Дело №888 - Виталий Кравчук

Тактически такое укрепление силы поможет общему делу. Судья и прокурор расслабятся, решив, что появление другого адвоката вызвано слабостью позиции защиты. А в наивысший пик расслабления я снова появлюсь и нанесу решающий удар, который приведет к желаемому результату.

Главное в этой ситуации – избежать жалоб в адвокатскую палату, поскольку в соответствии с законом адвокат не может отказаться от выполнения принятого им поручения по защите прав клиента. Но для этого и существуют различные формы актов выполненных работ, расписок об отсутствии материальных и иных претензий и прочая ерунда, призванная охранять адвоката от различных жалоб.

Ну а если какой-нибудь нервный клиент решит таки написать кляузу в палату, вопреки любым бумагам, то многоуважаемые члены дисциплинарной комиссии при адвокатской палате Москвы не дадут в обиду адвоката своей палаты. Хороших и добросовестных адвокатов в Москве и так немного, а жалобщиков хватает всегда.

Так уж устроен клиент: ему делаешь добро, а он обвиняет адвоката, что тот ничего не сделал. Выигрываешь дело, а он говорит, что закон был на его стороне, поэтому и адвоката-то можно было не приглашать. Зато уж если дело проигрываешь или клиенту кажется, что дело проиграно, тогда держись. Жалобы посыплются одна за другой. Окажется, что денег ты взял в пять раз больше, чем полагалось. И за эти «бешеные» деньги еще и не смог договориться с судьей, чтобы вместо убийства в приговоре фигурировали лишь побои.

К сожалению, до сих пор большинство клиентов по уголовным делам готовы платить не за профессиональную честную работу, а за посредничество, заключающееся в даче некоторой суммы судье или прокурору за «решение вопроса». Они не понимают, что сегодня механизмы государства, и в частности судебной системы, устроены таким образом, что тупым «заносом денег» ничего не решишь. Прежде всего, необходимо показать качественную работу по делу, если речь не идет о краже подушки с соседнего дачного участка. Но такие дела, как правило, и до суда-то не доходят.

– Машка, я тебя очень люблю, – повторил я, очнувшись от своих мыслей. – Ты у меня умница!

Машка засияла и мило улыбнулась, обнажив зубки.

– Любимый, надо нам все-таки обвенчаться, – произнесла она.

Я нахмурился, ничего не ответив. Маша все поняла и поспешила в детскую – посмотреть, не проснулся ли сынуля.

Она знает, что я довольно болезненно отношусь к теме венчания. И не потому, что не люблю ее и не хочу прожить вместе всю жизнь. Нет, я очень люблю жену и хочу быть с ней всегда. И готов подтвердить это перед Богом. Но венчаться я пока не готов. Без веры это делать бессмысленно. Больше всего меня пугает сам обряд венчания, поскольку я ответственно отношусь к подобным вещам, а превращать все это в фарс и пьянку как-то не хочется. Мне кажется, я не настолько чист, что имею право венчаться. К венчанию надо серьезно подготовиться, а с моим отношением к Богу и с моей работой это сейчас невозможно.

Какой длинный выдался день! Я достал визитку Говорова и набрал его номер.

– Добрый вечер, Борис Олегович, я согласен заняться вашим делом, но требую подробного объяснения технической стороны вопроса. Завтра я буду ждать вас в офисе в три часа.

– Спасибо, Виталий Владимирович, рад, что вы согласились. Завтра в три я у вас.

Правила игры. Встреча вторая

По дороге в Замоскворецкий суд я решил позвонить старому приятелю Мишке. Мишка, правда, он только для избранных, к числу которых я отношусь, а для большинства смертных он ни кто иным как Михаил Игоревич Щербаков – страшный старший следователь Главного следственного управления Москвы.

– Привет, Миш, как жив-здоров, как служба?

– Здорово, коль не шутишь, – услышал я бодрый голос Мишки. – Да трудимся помаленьку. Недавно из отпуска вышел. Думал, пока отдыхаю, с преступностью будет покончено. Оказалось, что нет.

Я рассмеялся.

– Как отдохнул-то? Ездил куда?

– Можно сказать, и ездил, вернее летал, потому что доехать туда, по-моему, невозможно. В Таиланде отдыхал, на экзотику потянуло. Отдохнул супер, очень рекомендую, помимо теплого моря и жаркого солнца есть на что посмотреть. Дворец изумрудного Будды просто сказка.

– Да вот и я в отпуск собрался через недельку, как раз хочу сейчас все дела подбить.

– Давай, давай, отдыхать надо, а то с нашей работой совсем с катушек съедем.

– Это точно, – ответил я. – Слушай Миш, я что хотел попросить… Можешь пробить мне по своим каналам одного человечка? Некоего Говорова Бориса Олеговича. Может, был вашим клиентом когда. Вообще, хотелось бы знать, что он из себя представляет, с кем живет, где работает, короче – как обычно.

– Да не вопрос. Подожди, запишу. Как, ты сказал, его зовут?

– Говоров Борис Олегович, думаю, примерно пятидесятого года рождения, – продиктовал я.

– О'кей. Сейчас посмотрю. Ладно, Виталь, давай, работать пора, привели на допрос очередного директора пирамиды, позже наберу.

– Давай, Миш, не забудь посмотреть, а директору пирамиды привет из Египта, – пошутил я.

– Скорее с Колымы, – засмеялся Мишка.

С Мишкой мы познакомились еще в стенах института. Правда, проучились вместе всего полгода, потом он перевелся в высшую школу милиции. Но за полгода успели подружиться и дружим до сих пор. Мишка – следователь от бога. Он образец современного следователя – никогда не жалуется на маленькую зарплату и болеет за дело. Начальство это в нем ценит, поэтому поручает ему самые громкие и сложные дела.

Мы не раз работали вместе по одному делу, но по разные стороны баррикад. Это не мешало нам оставаться друзьями. С Мишкой приятно работать. В отличие от других следователей, дела свои он не «шьет», а расследует. При этом сразу дает понять, даже мне, что «договориться» вне рамок закона не получится. Этакий современный Глеб Жеглов, предельно серьезный на работе и не менее душевный и веселый после нее.

Я часто прибегаю к помощи Мишки, когда надо что-нибудь узнать. В подобных вопросах я доверяю только ему и знаю, что все останется между нами.

В суд я приехал за двадцать минут до начала заседания, так что еще оставалось время поразглядывать симпатичных судебных секретарш. Зайдя в здание суда, я обнаружил небольшую очередь на входе, вызванную недавним нововведением во всех судах Москвы – появлением охраны, записывающей сведения о посетителях.

Запись производится нарочно медленно, чтобы граждане нервничали. Пыхтя и потея от важности своей работы, охранник пять минут разглядывает паспорт или удостоверение, после чего начинает переписывать в журнал фамилию посетителя, допуская в ее написании как минимум две ошибки. А когда эта унизительная процедура наконец заканчивается, то предстоит следующая, не менее унизительная – проход через металлодетектор, который заливается звонким голосом независимо от того, что находится у пришедшего в портфеле.

Все это жутко раздражает: во-первых – не остается времени поглазеть на секретарш, во-вторых, непонятно, зачем отмечаться адвокату?

Одно дело граждане – действительно, люди попадаются разные, из соображений безопасности можно записать, куда они идут, и проверить, что у них в сумках. Но при чем здесь адвокат? Зачем спрашивать адвоката, куда он идет и какой номер кабинета записать в журнале? А куда я могу идти? На концерт в консерваторию. Я показал адвокатское удостоверение, неужели этого недостаточно? Я пришел в суд работать, а меня спрашивают, в какой кабинет я иду. Какая разница, в какой я иду кабинет, может, во все сразу? Да и не помню я номера всех кабинетов суда, чтобы называть их.

Почему-то у прокуроров и судей никто и никогда документов не проверяет, и уж тем более не записывает, в какой кабинет они сегодня направляются.

Понятно, что и пробки существуют только для прокуроров, которые могут опаздывать в судебное заседание, и никто им ничего не скажет. Адвокаты же передвигаются по Москве исключительно на вертолетах, поэтому спокойно могут постоять внизу минут десять, чтобы отметиться. Но уж если адвокат опоздал на суд, хотя бы на пять минут, то замечание судьи в таком случае – это счастливый лотерейный билет. Мол, скажите спасибо, что не отложили заседание из-за «неорганизованности» адвоката и не написали жалобу в палату, указав, что адвокат «постоянно срывает судебные заседания». Что остается адвокату? Только относиться ко всему этому с юмором.

Когда подошла моя очередь показывать документы, я предъявил удостоверение, сказав, как всегда наобум, что иду в кабинет семьсот двадцать три. Тупой охранник прилежно записал в журнал напротив моей фамилии – «каб. 723», ни на секунду не задумавшись, что в здании суда всего пять этажей, и нумерация кабинетов не может начинаться на семь.

Я поднялся на второй этаж. До заседания оставалось минут десять. Около судебного зала я увидел своего доверителя – двадцатитрехлетнего парня, пришедшего на суд в сопровождении мамы.