Дело №888 - Виталий Кравчук

Когда подошла моя очередь показывать документы, я предъявил удостоверение, сказав, как всегда наобум, что иду в кабинет семьсот двадцать три. Тупой охранник прилежно записал в журнал напротив моей фамилии – «каб. 723», ни на секунду не задумавшись, что в здании суда всего пять этажей, и нумерация кабинетов не может начинаться на семь.

Я поднялся на второй этаж. До заседания оставалось минут десять. Около судебного зала я увидел своего доверителя – двадцатитрехлетнего парня, пришедшего на суд в сопровождении мамы.

– Добрый день, Валерия Викторовна, привет, Максим, – поздоровался я с ними. – Как настрой?

– Нервничаем, – ответила мама Максима. – Вся надежда на вас, Виталий Владимирович.

– Да не переживайте, все будет нормально, – успокоил я маму Максима.

Дело Максима Новикова было достаточно банальным и не представляющим особого интереса с точки зрения права. Он обвинялся в угоне автомобиля и похищении официальных документов. Его любимая девушка Ольга взяла напрокат машину. После чего в один из теплых летних вечеров, как бы это сказать помягче. сильно напилась, приревновала Максима к несуществующей сопернице и, решив отомстить, собралась куда-то поехать. Максим, чтобы не дать нетрезвой Оле сесть за руль, отобрал у нее документы, ключи от автомобиля и уехал на нем к себе домой. Но поскольку приобретенные Максимом на войне навыки вождения в основном касались военных грузовиков и уж точно не иномарок с АКПП, то благополучно добраться до дома ему не удалось. Практически у самого подъезда Макс не справился с управлением и въехал в спокойно стоявший и никого не трогавший фонарный столб. А в это время Оленька, неожиданно протрезвев, решила наказать дружка и, не будь дурой, написала заявление в милицию об угоне автомобиля, взятого ею напрокат.

Результатом всего этого стало уголовное дело в отношении Максима примерно на трехстах листах, на обложке которого гордо красовалось «Новиков Максим Викторович, ч. 1 ст. 166, ч. 2 ст. 325 УК РФ».

Мама Максима обратилась ко мне, когда предварительное следствие было уже окончено и дело передано для рассмотрения в суд. Бесплатный адвокат, предоставленный Максу на следствии государством, конечно, посоветовал ему признать вину и раскаяться в содеянном, что тот и сделал. В общем, повторюсь, с точки зрения адвокатской работы дело было никаким, и я бы его никогда не взял, если бы не одно но. Это «но» заключалось в личности самого Максима. Когда его мама первый раз позвонила и в двух словах обрисовала проблему, я решил, что Максим – очередной двадцатитрехлетний придурок, обкуренный и обколотый, проводящий все свободное время в ночных клубах, прожигающий там папины деньги, являя собой героя нашего времени.

Но я ошибся. Максим оказался спокойным неразговорчивым двадцатитрехлетним мужчиной, который прошел войну на Кавказе, остался живым и не возомнил себя героем.

Выяснилось, что Максим больше четырех лет воевал контрактником в Кавказском регионе, был командиром отряда, имел две государственные награды, удостоверение ветерана войны и контузию, сделавшую его глухим на одно ухо. Он служил в специальных войсках, куда попал после успешного прохождения различных испытаний. Отбор действительно был жесточайшим. Достаточно сказать, что из Москвы в эти войска попало всего десять человек, в числе которых был Максим.

То, что Максим рассказал мне про войну, не прочитаешь ни в одной книге и не увидишь по телевизору. Из десяти ушедших на войну восемнадцатилетних пареньков живы остались только двое. Одно это вызывает у меня глубочайшее уважение к парню, сделавшему за свою жизнь, возможно, гораздо больше, чем все наши надутые высшие чины. Правда, обещанных денег за службу Максим так и не получил, но зато про него написали в газете и наградили медалью.

Макс рассказал, что когда он лежал в больнице с контузией, к ним приезжал полковник из Москвы, который поблагодарил ребят за службу, сказав напоследок, что напрасно они полезли под пули. Разумеется, ни под какие пули они не лезли, а выполняли приказ ротного, который, испугавшись, убежал, в то время как они впятером уничтожили четырнадцать чеченских боевиков. Без потерь не обошлось, но задача была выполнена. Максим взял на себя командование операцией после бегства ротного и возглавил отряд, поскольку офицеров и старших по званию в группе не оставалось.

И вот теперь человек, прошедший Чечню, оказался на скамье подсудимых по обвинению в преступлении, за которое может быть назначено наказание сроком до пяти лет лишения свободы. Глупо, но факт.

Такие ситуации достаточно распространены. Это связано с тем, что люди, прошедшие войну, поучаствовавшие в боевых действиях, оказываются совершенно не приспособленными к жизни на гражданке. Они не могут жить в мире, спокойно общаясь с другими людьми. Они не понимают обычных людей, их шуток, жизненных ценностей. Они всегда на войне – спасают товарищей, укрываются от бомбежек. Как понять, придя с войны, что в современном обществе главное не жизнь, а на какой тачке ездишь.

В психологии и психиатрии наверняка все это подробно описано и носит название какого-нибудь красивого синдрома. Жаль только, психологи не говорят, что делать таким людям, как им жить здесь.

Вернувшись с войны, Максим стал общаться с Олей, типичной представительницей «золотой молодежи», которая никогда бы не поняла, зачем добровольно идти служить, рисковать жизнью, если можно попивать самбуку в клубе.

Я согласился защищать Максима.

Прежде всего я связался с потерпевшей, хозяйкой разбитой машины, которая оказалась наимилейшим человеком и сразу поняла, в чем тут дело. Она охотно согласилась на возмещение ей ущерба, причиненного преступлением, написала об этом бумагу, добавив, что примирилась с подсудимым и не возражает против прекращения дела.

С судьей, которая должна была слушать дело Новикова, я встречался и раньше в других процессах, и она произвела на меня очень хорошее впечатление. Поэтому перед заседанием я решил зайти к ней, чтобы прощупать почву, задав коронный вопрос: «Ваша честь, какие перспективы по делу?»

После примерно двадцатиминутного обсуждения «перспектив» судья в очередной раз сказала, что я наглец, напомнив, что в Москве в судах дела не прекращают. Я же изложил судье свое видение этого дела. Мало того что дело можно прекратить в связи с примирением подсудимого с потерпевшей, так еще Новикова можно освободить от уголовной ответственности, расценив его деяние как действия, совершенные в условиях крайней необходимости, направленные на предотвращение более тяжких последствий, нежели те, которые наступили.

Я понимал, что крайнюю необходимость притянуть здесь можно только за такие уши, коими не обладает ни один слон нашей планеты. Тем не менее судья согласилась, что мотив совершения Новиковым преступления далек от подлинно преступного. Еще минут пять мы поговорили о том, что, при всех заслугах Новикова перед отечеством, все-таки он еще молод и глуп и хороших девочек от плохих пока отличать не научился.

Итогом нашей беседы стало вынесение через полтора часа приговора, в соответствии с которым Новикова признали виновным в совершении преступления и назначили наказание в виде штрафа, размер которого, с учетом данных о личности подсудимого, был минимальным.

Это был хороший результат. Не стоит ждать от судебной системы большей справедливости, чем существует в нашем обществе. Времена Плевако и Кони безвозвратно ушли, а Новиковы остались. И они нуждаются в справедливости, возможно, иного уровня, но не следует забывать, что в государстве, в котором мы живем, не так давно существовали суды-тройки.

До встречи с Говоровым оставалось больше двух часов. Как назло, время сегодня бежало не так стремительно, как обычно. Я почему-то волновался. Поскорее бы встреча уже состоялась, чтобы расставить все точки над...

Волны «Радио Джаз» разлились по салону автомобиля, и я поехал вперед, навстречу делам, проблемам и сомнениям. Снова стало немного не по себе оттого, что я как будто бросаю всех своих клиентов, собиравшихся годами. Что за тип этот Говоров, почему желание помочь ему настолько велико, что я готов играть в его игру, не зная правил? Деньги? Нет, не деньги, здесь что-то другое. Не настолько я охоч до денег, чтобы поступаться жизненными принципами. Хотя, с другой стороны, ничем я особенно и не поступаюсь, за два месяца не перечеркнуть десятилетнюю карьеру. Ладно, время покажет. Надеюсь, я всегда смогу быть полезен обществу в своем профессиональном качестве. А пока неплохо бы попить горячего крепкого кофейку и затянуться сигаретой. Это позволит вернуть равнодушное выражение лица, за которым скрывается холодный рассудок. И чтобы никакой совести.

Подъезжая к офису, я заметил, как охранники гостиницы изо всех сил спешат отодвинуть столбики для Валерия Геннадьевича, паркующегося на огромном джипе у входа.