Сто удач и одно невезение - Алюшина Татьяна Александровна
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Основной причиной возникновения шквала несчастных происшествий на головы и остальные части тела оказавшихся рядом с Риточкой людей была ее неуемная страсть к жестикулированию совместно с произнесением любых слов.
Светлана Николаевна, мама Зиночки, придумала гениальный ход – предложила положить в оба кармашка форменного школьного фартука и во все остальные карманы одежды Риты по нескольку стеклянных шариков и, как только ребенка потянет махать руками, напоминать, чтобы она перебирала шарики. Придумок и предложений выдвигалось множество, но на первых порах прижилась только эта, а остальные профилактические действия Зинуля привносила сама в дальнейшей жизни.
А сейчас, как только Риточка начинала движение кистями рук, вне зависимости, где они находились и что происходило вокруг, маленькой Зинуле, научившейся зорко следить за подругой, приходилось кричать:
– Шарики!
И так тысячу раз за день! Но вскоре, где-то через полгода, и кричать, и напоминать не приходилось, Риточка научилась и привыкла.
Вот так и началась их дружба. А что? Люди же живут возле действующих вулканов, и ничего! Не жалуются и, по слухам, хорошо живут, в тепле и радости!
Дружба девчонок изменила не только их собственную жизнь, но и жизнь всех их родственников. Риточкины родные души в Зинуле не чаяли, испытывая глубочайшую благодарность, очень быстро переросшую в любовь и к ней, и к ее близким. Они прекрасно отдавали себе отчет в том, что Ритулю ожидала перспектива единственно возможная: полного одиночества и вынужденной изоляции – ни друзей, ни подруг, и еще большой вопрос, как там сложится впереди с молодыми людьми и личной жизнью, втайне все же лелея надежду и молясь: «Может, пройдет, перерастет со временем?»
Не переросло. Не рассосалось, а крепчало по мере взросления, принимая гораздо более масштабные разрушительные последствия для пострадавших, что ни в коей мере не мешало Ритке жить вполне даже благополучно и счастливо.
А уж то, что им с Зинаидой, а вместе с ними и всем родным, не приходилось скучать ни одного дня, и говорить нечего!
При этом девочки учились очень хорошо – на пятерки и редкие четверки, всегда и везде вдвоем. А как еще? В классном журнале их фамилии, согласно алфавиту, стояли одна за другой: Зинаида Ковальчук, Маргарита Ковалева, и, как выяснилось, они единственные во всей школе имели такие имена – было бы странно, если б сложилось по-другому!
Микросоциум под названием «школа» создал вокруг них некий вакуум безопасного расстояния, что имело свои бо-о-ольшие плюсы. Ну например, Зиночку и Риточку никогда не только не приглашали или принуждали, а напрочь и заранее исключали из всех массовых мероприятий, в те времена имевших количество неизмеримое. К примеру: построение в общей школьной линейке, сбор макулатуры, политинформации и всяческие конкурсы-концерты в актовом зале, собрания пионерских-комсомольских ячеек, субботники и так далее до бесконечности.
Чем не жизнь! «Не кочегары мы, не плотники!»
Но в полной и окончательной мере семья Ковальчук осознала, чего ожидать от дружбы доченьки Зиночки с Ритой, после летних каникул, которые девчонки провели в Одессе.
О, это эпохально!
Надо сказать, что Риточкина семья была совершенно необыкновенной, уникальной. Ну а в какой иной семье мог родиться этот ужас вселенских неприятностей?
Мама Риты, Софья Львовна, родилась и выросла в Одессе, как родились, выросли и жили там все ее предки, непонятно в скольких поколениях, исчислявшихся чуть ли не с основания этого священного города и самолично Дьюка Ришелье. И имели привычки, характеры, темперамент и, соответственно, национальность местных одесских жителей со всем вытекающим из этих обстоятельств колоритом.
Папа, Аркадий Петрович же, являлся не менее коренным, правда в гораздо меньшей степени поколений, москвичом, с ярко выраженной русско-московской национальностью.
Аркашу Ковалева, пребывавшего в возрасте двадцати двух годов, юношеское вдохновение и надежда на лихой отдых после успешного окончания института принесли в Одессу.
Выбор отдыха у моря в те времена не пестрел разнообразием – в Турцию никто не приглашал, а за попытку «пригласиться» самому перспектива маячила отправиться ровно в противоположную сторону и в сопровождении конвоя. Но кое-какой, и совсем неплохой, выбор морских курортов имелся и на территории страны.
Пятеро друзей-однокурсников, посовещавшись, решили двинуть в Одессу.
И случилось Аркаше на пляже узреть местную красавицу Сонечку Левинсон! Видение, потрясшее бледного москвича, свеженького выпускника архитектурного института, до эротического влюбленного коллапса!
Надо отдать должное вкусу юноши – впадать в сексуально-эротический шок было от чего!
Сонечка была редким образом небывалой экзотической красоты – фигурка, как песочные часы, с наитончайшей талией, высокой и гордо стоящей грудью четвертого размера, умопомрачительной формой бедер, плавной линией переходящих в длиннющие ножки! Добавим для полноты картины гриву кучерявых черных волос, струящихся до ягодиц, огромные шоколадные глаза, яркие губы и тонкий носик.
Представили?
Во-от! А он увидел! И парня понесло-о-о-о…
Все это убойно-сексуальное создание дышало, двигалось, смеялось и, для полного боекомплекта, обладало юмором наивысшей пробы, постоянным, непрекращающимся и искрометным.
Казалось бы: счастья вам, дети!
Ан нет! Имелось одно труднопреодолимое но. Видение небесной красоты, ума и юмора имело сложные, натянутые отношения между государством и пятым пунктом в паспорте: «национальность», и к ней одесскую прописку и многочисленную родню. А страна в те «далекие-далекие…» проявляла настороженность и мягкую враждебность к гражданам, имевшим исконно одесскую национальность еврея.
Юного Аркашу такие мелочи в борьбе за любимое белое тело не могли остановить, и уже на третий день знакомства он имел «счастье» представиться родителям и неисчислимым родственникам любимой, неосторожно объявив о своих далеко идущих матримониальных планах.
Конечно, он не был идиотом. В те «застойные» все прекрасно понимали правила выживания в стране, умело подстраивались, обходя острые углы, радостно официально улыбались и кричали на парадах «ура!» и шушукались на кухнях.
Но мальчика таки разразила любовь!
И у мальчика таки имелся характер!
В ответ на открытое выказывание которого экстренным порядком, на самолете, прилетели из Москвы родители спасать чадо. Но Сонечкины родители, пардоньте-с, тоже были грамотно сделаны в свое время их родителями, и политику партии и государства разумели более чем хорошо, а уж как выживать во все времена и при любых правителях – у этого народа «у генах».
Так что встречу будущих «дорогих родственников» на аэродроме провели всей многочисленной родней, не дав бледным москвичам опомниться.
Старшие Ковалевы находились в состоянии, близком к инсульту, и в полной панике – сыночек, единственный, холимый-лелеемый!.. Как говорится: «В этот прекрасный день, и такая вот фигня!»
Уж лучше бы он женился на дочери заслуженного якутского оленевода Бельдыева, получавшего несусветную зарплату, измеряемую тысячами рублей раз в год, когда снег сойдет и он доберется до конторы, а основное время проводящего в тундре, в чуме, за Полярным кругом!
Сынок железно стоял на своем: «Люблю, женюсь!»
Родители попробовали заходец с другой стороны: «Тогда свадьба в Москве!», имея тайный расчет: три месяца ждать от подачи заявления в ЗАГС до регистрации – отговорим! Костьми ляжем, что-нибудь придумаем!
«Да ви що!» – добродушно отвечала Сонечкина родня, мягко усаживая за стол, потчуя фаршированной рибкой (именно так, через «и»), фирменным борсчем (именно так, через «сч») из уточки да с пампушками, домашней наливочкой под соленья-маренья и рибку домашнего же засола, и это только для начала!
– Та зачем этого нам с вами надо? – Подливали и подливали в рюмочки наливочки. – Що та Москва? Пильно, душно, народ-машины? То ли дело у нас! Ми такую свадьбу загремим! Опять-таки фрукты, овощи, море, а как тетя Сара готовит! Цимус! Ви такого у жисть не распробовали!
