Партизан (СИ) - Седой Василий

Килограмм пять золотых самородков и песка, намытого старателями, может хватить на многое, если грамотно распорядиться этим активом. Когда собирался отправиться в другой мир и грабил лагерь старателей, я просто не мог не поискать заначки с золотом. Не знаю, сколько всего у них его было. Я смог найти только одну нычку и посчитал, что для начала этого хватит с лихвой. В любом случае, придётся что-то придумывать с заработком. Надо как-то жить.

Пока я размышлял над тем, как быть дальше, из палатки появилась графская дочка. Хоть она и была заспанная и не причесанная, но все такая же, красивая.

В голову почему-то пришла странная мысль:

— Как она только передвигается в таком платье?

Я поневоле улыбнулся. Очень уж пышный наряд она надела в этот раз. Моя улыбка не осталась без внимания, и сразу же последовал вопрос:

— Вы увидели во мне что-то смешное?

— Нет, что вы! И в мыслях не было, — тут же ответил я. А у самого улыбка поневоле расползалась по лицу все шире.

— Просто, вы такая красивая, что улыбка появляется сама собой. — Тут же добавил я, чтобы хоть как-то сгладить свое поведение. Картина, которую мне довелось лицезреть, вызывала неоднозначную реакцию. Я с огромным трудом сдерживал смех.

Словами не передать. Графская дочка, задравшая нос, на фоне палатки, из которой вылезает полнотелая служанка с ночным горшком в руках.

Красавица с недоумением на меня посмотрела. Потом повернулась, наверное, поняла, как это все смотрится, покраснела, как маков цвет, и резко развернувшись, быстрым шагом направилась к реке.

Служанка с укоризной посмотрела на меня и сказала:

— Зря вы так, барин. Хозяйка — очень хорошая девочка. А вы ей понравились.

После этого высказывания она с гордым видом удалилась к знакомым кустам, неся перед собой горшок, как величайшую драгоценность.

Я с трудом успокоился и задал сам себе вопрос:

— Не перенеслась ли со мной хрень, влияющая на мои поступки? Веду себя, как натуральный кретин.

Прислушался к себе. Понятно, что ничего определить не смог. Но решил считать виноватыми в таком моем поведении шалящие гормоны, разбушевавшиеся из-за вернувшейся молодости. Чтобы хоть как-то загладить вину я передал в дар графской дочке через вернувшуюся служанку одну из и мыльниц, имевшихся у меня. Она была с довольно неплохим пахучим мылом. А ещё самое большое махровое полотенце, которое у меня было. Пусть порадует госпожу. Сам решил — пока суть да дело разберу вчерашние трофеи, собранные с погибших поляков. Оружием займусь чуть позже. А вот переметные сумки решил посмотреть сейчас.

Не бедными оказались польские бойцы. В одной из сумок я обнаружил ларец, довольно приличный по размеру, с небольшим количеством драгоценностей. Размером он был приблизительно сорок на тридцать сантиметров по сторонам и чуть меньше тридцати в высоту. Так вот, когда я собрал по сумкам все драгоценные изделия и монеты, то закрыть крышку смог, можно сказать, с трудом. Очень нехило они где-то прибарахлились. Довольно приличная стопка казначейских билетов, а если быть точным — четыре тысячи восемьсот двадцать рублей и ровно полторы тысячи франков в ларец никак не помещалась. Пришлось прятать среди своих вещей. Оставил в кармане пару сотен. Мало ли, вдруг срочно потребуются? Остальное заныкал среди сменной одежды.

В сумках нашлась некоторая одежда и разные вещи, необходимые в быту, типа посуды и одеял с вышитыми полотенцами. Собрал много продуктов — круп, вяленого мяса и сухарей. Отдельно сложил средства для ухода за оружием. Это были и странные ёмкости с каким-то маслом, и оселки для правки сабель или кинжалов. Запасы пороха и свинца тоже оказались довольно немаленькими. Я даже удивился — очень уж приличное количество припасов поляки таскали с собой. Я уже не говорю про разные пулелейки с пороховницами и поясные сумки для хранения пуль и пыжей.

Полчаса потратил на разбор теперь уже своего имущества. Столько же времени понадобилось графской дочке на гигиену. Когда она подошла, я решил всё-таки завершить проблему с коммуникаций и познакомиться. Поэтому встал и представился:

— Ваше сиятельство, меня зовут Бойко Сергей Петрович. — Я слегка поклонился, и выпрямившись, стал ждать ответной любезности, которая тут же и последовала. Воспитанной оказалась девочка и в ответ представилась:

— Апраксина Ольга Александровна, графиня.

Не более и не менее, графиня! И точка. Помнится, в Европе дочерей подобных вельмож как-то по-другому звали. Ладно, неважно. Сейчас надо решить, как быть дальше. По большому счету, я теперь ей и нафиг не нужен. Уверен, что крестьяне и без меня спрячут её до того времени, когда за ней явится отец. Но прояснить этот вопрос надо. От её ответа и начну плясать.

— Скажите, Ваше сиятельство, вас ведь не надо никуда больше сопровождать? Вы добрались куда хотели?

— Вы собрались меня здесь оставить? — Тут же с какой-то претензией задала вопрос аристократка.

— Да. Мы нашли ваших крестьян. Думаю, что они смогут о Вас позаботиться наилучшим образом. Получается, я вам больше совершенно не нужен.

Договорить мне не дали. Графиня, не дослушав, задала свой вопрос:

— Вы — дворянин?

Что ей на это сказать? Я без понятия, как правильно ответить. Не скажешь же ей о том, что, смотря какую жизнь она имеет ввиду. От такой мысли меня даже улыбнуло. Тем временем от меня ждали ответа. Придётся поступать по принципу всех опытных попаданцев и ссылаться на потерю памяти. Документов-то у меня нет. Поэтому, я выдержал небольшую паузу и ответил, как отмахнулся:

— Не знаю. Может — да, а может и нет. Хорошо хоть вспомнил, как меня зовут.

— Значит, потеря памяти — это не шутка? — Тут же спросила аристократка, зачем-то прижав кулачок ко рту.

— Не шутка — коротко ответил я и продолжил:

— Мне сейчас надо определиться, что делать дальше. Нужен ли я Вам ещё или могу считать себя свободным?

— Но куда Вы пойдёте? Нет, это будет неправильно. Вы меня спасли. Может быть даже от чего-нибудь страшнее, чем смерть. Отпустить Вас беспамятного куда-либо будет неправильно. Я предлагаю Вам остаться и переждать, пока не закончится война, вместе со мной. Когда за мной приедет отец, тогда и подумаем, каким образом Вас вознаградить, и как помочь Вам устроиться в России.

— Остаться на какое-то время можно, но при одном условии. Я сам решаю, как мне жить и что делать. В противном случае, мне ваше предложение неинтересно.

Графиня с каким-то удивлением на меня посмотрела и сказала:

— Я не собираюсь ограничивать Вас в действиях, просто хочу помочь.

— Хорошо, я останусь и даже слегка помогу, чем смогу. Но, повторюсь, я сам решаю, что мне делать и как быть.

В ответ аристократка, все ещё странно на меня смотревшая, только утвердительно кивнула головой.

Как раз к моменту окончания этого разговора появился Степан в сопровождении пяти мужиков и трех женщин.

Крестьяне подошли, поклонились, и пока Степан общался с графиней, я наблюдал за поведением пришедших с ним людей. Вернее, за их глазами, которыми они смотрели на съестные припасы. Очень, надо сказать, голодными глазами. Я не удержался и перебил разговор между аристократкой и её подчиненным:

— Степан, почему люди голодные?

— Припасы французы забрали, а что не унесли, то сожгли. Голодно у нас сейчас, барин. До нового урожая далеко, только дарами леса и живём. — Ответил он с какой-то безнадегой.

— Организуй мужиков, пусть отнесут к вашей стоянке все вот это, и не экономя, покормят людей. — Я указал на горку съестного, собранного из сумок поляков. Сам дал ему в руки котелок и велел принести воды. Себе отварим рис с тушенкой на завтрак. Этого достаточно. А на обед что-нибудь поймаем в речке. Благо, сеть есть. А вообще такая ситуация с провизией меняет все планы. Нужно будет идти на большую дорогу. Это не дело, когда люди голодают. Решим этот вопрос кардинально. Мне ведь здесь жить. Значит, надо пользоваться моментом. Особенно, когда французы будут бежать. Заняться, так сказать, грабежом награбленного. Со временем пригодится. Пока же, нужно накормить людей. Поэтому, после завтрака будем заниматься рыбалкой. Речушка, конечно, для моей сети маловата будет, но хоть что-то. Размышляя таким образом, я дождался, пока Степан отправит людей с провизией. Поставил котелок на огонь и начал задавать ему вопросы: