Пирог с крапивой и золой. Настой из памяти и веры - Марк Коэн
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Верите ли вы в потусторонний мир? А в призраков? А в силы, недоступные обычным людям? Правда ли, что существуют ведьмы?
Не так важно, что отвечал ей Штефан. Вероятно, она и сама не слишком его слушала. Но когда они достигли опушки, она успела перейти к более коварным вопросам. Что‑то в духе:
– А если бы я была ведьмой, а вы инквизитором, вы что же, сожгли бы меня на костре?
С ним было покончено. К его чести, Штефан не растерялся и снял приставшую к шарфу Магды паутинку, чем заслужил ее признательность и сияющий взгляд. На том они и расстались, счастливые и слегка поглупевшие.
Тем временем Дана все пыталась укреплять свои позиции, прибегая к помощи оккультных игр, так впечатливших ее ранее. Ее личная мифология являла собой смесь мифов древней Эллады, деревенских поверий и невесть каких познаний Апокрифа: там было место и реке Стикс, и полуночницам, и упырям, и самим всадникам Апокалипсиса. Но прежний союзник, мстительный дух, не спешил откликаться на новые призывы. И, несмотря на все усилия, вера вновь начинала слабеть.
Страх – это то, что требуется подпитывать постоянно, как огонь в очаге.
Магда изменилась. Стала чуть более темной версией себя, более взрослой и приземленной. Она вновь сблизилась с Касей, пусть и без прежней щедрой нежности благополучного ребенка. Но больнее всего по самолюбию Даны ударило то, что Магда снова ускользала из-под ее тяжелой тени. Легкой улыбкой, прозрачным взглядом – она утекала прочь, туда, куда Дане доступа не было.
Чуть позднее Дана заметила, кто является причиной перемен в Магде. И самая банальная зависть толкнула ее на действия, которых даже я не понимаю до конца.
Возможно, это был лишь способ не чувствовать себя уязвимой? Как бы то ни было, Дане удалось втянуть всех на новый виток игры в фантазию – обожание. Штефан был молод, обладал приятными чертами лица, а главное – был совершенно недоступен. Год-другой, и служка с нежным лицом примет обет безбрачия. Так ли сильны его вера и намерения, что он устоит перед шестью ведьмами?
Так постепенно Штефан вошел в их собрания, пробрался в записки и даже пару раз появился на зарисовках Клары. Он стал новым правилом, ставкой и призом. Штефана обсуждали за каждым приемом пищи, составлялись сложнейшие планы, как разубедить его становиться священником. Каждое воскресенье стало больше, чем днем, когда нужно было посещать церковь, – эти дни стали частью запутанной стратегии, которая никаким образом не влияла на реальность.
Что руководило девочками? Полагаю, Дану Штефан заинтересовал только потому, что он приглянулся Магде. Юлия во всем следовала за Даной, а Клара и Мария уже были связаны по рукам и ногам угрозами предводительницы их закрытого общества. Магда, полагаю, не стала противиться, чтобы не выделяться и не привлекать лишнего внимания к своему тихо расцветавшему первому роману.
Как ни удивительно, только Кася приняла игру в обожание с благодарностью. Она будто ощутила поддержку в чувствах, переполнявших ее, мешавших полноценно жить. Кася считала себя недостойной счастья и в то же время иногда ловила на мысли, что Магда просто опередила ее, украла что‑то ценное из-под носа.
Она стыдилась своих чувств, но не могла перестать их испытывать, мучения пронизывали все ее существование, отравляли каждую мысль. Только благодаря игре «ведьмы и священник» она находила утешение, выход для эмоций. В беспрестанном нервозном хихиканье, в смаковании мельчайших деталей встреч, в додумывании ничего не значащих жестов и взглядов – она не чувствовала себя одинокой, незаметной, а значит, была не такой безумной.
Но при условии всеобщего пристального внимания Магде все сложнее было обмениваться со Штефаном знаками взаимной симпатии. Тогда они решили тайно встречаться в старой капелле пансиона. Магда выскальзывала затемно, тогда, когда ей казалось, никто этого не замечает. Кася знала, но не подавала виду, боясь потерять последние крохи ее доверия.
Не думаю, что отношения этих новоявленных Ромео и Джульетты дошли до серьезных рубежей. Несколько раз мне доводилось наблюдать, как они тихо беседуют, переплетя озябшие лапки (Штефан пытался дыханием согреть красные пальцы Магды), или вальсируют между пустых скамей.
Их идиллия продлилась до самой зимы. Магда охладевала, как воздух. Тайные свидания постепенно теряли для нее вкус, а может, она просто поняла, что обозналась. Так бывает. Ее начали тяготить отношения с восторженным мальчиком, у которого не было ничего общего с придуманным ею же образом идеального спутника – «охотника на тигров».
Вместе с тем она наконец обратила внимание на то, что Кася, в отличие от остальных девочек, вкладывает в пустяковую игру совсем не выдуманные эмоции; Магда разглядела на ее лице следы страдания. Можно ли называть ее следующие поступки проявлением благородства? Сомнительно. Но тогда она сочла это самым верным выбором.
И так случилось, что однажды в капеллу отправилась не она, а Кася. Об этом мне стало известно уже гораздо позже – моя вина, при повторяющихся поступках испытуемых притупляется внимание экспериментатора.
Дневник Каси Монюшко также молчит о том периоде, потому мне не удалось установить, как именно Штефан воспринял подмену одной девушки другой. Даже в холодной полутьме старой капеллы Касю и Магду было весьма непросто перепутать. Может быть, в силу возраста и склада характера ему было не слишком важно, на кого распространять неутолимую жажду человеческого тепла. Как бы то ни было, план удался, и Кася вновь ненадолго стала счастливой.
Все это заговорщицы хранили в строгой тайне. Магда боялась, что на них с Касей падет неконтролируемый гнев Дануты, и обе они продолжили игру. Пожалела ли Магда о своем выборе? Думаю, все же нет.
Весь второй семестр игра набирала обороты. Главными соперницами, «гадюками», считались выпускницы того года, девочки годом старше. На них кидали взгляды, полные неприязни и угрозы, о них злословили, им подстраивали мелкие пакости вроде разлитых чернил или подмены соли содой.
Дана придумывала все новые и новые испытания «на силу обожания»: съешь кусок мела, если любишь Штефана; спи на полу, если любишь Штефана; проткни палец, если любишь Штефана. Такими глупостями никого не удивишь, они цветут буйным цветом в любой закрытой женской школе. Это искаженная форма никому не нужного самопожертвования, вплетенная в парадигму магического воздействия на равнодушный мир и помноженная на основы религиозного воспитания. Иными словами, свойственное многим заблуждение.
Но Данута оказалась девушкой с выдумкой. С каждым разом, когда ей удавалось подбить кого‑то на очередное «испытание», она чувствовала, что одержала маленькую победу. Однако слишком маленькую, чтобы оставаться королевой улья.
По мере приближения летних экзаменов атмосфера накалялась – скорое возвращение домой подстегивало Дану, как кнут. Ее не покидало сводящее с ума ощущение, что она что‑то упустила, не заметила, не сделала. Что, несмотря на все усилия, она проиграла и скоро потеряет контроль не только над девочками, но и над собственной жизнью, над собственным телом.
Так был придуман последний акт. Незадолго до первого экзамена Дана объявила, что в ночь накануне Иванова дня они отправятся в лес и станут просить Крапиву исполнить их желание. Желание простое: пусть Штефан отречется от церкви и полюбит одну из них.
