Чайный аромат. Проза - Александр Непоседа

Ночью мы замерли. Наступил полный штиль. Я поднялся на капитанский мостик, взглянул на море, на его блиставшее гладкое зеркало, на темнеющее небо с четким ломтиком луны, где рядом с нею вспыхивала звезда – словно символ на зеленых знаменах воинов ислама – на Юпитер, ярко и печально светивший на юго-востоке, на обвисшие паруса и внезапно оглох от тишины.

Она была абсолютной, до временной, где нет ни плеска воды, ни криков чаек, ни скрипа корабельных снастей. Тишина была словно при обрушении мира, когда останавливается время и в бездну бесшумно сыплются звездные россыпи.

Слева, в дымке, на самом горизонте лежала спящая Африка, небо над нею пронизали зарницы, вспыхивали и гасли долгие волнистые световые потоки и ни одного звука на безбрежном просторе моря и неба. Жуткое и ослепительное зрелище заставило вспомнить о пройденном пути, о захваченной добыче, о сражениях, о тяжелых переходах по каменистой ближневосточной земле, оглушающем зное, когда от палящего солнца темнеет сознание, а солнечный диск становится черным. И о своей главной награде – спящей сейчас в моей каюте – хрупкой молодой женщине, выхваченной из самого пламени в последней нашей стычке с янычарами.

Я заметил ее за решетчатым высоким окном, когда мы, ворвавшись в город, стремительно растекались по его улицам, не давая врагу опомниться. Увидел ее распахнутые глаза, легкий взмах ладони, рассыпавшиеся локоны на плечах и груди – и рванул поводья так, что лошадь вздыбилась, жарко блеснув зрачками, всхрапнула от неудовольствия, но я уже взлетал по лестнице, вышиб ногою слабую дверь, подхватил ее на руки, краем глаза заметил быстрое движение из-за шторы, оскаленное лицо, развевающиеся серо-голубые ткани одежды врага, и – не медля ни секунды – ударил его палашом. Раздались крики в соседней комнате, за мягкими струистыми шафрановыми занавесями перепутанными стеклярусом, а я уже спускался с добычей вниз, перепрыгивая через ступеньки.

Солнечный свет ударил мне в глаза, когда я взглянул на свою пленницу, выбегая в узость улицы с отвесными высокими стенами. В палящем зное, в его убийственном блеске, среди звона мечей, яростных криков, цокота копыт, в этом безумном кипении битвы – невесомым бриллиантом лежал на моих руках сон, видимый мною задолго до этого дня.

Спустившись в каюту, осторожно прикрыв дверь, я присел на диван в углу и вновь начал рассматривать спящую. В отсвете фонаря, висевшего под потолком на кованой цепи, искрились ее волосы, раскиданные по атласной бело-голубой подушке, у лежавшей навзничь – одна рука под щекой, другая свободно расслаблена, согнута в локте, светится теплым бархатом – под покровом угадываются волнующие женственные очертания ее изящного тела. Ресницы, губы, все лицо – словно у ребенка, уставшего от ожидания и одиночества и обретшего наконец то защиту и кров.

Я приблизился, в этой тишине услышал ее дыхание, наклонился, чтобы поцеловать дремлющую ладонь, она вздрогнула, улыбнулась во сне, и я – застыл от яркого воспоминания.

Века назад… Одурелый воздух, напоенный неизвестными нам растениями, бесконечные горы, уходящие за снежный горизонт, падающие в глубокие ущелья потоки воды от тающих ледников, кручи осыпающихся камней под каждым шагом башмака, повозки, запряженные боевыми слонами, везущие провиант, оружие, кузнечные меха, вино, зерно и мед. Мы уже четвертую неделю в пути, измотанные, уставшие от дневного жара и ночного холода, небритые, с обветренными лицами, грохочем бесчисленными шагами воинов Александра.

Покорив Египет, мы двинулись на юг, растоптав Сузы и Вавилон, после чего повернули на восток, в сторону встающего по утрам солнца. Где то там далеко впереди лежал Персеполь – исконное и древнее сердце Персии – и где, по предположениям, скрывался дважды покинувший поле боя Дарий.

Покрытые желтой пылью и славой великолепных сражений мы идем и идем к своей цели, тяжелой, но верной походкой, бряцая вооружением, глотая горный воздух и ожидая привала, с горячим ужином, вином, крепким сном, прерываемым криками дозорных. И вот уже пламя костров мешается с ветром, бросая отсветы на необозримое пространство заполненное нами, искры сыплются высоко в небо, перемешиваясь с мигающими синими звездами. И неприветливые горы смыкаются над нами все теснее, мрачно усмехаясь лунным сиянием.

Утром, проснувшись ранее всех, я спустился от лагеря вниз, к горной реке. Пристегнув короткий меч на пояс, в правой руке праща, в левой белое полотно для обтирания, ловко перепрыгивая с камня на камень вдоль берега, следя за бурунами ревущей воды, я заметил верблюдов, купола разноцветных шатров, уплывающий вверх дымок от костра.

Караван! По закону военного времени им запрещалось находиться вблизи войска, но почему дозорные и ночной караул не сделали им замечание? Значит – им разрешили! И я, забыв, что шел умываться и растираться ледяной водой направился прямо к шатру стоящему в центре. Забытые в походах ароматы достигли меня еще за несколько шагов до стоянки.

Шалфей и лаванда, корица и мускат – невероятная смесь запахов вскружила на мгновение голову, и вслед за этим я испытал сладкий удар в самое сердце. Откинув полу шатра – на миг показав мне голую руку – невесомо выпорхнула девушка. Локоны, перепутанные голубыми и желтыми лентами, ясные распахнутые глаза под долгими ресницами, нежный румянец и белозубая улыбка повергли меня в состояние меча застрявшего в ножнах.

Она стремительно взглянула на меня, расхохоталась – я увидел красивые влажные зубы – в уголках ее губ искрами вспыхивало солнце, и обдав меня завораживающим ароматом свежести молодого тела, растаяла в шумящей разноязыкой толпе. Я бросился за ней в грубое скопище купцов, торговцев, менял, в этот Разноплеменный и пропахший верблюжьей шерстью люд. В какое то мгновение мелькнули впереди – возле повозок груженых товарами – ее локоны и развевающиеся ленты, расталкивая локтями плотные ряды кричащих продавцов сладостей, я кинулся следом за этим огненным свечением, но она как сквозь землю провалилась.

Возвращаясь в лагерь, крепко сжимая рукоять меча, и проклиная себя за медлительность, поклялся разыскать ее, во что бы то ни стало. Потом еще был переход, взятие Персеполя, долгая и тоскливая зимовка в нем, возвращение назад через сумрачные горы, и только через три года, вернувшись наместником в Египет, я встретил ее в храме.

В звенящей тишине, в сухом и неподвижном воздухе окрашенном отблесками ароматных светильников, вытянувшаяся от своего величия, с подведенными бровями и ресницами, с тонкими длинными пальцами, сжимающими папирус, она прошла мимо, опахнув уже знакомым ароматом, присущим только ей одной, и я увидел слабую улыбку в уголках лиловых губ. Но, глаза! Глаза так полыхнули, что захолонуло сердце, и стянуло ознобом рубленые шрамы на моем лице…

Раздался короткий стук в дверь каюты, поднявшись с дивана и оглядев спящую – не потревожили ли сон – сбросил тяжелую бронзовую задвижку и увидел бородатое лицо штурмана, от него резко разило ромом, но глаза были ясны.

– Капитан! Слева две шхуны, приближаются к нам!

Ветром взлетев на мостик я увидел на светлеющей морской поверхности медленно – шли на веслах – приближающиеся шхуны со свернутыми парусами. На флагштоке обвис узкий, как острие скифского меча, вымпел, свернувшийся от безветрия. Но я острым взглядом различил на нем продольную черную полосу.

– Морские разбойники! Свистать всех наверх!

И враз загрохотали по палубе подковы матросов команды, торопливо занимающих места, согласно боевого распорядка. Запахло табаком, кожей и порохом. С мостика было видно, как двое матросов на носу каравеллы разворачивали пушку, звенели цепью удерживающей орудие во время шторма, заряжающий энергично орудовал у жерла, забивая тяжелые пыжи в заряд. Рядом ждали своей очереди круглые, тускло отсвечивающие ядра.

Скрипнула внизу дверь, и я сверху увидел роскошные волосы, плечи и выпуклость груди под тонкой розовой тканью – маленький башмачок на ноге несмело ступил на палубу.

– Доброе утро, капитан!

Она улыбнулась, ослепив меня белыми, как снег зубами, в уголках губ смеялись сто миниатюрных чертенят. Даже на таком расстоянии я почувствовал запах шалфея и лаванды исходящий от нее. Ладонью заслонившись от встающего солнца, сверкая ясными глазами, потянувшись и прогнувшись назад в поясе – она была потрясающе красива, до головокружения, до сердечного спазма.

– Вам лучше пройти вниз, сеньорита, у нас намечается утреннее рандеву.

Я протянул руку в сторону шхун, увидел дружно взлетающие весла, услышал гортанный крик предводителя шайки, отметив, что их слишком много, намного более ожидаемого. Она быстро взглянула по указанному направлению, привстала на носочки, весь ее облик дышал и переливался дивным светом морской зари.