Партизан (СИ) - Седой Василий

Получалось, что пассажиров в этой карете было трое. Двоих из них я угробил одним выстрелом. Одного сразу наповал, а второго ранил. Но с такими ранениями сейчас не выживают. Третий пассажир был небольшого роста и худой, как щепка. Да ещё с визгливым голосом, похожим на бабский. Этот шибздик начал что-то орать на моих бойцов. Те даже растерялись от подобного расклада и начали на меня оглядываться. Проходя мимо, следуя ко второй карете, я коротко попросил солдат сделать так, чтобы стало тихо. Ох, с каким удовольствием они выполнили этот приказ! Кто бы только знал! Глухой стук, короткий вскрик и тишина. Я даже улыбнулся, невольно подумав, что бойцы слишком кардинально убавили громкость. На бойца, который первым сунулся в карету и поймал лбом пулю, я только покосился. Не живут люди с дырой в голове.

Тем временем, из второй кареты народ вытащил двух человек, очень непохожих друг на друга. Они были одеты в очень уж богатые мундиры. Если кто помнит артистов — Штепселя и Тарапуньку, вот их мне и напомнила эта пара клоунов, увешанных орденами.

Эти пленники, видя, как убавили громкость у их коллег, вели себя очень скромно. Понимающие оказались.

Когда я начал задавать им вопросы, понял сразу две вещи. Мы сорвали джек-пот и нажили множество проблем. Нас будут искать не только с собаками, но и без них тоже.

Нам повезло перехватить казначея одного из наполеоновских корпусов. Да не просто так, а с заработной платой, которую везли в действующую армию. Удача небывалая, но и проблемная, как никакая другая. Убираться нам отсюда надо быстро и как можно дальше. Если здесь поблизости найдут кареты, будет только вопросом времени, когда обнаружат наше место обитания.

Честно сказать, я занервничал от подобного исхода охоты, но голову не потерял. Шепнул Егору, что пленные мне не нужны, и приказал пока убрать с дороги все следы произошедшего нападения. Принял решение перегонять кареты подальше отсюда ночью. Так меньше вариантов нажить неприятностей. За время, оставшееся до темноты, переодели десяток бойцов в снаряжение кирасиров, тщательно подогнав экипировку, и подготовили возниц.

Как только стемнело, мы выдвинулись в путь.

Глава 4

Километров двадцать мы проехали без приключений, спокойно. Потом, выехав на открытое пространство, обнаружили в стороне, возле реки, довольно приличный по размеру, лагерь французов. Мимо проехали благополучно. Никто даже не поинтересовался, кто, куда и зачем едет ночью. Так же спокойно миновали пару деревень, в которых тоже были какие-то воинские части. Я уже начал присматривать место, где можно уйти с тракта и спрятать кареты, как на окраине небольшого леса обнаружили очередную стоянку противника. Всё бы ничего, мы уже миновали подобные, но мимо этой проехать спокойно не смогли. Здесь лагерем стояли полсотни артиллеристов при четырёх пушках, но внимание привлекли не они. Возле одного из костров несколько французов избивали связанного человека. Судя по мундиру, русского офицера.

Я, находясь среди бойцов, изображающих кирасиров, даже сам не понял, как повернул к этой стоянке и вытащил из кобуры свой пистолет. Конечно, расклад один к пяти не самый лучший. Но неожиданность нападения и неготовность французов к драке должны были нивелировать их численное преимущество.

Уже съезжая с тракта, я только и сказал своим людям, чтобы готовились к столкновению. Возчики, не сообразив, что их присутствие во время столкновения не нужно, повернули кареты вслед за нами. Некогда было их останавливать, не хотелось привлекать внимание отдыхающих.

Первыми наше приближение заметили солдаты, как раз избивающие офицера. Рядом с этим безобразием стояли три французских офицера, которые что-то эмоционально обсуждали. Когда один из солдат указал им на наш отряд, они сразу направились нам навстречу.

— Когда сблизимся, рассредоточьтесь. После моего выстрела сразу атакуйте весь лагерь. — Успел я дать команду своим людям.

Со встречающими нас офицерами мы пересеклись на окраине стоянки. Я не стал растягивать удовольствие и с каким-то чувством удовлетворённости пристрелил этих уродов. Решил не нестись в глубь лагеря, как мои люди. Также продолжил ехать неторопливо, при этом, очень быстро стреляя. Два раза пришлось перезаряжать пистолет, пока живые противники не закончились. Несмотря на отсутствие опыта обращения с кавалерийскими палашами, мои бойцы все равно сумели покрошить изрядное количество противников. Ну и я внёс посильную лепту своей стрельбой. Уничтожил, как минимум, половину врагов. В плен успели сдаться всего десяток французов, которых бойцы сейчас связывали. Я же направил лошадь в сторону избитого офицера, который лежал возле костра, где его истязали.

Как выяснилось через несколько секунд, он здесь был не единственным пленником. Возле окраины лагеря, на опушке леса нашли ещё пятерых российских солдат, привязанных к стволам деревьев. Избиты они были ничуть не меньше офицера. Над ними вволю поиздевались французы, охреневшие от безнаказанности.

Пока мои люди оказывали помощь бойцам, освобожденным нами, я задумался над дальнейшим действиями. У меня просто не хватит силы воли бросить все, добытое в лагере противника. Четыре шестифунтовых орудия, пять армейских фур с боеприпасами и две с продовольствием, гора трофейного оружия и имущество погибших офицеров, которые воевали с комфортом. Да меня совесть замучает, если я все это брошу.

Немного подумав, я принялся раздавать команды, распределяя людей по работам. Часть народа отправил освободить трупы от всего ценного и утащить их в лес. Пару человек поставил на разбор и сжигание карет. Возиться с ними было особо некогда, а огонь спрячет их получше любого оврага. Ещё пара человек занялись упаковкой всего добытого имущества в армейские фургоны и подготовкой их к выдвижению.

Плохо то, что в этот раз с нами нет Степана, знающего местность. Очень не хочется возвращаться домой по тракту. Это рискованно.

Через полчаса активной суеты ко мне подошёл один из бойцов, занимающихся уничтожением карет, и с загадочным видом попросил последовать за ним. Когда мы подошли к раскрученным транспортным средствам, у меня даже речь пропала от увиденного. У одной из карет пол оказался с двойным дном, и этот своеобразный тайник был битком набит российскими банковскими билетами. Здесь было спрятано до хрена бумажных денег.

Зачем их было прятать и для каких целей эти средства предназначены, теперь не узнать. Но то, что теперь все мои бойцы стали обеспеченными людьми, даже не обсуждается. Как будем делить добытое, мы ещё подумаем. Но объявить о своём решении наградить всех участников произошедших событий я решил сейчас. Пусть люди порадуются. Надо было видеть глаза солдат, когда я объяснил, что у них в одночасье может измениться жизнь. Денег в тайнике было реально много. Поэтому, после войны они без больших проблем смогут уйти со службы и жить припеваючи. Взятки ведь никто не отменял, откупятся от солдатчины и смогут стать гражданскими людьми.

Уйти мы смогли только перед самым рассветом. Народ к упаковке захваченного добра отнесся с энтузиазмом. С места французского лагеря вывозили все, что только смогли здесь найти. Даже колеса с уничтоженных карет забрали.

Среди освобожденных нами солдат нашлось два человека, неплохо знающих местные края. До войны они служили недалеко отсюда. Вот они и взялись провести нас к нужному нам району, не выбираясь на тракт. Офицер, который оказался командиром этих солдат, так и не пришёл в себя. Поэтому перевозили его в одном из фургонов, устроив своеобразное ложе из захваченного обмундирования.

По словам солдат, пленили их в одной из деревень, где они остановились на ночлег. Никто не ожидал приезда посреди ночи отряда французских всадников. Вот и попались, как дети малые. Всадники куда-то спешили, поэтому передали пленников артиллеристам, встреченным по пути. Французы избили солдат и офицера за попытку побега. мы нагрянули очень вовремя. С утра пораньше пленных собирались повесить, чтобы те больше не доставляли проблем. Выяснив эту информацию, я для себя решил действовать таким же образом. Как говорится, какой привет — такой ответ. Поэтому, сдавшихся солдат противника перед отбытием развесили по деревьям, как гирлянды. Может быть это заставит задуматься других? Я не поленился написать записку, в которой обозначил, что эти солдаты повешены за издевательство над пленными.