Елена Блаватская - Александр Сенкевич

Елена Петровна пыталась лечить сама себя сном. Однако новые страшные видения и кошмары настолько ее ошеломляли, что, придя в себя, она едва слышно произносила пересохшим ртом малозначительные слова и долго после этого мучилась бессонницей.

Ей снились вещи невероятные, труднопредставляемые. Она долго оставалась под влиянием этих апокалиптических сновидений.

Она собственными глазами наблюдала многотысячные людские жертвоприношения, при которых никто не избежал смерти: ни дети, ни женщины, ни старики. Людей сжигали не поодиночке, а целыми городами. Для массовых убийств употреблялись снаряды страшной разрушительной силы. Она также видела, как миллионы людей безропотно позволяли уничтожать себя каким-то отравляющим газом. Это было настоящее светопреставление. Кали-юга — черная эпоха в своей завершающей стадии, как сказали бы индусы.

Она видела тупые и сытые лица палачей, методично забивающих людей, как скот на бойне. Елена Петровна чувствовала, как седеет во сне: ее золотистые, в мелких кудряшках волосы превращались в извивающихся серебристых змеек.

Блаватская узнала правду — в подготовке всемирной бойни было ее подспудное участие, ее идейное благословение. Ей стало невыносимо страшно в своем провидческом сне. Она бежала в отчаянии мимо просторных загонов, в которых находились, ожидая смерти, истощенные, сбившиеся в огромные толпы люди, мимо дымящих труб крематориев, мимо сожженных садов и разрушенных зданий. Она не замечала, как лощеные и самодовольные люди приветствовали ее римским жестом, вскидыванием перед собой правой руки. Она бежала со всех сил обратно, в свое время. Она ныряла в мертвые воды Стикса с единственной надеждой избавиться навсегда от сострадания и от любви к людям. В этой маслянистой, со свинцовым отсветом воде забвения находились ответы на все вопросы ее многострадальной жизни.

После смерти матери отец Блаватской боготворил и баловал свою любимицу старшую дочь. Петр Алексеевич позволяла ей делать, что вздумается. И девочка словно срывалась с привязи, становилась заносчивой и дерзкой. При неблагоприятном стечении обстоятельств это обожание обязательно принесло бы скорые горькие плоды, не будь бабушки Елены Павловны, которая старалась обуздать капризный и своенравный характер внучки.

А бабушка Блаватской за свои выдающиеся качества пользовалась в Тифлисе прекрасной репутацией и уважением. «Невзирая на то, что сама ни у кого не бывала, весь город являлся к ней на поклон», — вспоминали ее современницы.

Труженица, она и детей своих приучила не бить баклуши, всех поставила на ноги. Старшая дочь, Е. А. Ган, прославилась как писательница, хотя рано умерла. Ее сестра Екатерина Андреевна прожила дольше, вышла замуж за Юлия Витте. Сын Елены Павловны, Ростислав Андреевич Фадеев, артиллерийский генерал, был видным деятелем в славянских землях и известным военным писателем семидесятых и восьмидесятых годов XIX века. Образованный и остроумный, он неудержимо привлекал к себе людей. В дяде Ростиславе, в сестре Вере и ее детях Елена Петровна очень нуждалась. Только они питали и поддерживали ее героическое и романтическое жизнелюбие. Между тем ее любовь к миру, всеохватная и грандиозная, утверждалась большей частью в отстраненности от каких-либо личных привязанностей.

Для понимания психологии Елены Петровны и ее матери весьма существен один момент: их как бы одновременное пребывание в двух реальностях — художественной и повседневной, бытовой. Однако для матери такая двойственность положения обернулась трагедией. В повести «Идеал» ее героиня видит один выход из сложившейся ситуации — в вере и приобщении к Богу: «Я постигла наконец, что если женщина по злой прихоти рока или по воле, непостижимой для нас, получает характер, не сходный с нравами, господствующими в нашем свете, пламенное воображение и сердце, жадное любви, то напрасно станет она искать вокруг себя взаимности или цели существования, достойной себя. Ничто не наполнит пустоты ее бытия, и она истомится бесплодным старанием привязаться к чему-нибудь в мире. Неземные привязанности могут удовлетворить ее жажду. Ее любовью должен быть Спаситель, ее целью — небеса».

Для самой Блаватской этот путь малопривлекательный, она не уповает на милосердие Божие. Церковное христианство вообще и православие в частности, как она считала, не способны управлять человеческой совестью.

Вот почему Е. П. Блаватская, усиливая в себе бунтарское начало, нередко позволяла себе кощунствовать, юродствовать и лукавить. По воспоминаниям ее сестры, она еще с детства примеряла роль сокрушительницы привычных духовных устоев. Вне христианства Елена Петровна жила авантюристически вольготно, а последние шестнадцать лет своей жизни всецело посвятила себя конкретному делу: оформлению своих эзотерических прозрений в определенную организацию, в новую церковь, — Теософическое общество.

С ранних лет Блаватская стремилась к духовному и умственному общению, наиценнейшему дару русского человека. По ряду причин, сугубо семейного, личного характера, такое общение постепенно вырождалось в демонстрацию ее оккультных способностей.

Последовательница учения Е. П. Блаватской, известная русская теософка Е. Ф. Писарева, основываясь на эпизодах, которые относятся к жизни Елены Петровны в детстве, была убеждена в том, что «Е. П. Б. обладала ясновидением; невидимый для обыкновенных людей астральный мир был для нее открыт, и она жила наяву двойной жизнью: общей для всех физической и видимой только для нее одной! Кроме того, она должна была обладать сильно выраженными психометрическими способностями, о которых в те времена на Западе не имели никакого представления. Когда она, сидя на спине белого тюленя и поглаживая его шерсть (в зоологическом музее Е. П. Фадеевой в Саратове. — А. С.), рассказывала детям своей семьи о его похождениях, никто не мог подозревать, что этого ее прикосновения было достаточно, чтобы перед астральным зрением девочки развернулся целый свиток картин природы, с которыми некогда была связана жизнь этого тюленя.

Все думали, что она черпает эти увлекательные рассказы из своего воображения, а в действительности перед ней раскрывались страницы из незримой летописи природы».

В общении Блаватской с природой и людьми присутствовали детская наивность и определенный расчет: она любила подурачиться, однако всем своим проделкам и проказам старалась придать серьезный смысл. Эти качества Леля унаследовала от матери. Елена Андреевна могла обескуражить человека каким-нибудь ехидным замечанием или ироническим поворотом мысли.