Фантомики - Евгений Бугров
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Подумал-подумал, и выбрал второе, поскольку вернуться назад никогда не поздно. И снова пошел в гору. Но чем выше поднимался, тем неприятней становилось. Места дикие, нехоженые, сплошь камни да расщелины, того и гляди, оступишься и совсем пропадешь.
А тут еще туман приключился. Гора стала прекрутой, трудно карабкаться, одна надежда, что вершина скоро. Продираясь через колючий кустарник, обходя по краю страшные обрывы, он и думать забыл про истину, живым бы выбраться. А конца пути нет, и не предвидится. Что за гора, проклятая! Туман так сгустился, что только ползком двигаться, неровен час, в пропасть сорвешься. И только подумал, так оно и случилось, кубарем покатился под гору, но повезло, уцепился за терновый куст. Руки шипами насквозь, кровь струится, а под ногами тьма бездонная. Камни падают, а стука не слышно, так высоко. Кое-как выполз, весь исцарапанный, кровь ручьем, слезы, одежда висит разодранными клочьями. Какая уж тут истина, если плакать хочется. Пошатываясь от усталости, побрел наугад и совсем заблудился: не знает, где верх горы, где низ, где направо и где налево. Сел на камень и взмолился, в отчаянии взывая к Господу, но Тот не откликнулся. Не погибать же тут!
Собрался с силами, и снова полез в гору, все выше и выше. Назад пути нет, только вперед и вверх, вершина одна, а вниз направлений много, кругом ямы да пропасти. Покатишься под гору, костей не соберешь. Долго он карабкался, потерял всякий счет времени, но вот понемногу стало светлеть, туман рассеялся, валуны да рытвины исчезли, и он заранее радовался, еще немного, и конец мучениям. Тут проглянуло солнце, он поднял голову и остолбенел. Гора пирамидой уходила в самое небо, теряясь далеко за облаками. Вершина, как и прежде, была недосягаема. Он повернулся, чтобы окинуть взглядом пройденные пути-дороги, и увидел далеко внизу россыпь городов, всю землю от края самого до края, и понял, что сделал правильный выбор. Вершина горы одна, а подножие теряется в бесчисленных пропастях, во мгле и тумане, бродить там бессмысленно. Внизу истины нет, там только смерть и заблуждение, хотя вниз идти всегда легче. А истина проста: вот она, под ногами, крепкая как гора, и такая же надежная. И человек продолжил свой бесконечный путь. Только вверх, и вперед! Не ошибешься.
Купец.
Жил за океаном Купец, который промышлял странами и государствами, не брезговал и отдельными городами. Приезжал, скажем, в какой-либо зажиточный город, под видом торговли высматривал государственных мужей, и соблазнял их золотом и дорогими подарками. Когда начинали зависеть, он их порабощал. При его содействии они подкупали городскую стражу и освобождали из тюрьмы преступников, начинались беспорядки, грабежи и разбой. Мирные граждане возмущались, требовали навести порядок, а когда начальство не справлялось, к власти приходили те самые люди, что от Купца зависели.
Они-то мечтали, что станут править по-своему, не тут-то было. Купец, угрожая разоблачением, их нещадно шантажировал, выгребая городскую казну до отказа. Чиновники погрязали в воровстве все глубже и глубже, и скоро зависели от него больше, чем от самой смерти, поскольку родственники также приобщались, и в случае разоблачения несдобровать было всем. Купец разорял тот город и тем временем подыскивал новое владение, которое постигала та же участь. Его власть распространилась по всему миру, и однажды настал момент, когда Купец подумал: если я князь мира сего, то почему должен выступать тайно? Кроме денег, ему нужна была мировая слава, чтобы все языки и народы поклонялись ему как Богу. И он воцарился открыто, люди увидели, что это не купец вовсе, а прихвостень сатаны. Пока он правил обманом и подкупом, худое дело выглядело добрым, а ложь сходила за истину, но как только тайное стало явным, обманывать стало невозможно. Если зло правит миром, кто будет работать? И кого винить, если сами выбрали? Скоро весь мир пришел в негодность, и погиб. Купец — он и есть купец, ничего более.
Юродивый.
Жил-был в некой деревне человек, который все делал наоборот. На улице зима, а он в летней рубахе ходит. На дворе лето, а он тулуп и шапку наденет. Спросят его: зачем так делаешь? А он: вы сегодня живете, а я завтра. Юродивый, что скажешь! Как-то пришел на свадьбу, вся деревня веселится, а он стоит и плачет. Ты чего плачешь: обидел кто? Нет, говорит он, молодых жалко: разведутся! На другой раз похороны, а он стоит, радуется. Человек умер, а ты смеешься? А в ответ: потому смеюсь, что ему сейчас хорошо, а вы плачете. Ну что тут скажешь. Однажды его родные приходят в церковь, праздник, а он уже на паперти сидит, руку тянет. Да как тебе не стыдно, ты что тут делаешь?! А то, говорит, делаю, что завтра все делать будут! Рассердились родные, что он их позорит, будто они его прокормить не могут, и сдали юродивого в приют. В деревне все шло своим чередом, женились и умирали, только стали замечать, что все сбывается. Молодые, про которых говорил, развелись, страна обнищала, после зимы действительно наступало лето, а после лета зима, и устыдились: кому мешал юродивый? Решили родные исправить дело, кинулись в приют, а там сказали: помер. Пожалели-пожалели, да и забыли. Однако деревню словно проклял кто. То пожары, то наводнения, то засуха или еще какая напасть. Кто уехал, кто умер, кто здесь обнищал, и тянет руку на паперти, кто по миру пошел. И последний человек, который умирал в том самом приюте, вспомнил, что говорил юродивый: вы сегодня живете, а я завтра! Можно выразиться иначе: что со мной случается сегодня, то с вами будет завтра. Он опережал время.
Труд и капитал.
Пришел Труд устраиваться на работу, а Капитал сидит в кабинете. В углу
