Уинстон Черчилль. Последний титан - Дмитрий Львович Медведев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Если позиция Макдональда была вполне ожидаема, то поведение Болдуина вызвало критику среди консерваторов ультраимпериалистического толка, а также лоббистов Сити, представители которого инвестировали в регион значительные средства. Ни те ни другие не были близки Черчиллю, но именно в нем они увидели свою надежду и главного защитника своих интересов. Черчилль не обманул их ожиданий, сразу же после возвращения из США вступив в борьбу по злободневному вопросу. 16 ноября Daily Mail опубликовала его статью «Опасность в Индии», в которой автор, хотя и не возражал против предоставления Индии самоуправления, считал, что в настоящий момент подобное «криминальное и вредоносное» решение преждевременно и способно привести к обострению этноконфессиональных конфликтов.
Чем руководствовался Черчилль, вступив в схватку, которая отстаивала не его интересы, но при этом подталкивала на путь противоборства с лидером своей партии? С одной стороны, он был убежденным сторонником колониальной политики, считая, что она принесла благо индийскому народу. В той же статье Daily Mail он убеждал читателей, что участие Британии в жизни индийцев спасло их от «варварства, тирании и междоусобных войн», «защитило индийские границы от вторжения с севера», предотвратило голод, познакомив местных жителей с последними достижениями науки и техники. С другой стороны, он понимал, что колонии также нужны самой Британии, как источник ресурсов и рынок сбыта. Особенно во время начавшегося экономического кризиса. Черчилль считал, что его страна переживает очередной период «борьбы за жизнь, и основной вопрос будет касаться не только сохранения Индии, но и серьезных притязаний на коммерческие права». Кроме того, он увидел в индийском вопросе призрак разрушения всей империи. Черчилль считал, что союз Болдуина с лейбористами, в том числе по индийскому вопросу, ослабляет Консервативную партию. Он все больше разочаровывался в «Честном Стэне», признавшись друзьям в январе 1930 года, что считает его «абсолютно безнадежным»{189}.
В сентябре 1930 года от пневмонии и цирроза печени скончался Ф. Э. Смит. Природа наделила его крепким здоровьем, однако неправильный образ жизни с манерой «сжигать свечи с двух концов» разрушил даже этот титанический каркас. В насыщенной и долгой биографии Черчилля было множество эпизодов, когда он провожал в последний путь своих коллег, сторонников, друзей и родственников. Но случай со Смитом стоит особняком. Он называл Ф. Э. «величайшим другом», замечая, что на протяжении четверти века «наша дружба была безупречна». В некрологе для The Times он охарактеризовал Смита как «верного, преданного и доблестного друга, а также мудрого, эрудированного и восхитительного соратника», считая, что его уход является тяжелой потерей не только для родственников и близких друзей, но и для всей страны. В первую очередь это был жесткий удар и невосполнимая потеря для самого Черчилля. Среди всех его друзей Смит был одним из немногих, если не единственным, кого он воспринимал как равного – по интеллекту, способностям, силе характера, возможностям и потенциалу. Он будет так нуждаться в нем в предстоящих баталиях, вынужденный теперь вести их в одиночестве. Не случайно, узнав о кончине Смита, он заплакал, повторяя весь вечер: «Я чувствую себя таким одиноким»{190}.
Кончина Смита совпала с дальнейшим развитием Индийского вопроса. В сентябре лейбористское правительство объявило, что на следующий месяц в Лондоне состоится конференция Круглого стола с участием руководства колонии и представителей метрополии. Черчилль, который всегда поддерживал переговоры, считая их лучшей альтернативой по сравнению с вооруженным конфликтом, на этот раз выступил против этого мероприятия. По его мнению, оно ослабит позиции Британии на субконтиненте с одновременным усилением положения тех, кто ратует за полную независимость, в первую очередь речь шла об ИНК и его лидере Мохандасе Ганди (1869–1948). Так и случилось, в Индии началась кампания общественного неповиновения с последовавшими за ней столкновениями и кровопролитием. «Не сулившая ничего хорошего» (по словам Черчилля) конференция начала свою работу в ноябре. Учитывая, что Ганди к тому времени находился под стражей, ИНК бойкотировал заседания. Несмотря на это, индийские представители чувствовали себя на конференции уверенно, настаивая на максимальном расширении полномочий самоуправления в кратчайшие сроки. Черчилль считал, что конференция ни к чему не приведет, поскольку отсутствие представителей ИНК попросту обесценит принятые решения.
В британском парламенте обсуждение итогов конференции с разработкой в Индии конституции и движением по пути создания собственного правительства состоялось в конце января 1931 года. Черчилль выступил с пространной речью (объем почти 5400 слов), в которой, во-первых, отметил, что правительство отказалось следовать выводам комиссии Саймона, специально сформированной парламентом для поиска решений индийского вопроса и выработки конструктивных действий; во-вторых, указал, что создание всеиндийского парламента приведет к коллизии этого органа управления с институтом британской власти в лице вице-короля, что даст дополнительные козыри борцам за независимость. Таким образом, вместо мирного урегулирования наболевшего вопроса правительство лишь усугубило ситуацию, создав дополнительные очаги для будущих возгораний{191}.
Показательно, что на обвинения Черчилля ответил не сам Макдональд и не специальный представитель Лейбористской партии, а Стэнли Болдуин, недвусмысленно дав понять, что возглавляемая им Консервативная партия не поддерживает взгляды Черчилля. Налицо было противостояние нашего героя с руководством тори. Для Черчилля этого уже был не первый конфликт подобного рода. В начале своей карьеры он уже выступал против партийной верхушки. История повторялась. Черчилль вновь пытался найти свое место и заявить о себе через конфликт. Методы были схожие, партия была та же, только несмотря на внешнее сходство ситуация отличалась кардинальным образом. Если в 1904-м (как, впрочем, и в 1922-м) у него было где продолжить карьеру, то в 1931 году возможность перейти в другую партию отсутствовала. Либералы перестали считаться серьезной политической силой. Лейбористы, наоборот, стремительно набирали популярность, но объединение с ними для закоренелого антисоциалиста было труднореализуемым вариантом. Оставалось только хранить верность консерваторам, что Черчилль и пытался сделать, признавшись Эмери: «Я собираюсь держаться за тори с цепкостью пиявки»{192}.
Тогда к чему было это восстание, если других вариантов остаться на плаву, кроме как сохранять лояльность руководству тори, у Черчилля не было? Для ответа на этот вопрос следует учитывать характер политика, с его амбициями, стремлением к риску и склонностью к защите своей независимости посредством бунтарства. На протяжении последних двадцати лет ему прочили кресло премьер-министра, которое, и в самом деле, было пределом его чаяний и желаний. Но Болдуин крепко держал в руках штурвал, пользуясь необходимой поддержкой и обладая требуемым влиянием. Рассматривать себя в качестве его преемника Черчиллю также не приходилось. Для этого были другие кандидатуры, например Невилл Чемберлен. В итоге, после стольких лет продвижения наверх, преодоления сложнейших преград, получения уникального опыта государственного управления и работы на ключевых позициях в правительстве, Черчилль оказался перед мрачной перспективой не достигнуть заветной цели. Не желая довольствоваться вторыми ролями, которые были бы ему обеспечены, прояви он больше лояльности и усмири свое эго, Черчилль вступил на очень скользкую тропу – оставаясь среди консерваторов, он начал формировать отдельную политическую силу с объединением вокруг себя единомышленников, недовольных политическим мейнстримом.
Учитывая расклад политического пасьянса того времени, у Черчилля было мало шансов на победу. Во-первых, положение Болдуина было слишком крепким, чтобы бунт даже такого
