Джунгли - Эптон Синклер

— Тачку возить согласны? — на ходу бросил мастер.

— Да, сэр! — в ту же секунду ответил Юргис.

— Как вас зовут?

— Юргис Рудкус.

— Работали на бойнях раньше?

— Да.

— Где именно?

— В двух местах: на бойнях Брауна и на фабрике удобрения Дэрхема.

— Почему ушли оттуда?

— В первый раз из-за несчастного случая, а во второй раз попал на месяц в тюрьму.

— Так. Ну, ладно, я испытаю вас. Приходите завтра пораньше и спросите мистера Томаса.

Юргис помчался домой с чудесным известием: он получил место, и бедствиям их теперь конец. В этот вечер в семье царило ликование, а утром Юргис уже за полчаса до начала работы был на фабрике. Вскоре пришел и мастер; при виде Юргиса он нахмурился.

— А… Я, кажется, обещал вам работу? — спросил он.

— Да, сэр, — ответил Юргис.

— Ну, мне очень жаль, но я ошибся. У меня нет места для вас.

Юргис опешил.

— Но в чем же дело? — спросил он.

— Просто у меня нет места для вас.

Он посмотрел на Юргиса тем же холодным, враждебным взглядом, каким его смерил раньше мастер на фабрике удобрения. Зная, что спорить бесполезно, Юргис повернулся и ушел.

Приятели в пивной быстро объяснили ему, в чем дело. Они смотрели на него с жалостью — бедняга, он попал в «черный список». Что он такое сделал? — спрашивали они. — Избил мастера? Господи помилуй, как же он не знал заранее, что из этого выйдет? Да, получить в Мясном городке работу у него теперь не больше шансов, чем быть избранным в мэры Чикаго. И зачем только он убивает время на поиски места? На всех предприятиях мясопромышленников есть секретные списки, в которые занесено и его имя. Несомненно, о нем сообщено уже в Сент-Луис и Нью-Йорк, Омаху и Бостон, Канзас-Сити и Сент-Джозеф. Он осужден без суда и без права обжалования. Никогда ему больше не работать на мясных королей. Его не допустят даже чистить загоны для скота или катать тачку на самом мелком из их предприятий. Пусть попытается сам, как до него пытались сотни других, и он не замедлит в этом убедиться. Ему никогда не скажут этого прямо. Никогда не объяснят причины отказа подробнее, чем теперь. Но всегда, когда у него будет случай устроиться, в последнюю минуту его не примут. Не поможет ему и перемена имени: у компании для этой цели есть сыщики, и он трех дней не удержится на работе в Мясном городке. Хозяева швыряют состояния на эти черные списки, которые помогают им запугивать рабочих, бороться против агитации профессиональных союзов и утихомиривать политическое недовольство.

Юргис сообщил эти новые сведения на семейном совете. Случилась катастрофа: несмотря ни на что, район боен стал для него родным, он привык к нему, здесь у него были друзья — и вдруг всякая возможность работать здесь оказалась для него закрытой. Кроме боен, в Мясном городке ничего не было. Его как будто второй раз выселили из дома.

Вместе с обеими женщинами он весь день и часть ночи обсуждал возникшее положение. Им собственно следовало перебраться ближе к центру, где работали дети. Но Мария выздоравливала и надеялась опять получить работу на бойнях. Ввиду их бедственного положения она виделась со своим бывшим женихом не чаще раза в месяц, но все же не могла решиться уехать и навсегда расстаться с ним. Кроме того, Эльжбете была обещана работа при конторе Дэрхема, она надеялась в ближайшие дни устроиться туда уборщицей. В конце концов было решено, что Юргис пока отправится в центр один, а окончательное решение будет принято после того, как он найдет работу. Так как занимать ему больше было не у кого, а просить милое ты то он не смел, боясь ареста, они условились, что он каждый день будет встречаться с кем-нибудь из детей и брать из их заработка пятнадцать центов.

Целый день он мерил улицы, вместе с сотнями и тысячами других бездомных бедняков, предлагая свои услуги в магазинах, на фабриках и складах. А вечером он забирался в какой-нибудь подъезд или под фургон и прятался там до полуночи, когда можно было пойти в один из полицейских участков и, разостлав на полу газету, улечься среди толпы бродяг и нищих, пропахших спиртом и табаком и покрытых насекомыми и заразными язвами.

Так Юргис еще две педели боролся с демоном отчаяния. Раз ему удалось полдня поработать на погрузке, в другой раз он помог старушке нести чемодан и получил четверть доллара. Эти деньги дали ему возможность, во-первых, иногда платить за койку в ночлежном доме, без чего он мог бы замерзнуть насмерть, а во-вторых, покупать по утрам газету и отправляться на поиски работы, когда его соперники только еще ждали, не бросит ли кто-нибудь прочитанный газетный лист. Впрочем, последнее преимущество было не очень велико, потому что газетные объявления заставляли его только попусту тратить драгоценное время и силы на бесплодные странствования по городу. Добрая половина этих объявлений были «фальшивками»; их давали предприимчивые дельцы, которые наживались на невежестве и беспомощности безработных. И если Юргис терял только время, то лишь потому, что больше терять ему было нечего. Когда какой-нибудь сладкоречивый агент начинал рассказывать Юргису о великолепных местах, якобы бывших в его распоряжении, последний только огорченно качал головой и отвечал, что у него нет требуемого авансом доллара. Когда ему объясняли, какую «уйму денег» он и его родные зарабатывали бы, занявшись раскрашиванием фотографий, он мог лишь обещать зайти снова, когда у него будут два доллара, чтобы купить принадлежности для этой работы.

В конце концов благодаря случайной встрече со старым знакомым по союзу Юргис нашел работу; он встретил этого человека, когда тот шел к себе на работу на гигантский завод треста сельскохозяйственных машин. Приятель предложил Юргису пойти с ним туда, обещая замолвить за него словечко своему мастеру, с которым был в хороших отношениях. Отмахав около пяти миль, Юргис под охраной своего приятеля прошел через ожидавшую у ворот толпу безработных. У него чуть не подкосились ноги, когда мастер, оглядев и расспросив его, сказал, что найдет ему у себя местечко.

Юргис не сразу понял, какой огромной удачей это было для него. Оказалось, что завод являлся предметом гордости филантропов и реформаторов. Здесь заботились о рабочих и служащих. Цехи были просторны; при заводе была столовая, где рабочие могли получать приличную еду по себестоимости, и даже читальня и комнаты для отдыха работниц. Кроме того, сама работа носила тут иной характер и была гораздо менее грязной и отвратительной, чем на бойнях. День за днем Юргис узнавал все это — он никогда и не мечтал о чем-либо подобном, — и понемногу новое место начинало казаться ему земным раем.

Завод сельскохозяйственных машин был огромным предприятием, занимавшим площадь в сто шестьдесят акров, на нем работало пять тысяч человек. Каждый год оно выпускало свыше трехсот тысяч машин, обеспечивая жатками и косилками чуть ли не всю страну. Разумеется, Юргис познакомился только с незначительной частью завода — так же, как на бойнях, все производство было здесь разбито на ряд мелких операций. Каждая из нескольких сот деталей косилки изготовлялась отдельно, и иногда она проходила через руки сотен людей. В том цехе, где работал Юргис, стояла машина, вырезывавшая и штамповавшая кусочки стали размерами около двух квадратных дюймов. Из машины они вываливались на поддон, и человеку оставалось лишь укладывать их правильными рядами и время от времени менять поддоны. Эта операция поручалась мальчику. Все его внимание было сосредоточено только на этом одном движении, и он работал с поразительной быстротой; кусочки стали ударялись друг о друга со стуком, напоминавшим ту музыку экспресса, которую слышит по ночам пассажир спального вагона. Конечно, это была сдельная работа. Но и помимо этого мальчик не мог лениться, так как машину пускали с такой скоростью, что он едва поспевал делать свое дело. Каждый день через его руки проходило тридцать тысяч таких деталей, или от девяти до десяти миллионов в год — сколько это составит за человеческую жизнь, один бог знает! Рядом рабочие склонялись над бешено вращающимися точильными камнями, отделывая стальные ножи жаток — они доставали их правой рукой из корзины, прижимали сначала одной, потом другой стороной к камню и, наконец, левой рукой бросали их в другую корзину. Один рабочий рассказал Юргису, что он уже тринадцать лет оттачивает по три тысячи этих стальных полок в день. В следующем помещении находились удивительные машины, которые медленно поглощали длинные стальные прутья, отрезали от них куски, потом выштамповывали на них головки, шлифовали, полировали, снабжали их резьбой и, наконец, бросали в корзину готовые болты, которыми хоть сейчас можно было свинчивать жатки. Из другой машины выходили десятки тысяч стальных гаек, точно приходившихся к этим болтам. В следующем цехе различные готовые части погружали в чаны с краской, развешивали для просушки, а потом перевозили в помещение, где рабочие расписывали их красными и желтыми узорами, чтобы они имели на поле привлекательный вид.