Переоцененные события истории. Книга исторических заблуждений - Людвиг Стомма

В 1960 г. в Риме был потрясающий забег! Никому до сей поры неизвестный и даже в сборную своей родной страны Эфиопии включенный в последний момент, Бикила Абебе бежал босиком среди кипарисов Аппиевой дороги, казалось, без малейших усилий, посылая улыбки столпившимся зрителям. На последнем километре, хотя конкурентов у него не имелось, он показал воистину спринтерский финиш. «Улыбка на финише и танец победителя, – написал Богдан Томашевский («Давайте переживем это еще раз», Варшава, 1992), – создали неповторимую атмосферу. Это был первый радостный марафон».

Великий Бикила Абебе, победивший еще раз на Олимпиаде 1964 г. в Токио, оказался, как выяснилось, первым победителем бега на 42 километра 195 метров, который и слыхом не слыхивал ни о какой Марафонской битве. Он был свято уверен, что название взялось от имени правителя страны, в которой некогда состоялись Олимпийские игры. И ей-богу, ему никак нельзя ставить это в вину. И политически, и исторически Марафонская битва не имела ни малейшего значения. Никакого потрясения Бикила Абебе не вызвал. Разве вот только:

… гонец, что лавра ветвь принес…

Верцингеториг и Арминий

Верцингеториг

В преддверие нашей эры Галлия была настоящей мозаикой народов и их более или менее эфемерных крохотных государств. В окрестностях нынешнего Парижа, к примеру, проживали паризии, вокруг Аварика (Бурж) – битуриги, около Тулузы – лактораты, элусаты и ауски, под Кориалеумом (Шербур) – унеллы, к северу от Лугдунума (Лион) – амбарры, к востоку – аллоброги, к западу – сегусиавы, в Бретани – венеты, осисмии и куриозолиты, в Нормандии – видукассы, лексовии, авлерки, калеты, в Бургундии – эдуи и т. д. Путаются в них не только современные историки. Самим галлам тоже приходилось нелегко, тем более что союзы между племенами менялись от года к году и от правителя к правителю. То одни племена набирали силу и подчиняли себе соседей, то другие. Похоже, что к 70 г. до н. э. особым влиянием стал пользоваться кельтский народ арвернов, чье имя теперь носит современная Овернь. Об этом свидетельствовали амбициозные планы его вождя Кельтилла, который даже решил, по свидетельствам Плутарха и Цезаря, объявить себя королем всей Галлии – principatus totius Galliae. До коронации дело, однако, не дошло, поскольку Кельтилл был убит в ходе дворцового переворота. Но в живых остался его сын Верцингеториг.

Юлий Цезарь писал в VII книге «Записки о Галльской войне», а значит, в 52 г.: «Simil ratione ibi Vercingetorix, Celtilli filius, Avernus, summae potentiae adulescens». Верцингеториг им назван «adulescens», то есть «юноша», «молодой человек», а не «vir» – «взрослый мужчина». Значит, ему точно не было тридцати. Известно, что являлся он сыном славного вождя, и сам Цезарь признавал его ораторские способности, бешеную энергию и железную волю. Но не стоит забывать, что Цезарь был, прежде всего, мемуаристом и автором собственной биографии, а отнюдь не объективным историком. И чем больше он превозносит Верцингеторига, тем весомее его собственные заслуги. Следовательно, трудно конкретизировать, почему именно Верцингеториг возглавил галльское восстание против Рима, несмотря на то что до тех пор не мог похвастаться сколько-нибудь значительными военными успехами. Немаловажную роль сыграло тут и то, что как минимум на протяжении двух лет – предположительно 58–57 или 57–56 гг. – он служил в римской армии и в придачу в частях, находившихся под командованием самого Цезаря. Поэтому он знал противника лучше, чем многие другие, и мог избирать тактику, учитывающую его слабые места. Именно на это он поначалу и сделал ставку. У Верцингеторига были два основных правила, которые он пытался претворить в жизнь с начала боевых действий в 52 г. до н. э. Прежде всего, избегать прямого боя с римлянами, где их организация и боевая выучка обязательно будут иметь преимущество над пусть и отважными, но вследствие отсутствия дисциплины хаотичными ударами галлов. Вместо этого следовало заходить в тыл римским легионам и рвать их коммуникации, постоянно беспокоя неожиданными нападениями. Так до него уже действовал Амбиорикс из бельгийского племени эбуронов, единственный из галльских предводителей, который серьезно беспокоил римлян. Однако верные идеи не так легко осуществить. Замахиваясь на римское могущество, Верцингеторигу пришлось собрать вокруг себя как можно больше галльских племен, в которых процветали борьба за власть и отстаивание самых разных частных интересов. Укрепить лидерство Верцингеторига и гарантировать ему подчинение соратников даже в случае принятия непопулярных решений мог только эффектный и яркий успех, которого трудно было добиться в ходе партизанских действий. Эта проблема возникла практически сразу, когда легионы Цезаря форсированным маршем направились к столице битуригов, богатому Аварику, считавшемуся самым красивым городом Галлии. Будучи человеком последовательным, Верцингеториг решил, что город следует сдать, забрав или уничтожив все, что мало-мальски могло пригодиться римлянам. Битуриги и слышать об этом не желали и уверяли, что город расположен идеально с точки зрения обороны. С трех сторон его омывают реки Йевр и Орона, а с юго-востока прикрывают обширные болота. Аргументы Верцингеторига не нашли понимания. Напрасно он убеждал, что за зиму, – а близился конец февраля 52 г. – войска Цезаря использовали все запасы, оголодали и утомились. Если они еще чуть-чуть потерпят нужду, их сила и боевой дух покинут их. А вот если им удастся зазимовать в покоренном городе и подкрепиться его запасами, то они наберутся новых сил, и все предыдущие усилия восставших окажутся потраченными впустую. Битуриги стояли на своем – Aвaрикум не сдастся. Наоборот, легионы будут обескровлены длительными и бесполезными штурмами. А впрочем, поджечь город и уничтожить запасы никогда не поздно… И Верцингеториг, вопреки твердому убеждению в своей правоте, уступил.

Цезарь подошел к стенам Аварикума приблизительно 22–27 февраля и быстро убедился, что немедленный лобовой штурм может ему обойтись дорого. Городские укрепления сооружены из бревен, скрепленных глиной и засыпанных утрамбованной землей, так что ни поджечь, ни разбить таранами их невозможно. Поэтому римляне приступили к классической осаде. На подступах к городу были построены так называемые аггеры. Они состоят из длинных крытых деревянных галерей, защищенных от стрел противника, заканчивающихся возвышающимися над городскими стенами башнями с помостами для катапульт и лучников. Невзирая на устроенные защитниками умелые подкопы и отчаянные вылазки, уже спустя неделю римляне начинают забрасывать город каменными ядрами и зажигательными снарядами, уничтожающими плотную городскую застройку. Тем не менее получивший в последний момент подкрепление в десять тысяч отборных воинов гарнизон осажденного города не проявил никаких признаков слабости. Прямо напротив римских осадных башен были возведены собственные, ограничивая тем самым противнику поле обстрела, а галльские воины через болотистые туннели подбирались к подведенным под стены галереям и пару раз их подожгли. Морозные ночи и ледяные дожди, изводящие римских воинов, стали союзниками обороняющихся. Осада затянулась. Но однажды случается удивительная и необъяснимая вещь. Цезарь пишет (VII, XXVII, 7), как он вдруг заметил, что посты на стенах «custodias in muros dispositas», малочисленны и «incautus» – невнимательны или небрежны, и тут же дал приказ о штурме. Натренированная римская пехота ринулась вперед, не теряя ни минуты, под холодным проливным дождем, который возможно и стал причиной галльской неосторожности, и в нескольких местах прорвалась на укрепления. Звуки сражения подняли на ноги находившихся в городе галлов, но те не попытались сбросить римлян со стен, а только лихорадочно предпринимали попытки организовать оборону на городских улицах. Здесь у них не было ни малейших шансов. Римские когорты прокладывали себе дорогу через толпу, сея смерть и разрушения. Солдаты настолько озверели в бою, что даже не думали о трофеях. Мечи разили всех без разбора. В итоге из сорока тысяч защитников Аварикума в живых осталось только восемьсот воинов, сумевших отступить через болота. Наконец легионеры начали прочесывать залитые кровью дома, которые теперь дадут им столь долгожданную возможность отдохнуть и восстановить силы. Что же, собственно говоря, в тот день произошло? Что могло стать причиной галльской «небрежности», имевшей столь далеко идущие последствия? Поль М. Мартин («Vercingétorix», Париж, 2000) намекает на заговор друидов; Жак Арман («Vercingétorix», Париж, 1984) винит во всем, – впрочем, не слишком убедительно, – усталость битуригов после продолжавшейся более четырех недель ожесточенной осады… В действительности этого не знает никто.

Не знал и Верцингеториг. Отныне бесполезно было давить на жалость и взывать к его милосердию. Тактика выжженной земли по отношению к римлянам применялась им впредь решительно и беспощадно. В то же время он не упустил из виду, что Аварикум, которому не помогли естественные преграды в виде двух рек и заболоченных земель, оказавшиеся вполне проходимыми, тем не менее выдержал почти месячную осаду, что существенно умерило вражеский задор. Вот если бы удалось заманить Цезаря к действительно неприступной крепости, которую ему пришлось бы осаждать среди пустынных земель, без снабжения и при условии беспрестанных нападений оставшихся снаружи повстанцев… Тем более что Цезарь словно сам лез в ловушку. Видимо, считая, что после резни в Аварикуме галлы охвачены ужасом, он весьма легкомысленно разделил свои силы, направив четыре легиона под командованием Лабиена на север для усмирения сенонов и паризиев, а сам во главе шести легионов двинулся в арвернские земли. Захват родных мест Верцингеторига должен был, по идее, ослабить авторитет вождя мятежников и вызвать среди галлов разногласия и распри, что позволило бы вернуться к проверенной римской политике – divide et impera – разделяй и властвуй. Если Цезарь так думал, а поясняет он это в «Записках о Галльской войне» весьма уклончиво, то очень скоро ему станет ясно, что он совершил ошибку. Выяснилось, что распоряжения Верцингеторига строжайшим образом исполняются без малейшего намека на какие бы то ни было конфликты среди галлов. Римляне шли по начисто опустошенным землям. Казалось, весна вовсе не заглядывала в эти места. Систематическое поджигание лесов распугало даже диких животных, пастушьи хижины превратились в головешки, и вскоре, невзирая на прекрасную погоду, захватчики снова стали нуждаться буквально во всем. А при виде Герговии, до которой наконец-то добрались легионеры, последние надежды обратились в прах. Город не шел ни в какое сравнение с покоренным Аварикумом. Перед римлянами предстал oppidum (город-крепость, окруженный рвом и земляным валом), расположенный на вершине неприступной крутой горы, словно орлиное гнездо. Тут не было никакого проку от зловещих аггеров, осадных машин и прочих изобретений инженерной мысли. Сто двадцать лет спустя у подножия еврейской Масады римляне столкнутся с подобной же проблемой, и им понадобятся многие месяцы, чтобы сокрушить стены крепости, хотя к тому времени военная наука шагнет далеко вперед. Теперь же Цезарь столкнулся с непосильной задачей. Герговия располагалась приблизительно в семи километрах от современного Клермон-Феррана на скальной платформе длиной 1400 и шириной 500 метров, с крутыми, а местами просто-напросто отвесными склонами с севера, юга и востока высотой 304–377 метров. Только с западной стороны, где проходит горная гряда, обрыв снижался примерно до 50 метров. В придачу крепость была обнесена каменными стенами, особенно высокими и хорошо укрепленными с запада. Огромные каменные цистерны, даже в случае отсутствия дождей, могли обеспечить горожан водой на несколько месяцев. В пещерах хранились солидные запасы продовольствия. Штурмовать Герговию было бессмысленно, но и надежд взять измором такую крепость было не много. Что тут прикажете делать? Цезарь отступил назад и построил укрепленный лагерь в двух с половиной километрах к юго-востоку от города на вершине поросшего лесом холма Сер-д’Орсе. Он даже не попытался блокировать перевал, по которому галлы держали связь с Герговией, рассчитывая, что ему удастся застать врасплох Верцингеторига, подтянувшего войска к крепости и расположившегося с запада от нее, и навязать ему открытый бой.