.

— Стоп! — сказал я. — Мне надо поссать! Я отошел к раковине и отлил. Вина в бутылке уже не оставалось, и я открыл дверцу стенного шкафа.

— У меня тут еще один пузырь припрятан, — обрадовал я игроков. Вытащив из карманов выигранные купюры, я бросил их в шкаф, подхватил бутылку, вскрыл и наполнил стаканы.

— Блядь, — удивился Быстроногий, глядя в свой бумажник, — я почти пустой.

— Я тоже, — отозвался Джимми.

— Интересно, у кого все деньги? — спросил я.

По части выпить они были слабаки. Виски с вином действовали на них смертельно. Обоих штормило.

Быстроногий завалился на комод и уронил пепельницу. Она раскололась пополам.

— Подними, — сказал я Быстроногому

— Нужно больно в говне ковыряться, — отмахнулся он.

— Я сказал, подними!

— Я не буду поднимать твое дерьмо.

Джимми встал и поднял осколки.

— Убирайтесь отсюда, — велел я.

— Когда захочу, тогда и уйду, — заявил Быстроногий.

— Ладно, но если ты еще раз откроешь свой рот и скажешь хоть одно слово, твоя морда станет похожей на жопу бегемота.

— Все, Быстроногий, пошли, — вмешался Джимми.

Я открыл дверь, и они, пошатываясь, вышли в коридор. Я проводил их до лестницы. На площадке мы остановились.

— Хэнк, — сказал Джимми, — увидимся как-нибудь. Не сердись.

— Все нормально, Джим…

— Послушай-ка, ты… — открыл свою пасть Быстроногий.

Я заткнул его прямым с правой в зубы. Он рухнул и покатился вниз по ступенькам. Быстроногий был примерно моего роста — шесть и одна восьмая фута. Шуму он наделал на весь блок. В вестибюле хозяйка беседовала с двумя филиппинцами, они лишь посмотрели на скатившегося сверху парня и продолжили разговор. Тот лежал лицом вниз и не шевелился.

— Ты убил его! — заорал Джимми и бросился вниз.

Он подскочил к приятелю и перевернул его. Нос и рот у Быстроногого были в крови. Джимми посмотрел на меня и сказал:

— Ты не нрав, Хэнк…

— Да, и что ты сделаешь?

— Я думаю, — ответил Джимми, — мы скоро навестим тебя снова и…

— Подожди-ка минутку, — прервал его я, вернулся в комнату и плеснул себе вина.

Мне не нравились бумажные стаканчики Джимми, я по привычке пользовался своей банкой из-под студня с грязной этикеткой. Прихватив банку, я вернулся на лестницу.

Быстроногий уже очнулся. Джимми помог ему подняться на ноги и теперь поддерживал, забросив одну его руку себе на шею.

— Ну, что вы хотите мне сказать? — спросил я сверху.

— Ты безобразный человек, Хэнк. Тебя надо проучить, — сказал Джимми.

— Ты хочешь сказать, что я некрасивый?

— Я говорю, что ты поступаешь безобразно…

— Слушай, забирай своего друга и вали отсюда, пока я не спустился и не добил его!

Быстроногий поднял окровавленную голову. На нем была разноцветная гавайская рубашка, только теперь на ней преобладал красный цвет. Он посмотрел на меня и заговорил, очень тихо, но я расслышал.

— Тебе конец, — прошептал он.

— Да, — подтвердил Джимми, — мы тебя достанем.

— ВЫ ЭТО СЕРЬЕЗНО, КОЗЛЫ? — заорал я. — ТОГДА Я К ВАШИМ УСЛУГАМ! В ЛЮБОЕ ВРЕМЯ ВЫ МОЖЕТЕ НАЙТИ МЕНЯ В КОМНАТЕ НОМЕР ПЯТЬ! Я БУДУ ЖДАТЬ! ПЯТАЯ КОМНАТА, ЗАПОМНИЛИ? И ДВЕРЬ БУДЕТ ОТКРЫТА!

Я поднял банку, полную вина, осушил ее и швырнул в неприятеля. Бросок получился сильный, но неточный. Банка ударилась о стену, отрикошетила и покатилась по вестибюлю, прямо между хозяйкой и ее филиппинскими приятелями.

Джимми медленно повернул Быстроного и повлек к выходу. Это было нудное и мучительное путешествие. До меня доносился полуплач-полустон Быстроногого:

— Я убью его… Я убью его…

Наконец Джимми открыл дверь, и они вышли.

Белокурая хозяйка и два филиппинца все еще были в вестибюле и разглядывали меня. Я стоял босой, небритый, нестриженый и нерасчесанный. Расческу я брал в руки один раз в день — утром, и больше уже не заботился о своей прическе. Все учителя физкультуры всегда донимали меня из-за моей осанки.

— Расправь плечи! Что ты уставился в землю? Что там интересного?

Я никогда не заботился о внешнем виде. Моя, некогда белая, футболка была заляпана вином, кровью, блевотиной, пестрела дырами, прожженными сигаретами и сигарами. К тому же она была мне мала, выставляя на обозрение живот до пупка. А брюки были узкие и не доставали до щиколоток.

Троица разглядывала меня, а я их.

— Эй, ребята, поднимайтесь ко мне, выпьем по чуть-чуть!

Двое маленьких человечков усмехнулись в ответ. Хозяйка, похожая на увядшую Кэрол Ломбард, выглядела бесстрастной. Все называли ее мисс Канзас. Могла ли она полюбить меня? Мисс Канзас носила розовые туфли на высоком каблуке и черное в блестках платье, которое излучало целый рой крохотных искорок света. Искорки метались по всему вестибюлю, шастали по моим босым ногам. Величественные груди мисс Канзас простые смертные не достойны были даже видеть — они предназначались для королей, диктаторов, правителей и филиппинцев.