Таинственный портрет - Вашингтон Ирвинг
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Должен признаться, что эти рассказы на некоторое время отбили у меня охоту к высокопарным фантазиям. Ночью шторм разыгрался не на шутку. Море металось в диком смятении. Волны накатывали и обламывались со страшным, сердитым звуком. Бездна взывала к бездне. Время от времени темную масса туч раздирали вспышки молний; полыхнув над пенными валами и погаснув, они делали тьму еще гуще. Над широким водным простором грохотал гром, отражаясь эхом и раскатываясь по водяным горам. Корабль раскачивался и падал в ревущие ущелья, непостижимо, как он удерживал равновесие и не терял плавучести. Реи окунались в воду, нос зарывался в волны. Подчас казалось, что вздымающаяся стена воды вот-вот опрокинет корабль, и только ловкий поворот штурвала позволял избежать столкновения.
Я ушел в каюту, но жуткая картина преследовала меня и там. Свист ветра в снастях напоминал погребальные вопли. Скрип мачт, скрежет и стоны переборок под напором бурной стихии нагоняли ужас. Я слушал, как вдоль борта, рыча мне прямо в уши, проносятся волны, будто Смерть собственной персоной бушевала вокруг плавучей тюрьмы, выискивая добычу. Достаточно вылететь заклепке, треснуть шву, и она ворвется внутрь.
Однако вскоре пригожий день, спокойное море и попутный ветер разогнали мрачные мысли. В открытом море невозможно не поддаться радостному воздействию ясной погоды и доброго ветра. Когда корабль идет под всеми набухшими от ветра парусами, весело мчась по барашкам волн, как величаво и смело он выглядит – словно повелитель пучины!
Я мог бы написать целый том о радостях морского путешествия, ибо для меня оно представляет собой почти нескончаемый восторг, однако пора спуститься на берег.
Одним прекрасным солнечным утром с топа послышался крик: «Земля!» Лишь те, кто это испытал, способны оценить тот сладкий клубок ощущений, который охватывает душу американца, впервые завидевшего Европу. Одно только имя вызывает массу ассоциаций. Земля обетованная, изобилующая всем, о чем ему рассказывали в детстве и о чем годами думал его пытливый ум.
С этого момента и до прибытия царило лихорадочное оживление. Боевые корабли, рыскающие вдоль берега, как гигантские сторожа, врезающиеся в пролив мысы Ирландии, подпирающие облака горы Уэльса – все это вызывало пристальный интерес. Когда мы проплывали мимо устья Мерси, я обследовал берега реки в подзорную трубу. Мой взгляд наслаждался видом аккуратных коттеджей с подстриженными кустами и зелеными полосками травы. Я увидел заросшие плющом развалины аббатства и торчащий из-за лба соседнего холма шпиль деревенской церкви – характерные черты Англии.
Нам повезло с приливом и ветром, к пирсу удалось причалить почти сразу. На пристани толпились люди, одни – праздные зеваки, другие с нетерпением ждали друзей и близких. Я узнал купца, для кого корабль доставлял товар. Он выделялся расчетливым прищуром и вертлявостью. Сунув руки в карманы, торгаш задумчиво насвистывал и расхаживал туда-сюда на маленьком пятачке, оставленном ему толпой из уважения к его сиюминутной важности. Люди на пристани и на борту корабля, когда знакомые замечали друг друга, обменивались возгласами одобрения и приветствия. Мне бросилась в глаза молодая женщина в скромном платье, привлекшая мое внимание своим поведением. Она стояла в первых рядах, подавшись вперед, и лихорадочно ощупывала взглядом корабль по мере его приближения к берегу, выискивая знакомую фигуру. На лице – разочарование и печаль. Я услышал за спиной окликнувший ее слабый голос, он принадлежал бедному матросу, проболевшему все плавание и вызывавшему сочувствие у всех на борту. В хорошую погоду соседи по каюте расстилали для него в тени на палубе матрац. Однако за последние дни его состояние настолько ухудшилось, что он не поднимался с подвесной койки, шепча одними губами надежду не умереть прежде, чем увидится с женой. Когда корабль шел по реке, больному помогли выйти на палубу, и теперь он стоял, прислонившись к вантам, такой изможденный и мертвенно бледный, что даже любимая жена его не узнала. При звуке его голоса взгляд ее метнулся к лицу матроса и в один миг полностью ухватил скорбную картину. Женщина сцепила пальцы перед собой, издала сдавленный крик и, заламывая руки, в безмолвном отчаянии застыла на месте.
Повсюду поднялась суматоха и спешка – встречались знакомые, приветствовали друг друга друзья, совещались деловые люди. И лишь я был одинок и ничем не занят. Меня никто не встречал и не приветствовал. Я ступил на землю предков, но чувствовал себя на ней чужаком.
Английские писатели об Америке
Мне кажется, будто перед моим умственным взором встает славный и могучий народ, подобный пробудившемуся сильному мужу, стряхивающий с себя тяжкие оковы. Мне кажется, я вижу его подобным орлу, вновь одетому оперением могучей молодости, воспламеняющим свои зоркие глаза от полуденного солнца.
Мильтон о свободе печати[4]
Я не могу наблюдать ежедневно разрастающуюся между Англией и Америкой литературную вражду без чувства глубокого сожаления. С недавних пор Соединенные Штаты пробуждают величайшее любопытство, и лондонская пресса кишит пространными отчетами о путешествиях по республике, но отчеты эти, похоже, призваны распространять заблуждения вместо знаний, и преуспели они в этом настолько, что, несмотря на постоянные сношения между нашими странами, ни о дин народ не сравнится с широкой британской общественностью по части скудости правдивой информации или многочисленности предрассудков.
В мире нет лучше и в то же время хуже путешественников, чем англичане. Там, где им не мешают соображения гордости и личных интересов, никто не может сравниться с ними по глубине и философичности взглядов на общество, правдивости и красочности описания предметов окружающего мира, но как только интересы либо репутация их страны сталкиваются с чужими, англичан бросает в другую крайность, и они тут же забывают о своей честности и прямоте в угоду желчной иронии, нетерпимости и насмешкам.
По этой причине путевые заметки англичан тем правдивее и точнее, чем захолустнее страна, о которой они пишут. Я готов безоговорочно верить английским описаниям земель по ту сторону Нильских водопадов, неизученных островов в Желтом море, внутренних районов Индии и любой другой местности, о которых иные путешественники поведали бы, дав волю воображению. Однако я с большой осторожностью отнесусь к рассказу о ближайших соседях и тех странах, с которыми у англичан существуют
