Чайный аромат. Проза - Александр Непоседа

– Мы уходим в открытое море, господа. И если вы не сделаете, о чем я вас попрошу, двинемся согласно курса. Все это делается с целью уравновесить наши силы в диалоге.

Нотариус стал белым, словно выгоревшая на солнце парусина. Кери сжал кулаки, и молча – рассматривал меня.

– Скажите мне, Кери, где сейчас Ваш любезный друг Гран?

Скулы Пьера Кери окаменели, в глазах вспыхнул черный огонек.

– Вам его не достать, и не обмануть, как удалось обманом завлечь нас.

– Гран тоже заблуждался, как и Вы, Кери! Обмануть всех невозможно! Я даже не стану прилагать усилия для его розыска. Его разыщут флибустьеры и неприятно накажут. Согласитесь, что смерть не относится к приятным ощущениям!

Лицо его стало багровым.

– Кстати! А где ваша племянница Джеми?

Его перекосило мгновенной судорогой, он бросил взгляд на нотариуса, и положил трясущиеся руки на стол. Мышеловка захлопнулась. Я встал, подошел к двери и громко постучал в нее.

– Крон! Отопри мне!

Вышел на палубу, вдохнул свежий ветер, оглянулся, берег уже таял в розово – золотистой дымке.

– Алоиз! Держать курс на Сен – Назер!

Спустился в камбуз, убрал со стола приборы и блюда с едой, положил бумагу и перо.

– Вы, Кери, пишете признание в убийстве своего брата, о тайной связи с морскими разбойниками. А Вы, господин Наваль, признаетесь в сговоре с Граном и Кери, а также в подделке документов на правообладание дока, принадлежавшего отцу Джеми – Дюрвалю.

Это будет моей гарантией и подтверждением вашей низменной сущности. У вас нет выбора! Либо бумаги с вашими подписями в моих руках, либо в Бискайском заливе для вас найдется небольшой участок темного прохладного дна. Каждый ответит за грехи свои. И не тяните время, возвращаться вам придется на веслах!

Я, не спуская с них глаз, набил трубку табаком, раскурил и сел за стол. Плеск веселой волны, клубы ароматного табака и скрипенье перьев по листам бумаги. Не дойдя двух миль до Сен-Назера, Алоиз проводил их в шлюпку, которую позаимствовал в доке, привязав ее за кормой, и только они ступили в нее, обрезал веревку.

– Увидимся!

Кери угрюмо вставлял весла в уключины, Наваль сидел на корме, обхватив руками голову. Мы повернули, и ветер понес нас в блистающий простор.

Шторм захватил нас, когда по левому борту тонкой полоской между небом и морем был виден Пиренейский полуостров. Сначала шла крупная тяжелая волна, через час шквалы ветра усилились, пришлось убрать парус и задраить люки. В потемневшем небе рваными клочьями неслись облака над одинокою мачтой. Волны перехлестывали через палубу, ветер крепчал.

Шлюп скрипел, содрогался, испытывая на себе удары разбушевавшегося океана, и я благодарил мастеров, сработавших судно, и Бога – за спасение наших душ. Мы с Кроном все время находились на мостике, возле руля, привязавшись веревкой к швартовым кнехтам. Приходилось следить за целостностью палубных надстроек и мачты.

Измотав нас за 16 часов до каменной усталости, порывы ветра, словно утомившись, начали сбавлять свой напор, шторм смещался в Бискайский залив, и когда затих томительный свист ветра с мелкими солеными брызгами, когда Алоиз поднялся к нам – по моей команде, мы с Кроном в изнеможении повалились на мокрую палубу и даже не было сил набить свою трубку табаком.

В тот день я записал в бортовом журнале – «судьба испытывает нас, и благодарны мы Богу, что он нас не оставляет». На пятый день после шторма мы прошли Гибралтарские ворота. Средиземное море встретило ласковым солнцем, радостным изумрудным бегом ряби. Сердце мое, горячо волнуясь, в нетерпеливом ожидании, рвалось за горизонт, туда, где ждала меня Джеми.

Стоя вечером на носу шлюпа, глядя в надвигающуюся черноту ночи – увидел вновь ее спящей в моей каюте, со слабой улыбкой на губах. Какая бездна лет минула с того дня. И было ли это?

В кафе, на набережной, в полденья любовался синевой морскоюс летящими тугими парусами,– за чашкой ароматного напитка.Но ты затмила – видимое мною,волнующей своею красотою,нахлынувшим нежнейшим ароматом,и мягким перестуком каблучков.Напиток уж остыл, и день погас,на башне – грустный звук ночных часов,и синий мрак ложится на залив,и лишь видение твое – в чуть слышномропоте листвы и волн – со мною.Корабль мой в путь отправится с рассветомк далеким берегам, в пустынном мире этом…

Барселона! Бог мой! Барселона! Пришвартовав шлюп, я спрыгнул на прогретый зноем причал, сложенный из базальтовых плит, двинулся по древней улочке Рамблас, стекающей к морю, словно русло высохшей реки. Мне было нужно найти торговую биржу, знаменитую городскую биржу, там меня ожидал пакет от Хосе Наварро. Миновав ратушу на площади Пласа-де-Сант-Жуаме и повернув направо, открыл массивную дубовую дверь.

Здесь царила прохлада и неспешная работа с шелестящими бумагами. В атмосфере зала чувствовалось присутствие сотен кораблей, морских экспедиций, торговых путей, затерянных островов, новых открытий и очередных загадок, аромат кофе и табака, корабельного леса, пеньки, парусины, рома и мадеры.

Через минуту я вышел в полдневный жар, разорвал пакет по боковому шву и прочел – улица Коррер-Монткада, дом Наварро.

Вступив на обозначенную улицу, томясь и душой и сердцем, увидел над собою крыши домов, почти смыкающиеся над отвесными стенами, с тонкой синей полоской неба над головой. Каменистая мостовая чиста, и отполированная ногами тысяч и тысяч прохожих.

Высокие, остроконечные окна и тяжелые окованные двери. Сухость воздуха. Наконец постучал в одну из дверей с расположенным на ней искусно кованым гербом. Разглядев его внимательно, узнал, что Хосе Наварро – рыцарь ордена тамплиеров, уроженец Кордовы. Долго ждал. Отворили – предо мной открылось великолепное патио.

– Доложите, что прибыл Арман Дюфо!

Слуга запер дверь, жестом пригласил меня пройти через пышный благоухающий цветник в тень листвы, где я и опустился на скамью, удерживая себя от желания броситься вслед за ним, уходящим в синеющую глубь дома, и разыскать самому, взять ее за руки, почувствовать аромат, обнять, услышать голос. Раздался звук каблучков, они так спешили, так стучали, сбивая такт моего сердца – я встал со скамьи в тот момент, когда Джеми появилась из-за поворота аллеи.

Мы замерли, встретившись глазами, и когда слились в поцелуе, я уже не мог вспомнить, как мы преодолели солнечное, непостижимое пространство, разделяющее нас за минуту до этого.

Капитан ушел в море неделю назад, и я ожидал его возвращения. На шлюпе мой экипаж приводил в порядок бегучий такелаж, запасался пресной водой, Крон по своему обыкновению осмотрел подводную часть руля и киль. В воде он чувствовал себя как рыба. Вечером я отпускал их на берег, мы с Джеми оставались на палубе, не спеша рассказывая друг другу о своей жизни до нашей случайной встрече в Сет. Я любовался ее глазами, целовал пальцы, и в тот миг – когда она поправляла свой локон, растревоженный теплым ветром – предложил выйти за меня, и что венчание наше состоится в Марселе. А затем долго целовал ее счастливые глаза.

На третий день, в два часа пополудни на рейде встал «Жан Баптиста». Дождавшись, когда шлюпка с капитаном направится в порт, я поспешил навстречу. Если бы я мог предположить тогда, какое известие принесли мне ветра из моря! Наварро выглядел уставшим, лицо его было обветрено, шаг не твердым – после долгого морского похода. Мы пожали руки, я поблагодарил его за заботу о Джеми. И он пригласил пройтись с ним немного.

– Мы все – таки настигли их, Дюфо! За этим фрегатом я охотился полгода. Но капитан был слишком умен, чтобы позволить ухватить себя за хвост. В этот раз удача улыбнулась нам! Мы блокировали этих разбойников недалеко от Гибралтара, безветрие лишило их маневра, и я разбил судно в щепы из своих пушек! Фрегат затонул, нам удалось выловить из воды трех негодяев – и знаешь ли, как выяснилось – тот погибший капитан назывался твоей фамилией.

– Это мой брат, Наварро! Так случается в жизни!

– Прости! Не знал! Он был очень храбр! Искренне сожалею. Предпочитаю иметь таких друзей, чем врагов! Куда сейчас?

– В Марсель! Хочу завершить начатое дело, еще тогда, в Сет.

– Ну что же, удачи!

– Благодарю!

Мы расстались, я возвращался на шлюп, увидел стаи голубей, лениво склевывающих шелуху на площади, вспомнил слова Матиса, и не смог сдержать слез.

Алис

Ночью мы замерли. Наступил полный штиль. Я поднялся на капитанский мостик, взглянул на море, на его блиставшее гладкое зеркало, на темнеющее небо с четким ломтиком луны, где рядом с нею вспыхивала звезда – словно символ на зеленых знаменах воинов ислама – на Юпитер, ярко и печально светивший на юго-востоке, на обвисшие паруса и внезапно оглох от тишины.