Сначала ты плачешь - Бетти Роллин

Какое-то время спустя с актерских подмостков я плавно перекочевала в среду людей пишущих. Началось все с предложенной издательству «Даблдэй» идеи рекламы книги. Далее последовали журнальные публикации и бро-шюры, а за ними – должность редактора отдела в журнале «Вог». В конце концов, я осела в журнале «Лук», где у меня, как у старшего редактора, была собственная колонка.

Как человеку, со страстью отдающегося делу, мне практически все удавалось. Не без мелких неприятностей, но то была золотая пора, которую, как нередко бывает с людьми в такой ситуации, я считала вполне заслуженной. Я была беззаботна и довольна собой. Я не обманула надежд мамы и окружающих, а с возрастом, как мне стало казаться, и своих собственных. Замуж, пусть и поздно, я вышла. Детей у меня не было, да я их и не хотела. Я плакала, когда закрылся журнал «Лук», где почти постоян-но пребывала в приподнятом настроении. Следующим местом приложения моих сил стал отдел новостей Эн-би-си, куда я поступила, избежав искушения перейти в «Лайф» (спустя год также приказавший долго жить). Пер-вое время пришлось нелегко. Как репортер, я начинала практически с нуля. Ни опыта, ни навыков в освещении важных политических новостей до работы на Эн-би-си у меня не было. Но я училась, и успех не заставил себя ждать.

Как я и предполагала, а, может, именно поэтому, у меня все получилось. Никаких выдающих способностей в сравнении с теми, у кого жизнь не сложилась – только вера в себя, в свою удачу и в благосклонность фортуны. Умом, разумеется, я понимала, что жизнь непредсказуема и жестока. Чего стоит массовое уничтожение евреев во вре-мя Второй мировой войны. Сегодня такие вещи возможны разве где-то во Вьетнаме, ну, или, на крайний случай, в Гарлеме за углом. Но так уж сложилось, житейские невз-годы меня не коснулись. Лишения, несправедливости и бо-лезни были для меня так же далеко, как Бангладеш… и так же маловероятны, как рак.

4

Уже в пятницу, возвратившись в Нью-Йорк, я сидела в монтажной студии вечерних новостей. Отснятые на со-брании анонимных алкоголиков кадры производили жут-кое впечатление. Рассказывавшие о себе4 – а ими были дети-алкоголики – не стеснялись в выражениях, вряд ли обращая внимание на камеру. Их откровения о том, как они напиваются – это в свои-то пятнадцать лет – с опи-санием последующих «захватывающих» приключений мало кого могли оставить равнодушным. Я понимала, если фильм удастся, – в чем у меня не было никаких сомне-ний – проблема детского алкоголизма получит такое осве-щение, которое может оказаться не под силу даже группе ученых экспертов.

Предчувствие успеха вносило в атмосферу монтажной приятное оживление. Практически весь день мы вместе с редактором и режиссером-постановщиком просидели в полутемной комнате, снова и снова просматривая и пе-резапуская ленту, отмечая удачные кадры и пытаясь выст-роить логически выверенный сюжет.

Может, начнем с собрания? Думаю, не стоит. Оставим, пожалуй, его для концовки, а в первых кадрах лучше пока-жем детей, выпивающих за стойкой бара захолустного го-родка. Обозначим проблему, а уж потом будем раскручи-вать тему.

Визит к Зингерману я запланировала на конец дня в надежде все-таки успеть закончить работу над сюжетом. Подсознательно я не исключала, что на какое-то время с ней придется расстаться. Но если удастся составить и за-писать текст, со всем остальным коллеги справятся.

Со стороны могло показаться, будто я смирилась с над-вигавшимися на меня событиями. Ничего подобного. Толь-ко на уровне рассудка. Охватившее на какой-то момент в Калифорнии близкое к панике настроение прошло. Так быстро мчащийся автомобиль оставляет позади аварию на дороге. Мимолетный взгляд, легкое движение руля, и машина, не сбавляя скорости, несется дальше. Вполне нормальная реакция. Стоит ли беспокоиться о том, что с тобой вряд ли произойдет? Бесполезная трата сил и времени. Они итак у меня на вес золота и я вовсе не намерена разбрасываться ими, тем более из-за такого маловероятного события, как рак. Девять из десяти опу-холей доброкачественные, – каждый день напоминала я себе. В нашем роду никто никогда не болел раком. Я молода. Да и не может со мной ничего такого случиться.

В тот день закончить намеченную работу мне так и не удалось. Стремясь не упустить наиболее важное из внушительного по объему и полностью укладывавше-гося в сюжет отснятого материала, мы просматривали его не спеша, так что к моменту моего ухода едва добрались до интервью с организатором съемки. Сама сцена получи-лась неплохо. «Одни считают себя гадкими, другие – ни на что негодными созданиями, а третьи – непробивае-мыми тупицами. Стоит ли удивляться их желанию отго-родиться от общества банками и бутылками с алко-голем…»

– По-моему, вполне приемлемо – заметила я, обращаясь к режиссеру-постановщику. – А вообще нужна ли она? Как ты считаешь?

– Давай, пока с ней повременим. В конце концов, в любой момент ее можно будет убрать, – предложил он.

Часы на стене показывали четыре тридцать. Прием назначен на пять. На дорогу до клиники уйдет не меньше получаса. «Проклятье!» – мысленно чертыхнулась я и поднялась. – К сожалению, вынуждена вас покинуть.

Редактор нажал кнопку «стоп». Оба были в курсе предстоящей мне, как они считали, несложной операции. «Когда тебя ждать?».

– Возможно, в конце недели. Думаю, вы и без меня разберетесь. О, кей? – и, натягивая на ходу пальто, помчалась к лифту.

Как оказалось, кабинет д-ра Зингермана располагался на Пятой авеню в одном из внушительных старой построй-ки зданий, заполненного многочисленным медперсона-лом и психоаналитиками. Выйдя из такси, я тотчас увидела Артура, ожидавшего с сигаретой в руках под козырьком у входа. Выглядел он ужасно. «Ну, не будь ты таким мрачным, – слегка прижавшись, ободряюще шепнула я. – Всего-то посещение врача».

Его подавленный вид странным образом взбодрил меня – аномалия, сохранившаяся со времен сценической карьеры. Ничто после бессонной ночи накануне спектакля не действовало на меня так успокаивающе, как вид не вла-девшего собой партнера. Помню, на премьере какой-то пьесы перед самым выходом на сцену я вдруг ощутила в коленях такую дрожь, что казалось – сделай я шаг и тут же рухну. Выйдя на сцену, где мне предстояло обменяться парой реплик с партнером, я при первых же его словах увидела, как у того трясутся не только челюсти и губы, но и, самое удивительное, лоб. Бедный, бедный, подумала я, и словно от глотка живительного источника дрожь исчез-ла. Но бывало и наоборот, и нередко, когда вид уверенного в себе профессионала не оставлял камня на камне от моего психологического настроя. Своего рода эмоциональный переход в состояние от противного. Партнер раскован – ты начинаешь паниковать, и, напротив, его бьет нервная дрожь, а тебе становится легко и даже весело.

Так в сопровождении нерешительно ступающего мужа я перешагнула порог выдержанной в довольно мрачных тонах приемной д-ра Зингермана. Актерский опыт подска-зывал: сегодня у тебя роль жизнерадостной героини. «Ка-кая приятная расцветка, – защебетала я, оглядывая темно-зеленые стены холла. – Вот бы заменить нашу безобразно яблочную на такую». В ответ – ни звука.

Собственно его подавленный вид меня не удивил. Он и раньше всегда болезненно воспринимал любое мое недо-могание. Причина, на мой взгляд, лежала в его прошлом, большую часть которого он провел возле прикованной артритом к постели ныне покойной матери. Отец оставил их, когда Артур и его младший брат были совсем детьми, и ему, как старшему, пришлось ухаживать за страдающей от постоянных болей матерью. Ее непрерывные стоны, как однажды он признался, превратили его ночи в один сплошной кошмар. При малейшей проблеме у меня со здоровьем, – даже легком расстройстве желудка после посещения китайского ресторана – он тут же терял само-обладание. Стоило мне чуть-чуть приболеть, как настро-ение у него портилось, а едва заметное заикание усили-валось, и так продолжалось до тех пор, пока я не прихо-дила в норму. Любое отклонение в моем самочувствии вызывало у него раздражение. Такую реакцию психологи объясняют попыткой выместить на мне подавляемую при жизни матери досаду, накопившуюся за годы ее болезни. Меня же перепады его настроения приводили в бешенство.

Но сейчас он не злился (как и после всего, что произо-шло; во всяком случае – я не замечала); скорее его беспо-коили перспективы нашего с ним общего будущего. Ока-зывается девушка с безупречным здоровьем, – не она ли расписывала, как мать в детстве подкармливала ее рост-ками пшеницы, – на которой он женился, не сегодня-завт-ра превратится как его несчастная старушка-мать в инва-лида!

Но, черт побери, я вовсе не чувствую себя больной. Я в отличной форме, и не в моем характере поддаваться панике.