Кровь хищника - Якупова Гульнур Мидхатовна

— Кто шляется по лесу в такой буран, когда хороший хозяин и собаку из дома не выгонит?!

— Это мы, дядя! Откройте скорее, замерзаем!

Распахнув дверь, Аюхан увидел перед собой две белые фигуры, сплошь залепленные снегом. С трудом можно было рассмотреть, что вошедшие — две совсем молоденькие девушки с перепуганными личиками. Аюхан помог им снять верхнюю одежду, налил горячего чая. Чуть отогревшись, одна из девушек объяснила:

— Дядя Аюхан, заблудились мы. Вдруг темно стало как ночью, руки протянутой не видать. Чуть было в другую сторону от села не ушли. Ладно, ваш фонарь заметили. Если бы не вы, нашли бы нас по весне, когда снег сойдет…

И заплакала, не в силах больше сдерживаться от пережитого. Аюхан теперь признал ее. Это была дочка шофера Хабира, приехавшая из города на каникулы. Вторая девушка была незнакомой, явно не асанайская. Его пристальный взгляд девушка истолковала верно и, чуть смущенно улыбнувшись, пояснила:

— Я сама с Демы, в горах впервые. Когда Танзиля пригласила меня к себе на каникулы, я так обрадовалась. Очень хотелось подняться в горы. Ну и уговорила подружку пойти на лыжах, а вот ведь как получилось…

И, перебивая друг друга, девушки рассказали, что им пришлось пережить за последние пару часов.

Назавтра, когда буран утих и небо прояснилось, Аюхан проводил девушек до деревни. Спускались пешком, лыжи несли в руках. Прошли несколько километров по свежевыпавшему снегу, но усталости не чувствовали никакой. Залия все расспрашивала Аюхана, где какое стоит дерево, словно никогда лесов в жизни не видела, непрестанно вертела головой, восхищенно ахала и удивлялась:

— Какие замечательные у вас места, права была Танзиля! Аюхан, немного снисходительно поглядывая на восхищенную девушку, предложил:

— А ты приезжай летом, еще не то увидишь. Свожу тебя на вершину Акбиектау, покажу источник, который выбивается прямо из камней.

— Приеду и летом. Очень хочется увидеть во-о-он те ели, погладить их по лапам. Там, наверное, белки шустрые так и прыгают с ветки на ветку!

— Да у нас много всякого зверья водится. Вчера, в буран, могла и волчья стая появиться. Я уж не стала говорить, чтобы тебя не пугать. Есть у нас и медведи, и лисы, и куницы. Все есть в Асанайских лесах!

Залия рассмеялась:

— А у нас нет таких!

— Да и откуда ж им взяться, если у вас, кроме тальника, ничего не растет? Зверь в густом лесу водится.

— Знаешь, — капризно надула губы Залия. — Если хочешь знать, на свете нет прекраснее дерева, чем плакучая ива, которая растет на берегах Демы!

Аюхан сменил тему разговора:

— Танзиля, а ты где учишься?

— Мы с Залией в педучилище, в Салавате. В этом году уже заканчиваем.

— Выходит, будете преподавать в начальных классах?

— Ага. Вот Залия хочет стать учительницей пения. Знал бы, дядя, как она на мандолине и баяне играет. А уж поет!.. А я вот не способна ни на что, кроме как учить малышню писать буквы.

Залия, вторя подружке, тоже похвасталась:

— Танзиля у нас отличница, ее фотография на доске почета висит!

Так, за разговорами, незаметно добрались до села. А через пять или шесть дней зашел отец Танзили Хабир приглашать Аюхана в гости. Аюхан попытался было отнекиваться, но Хабир был настойчив и отказа не принял. «Разве можно не оказать честь человеку, который спас мою дочь, она как раз друзей собрала знакомить с подругой-однокурсницей», — сказал он и почти насильно затащил к себе и Аюхана и бабушку. Танзиля с Залией встретили гостей радостно. Аюхан чувствовал себя с девчатами своим человеком, да и они его не стеснялись, как это бывает с людьми, пережившими общую беду. Да и остальная молодежь, человек десять, приняли Аюхана как своего. Весело проводили время, оживленно разговаривали. Аюхан даже танцевал с девушками под магнитофон. А когда Танзиля попросила подружку спеть, Аюхан вдруг взволновался, словно это ему самому сейчас придется петь при большом скоплении народа. А Залия, немного поломавшись для вида, красивым и звучным голосом спела народную протяжную мелодию про чернобровую Салимакай.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

И пока она пела, Аюхан не мог отвести глаз от девушки, думая, что эта песня словно про нее и сложена, про ее смоляные черные брови, изогнутые, словно ласточкины крылья…

Наутро бабушка рано разбудила Аюхана, накануне пообещавшего отвезти девушек на станцию. Наспех попив чаю, он запряг лошадь в парадную кошевку вместо саней. Все-таки в город молодых девушек провожает, не в лес едет! А бабушка, словно угадав его мысли, вынесла из дома и постелила в кошевку яркий палас. Хабир, встретивший Аюхана у ворот, не упустил из виду нарядный вид кошевки и подшутил:

— Эге-ге, братишка! Можно подумать, за невестой прибыл. А что? Пожалуй, что и отдам за тебя дочку! Вот прямо сейчас посажу и увезешь.

— Я уступлю ему подружку, отец, — подхватила шутку Танзиля.

Залия зарделась и сделала обиженный вид:

— Сама иди!

Но глазами, прикрываясь платком, стрельнула с нескрываемым интересом на Аюхана, тоже малость смущенного таким оборотом…

Прошла зима, миновала весна. Тот разговор, при проводах, возможно, так и завершился бы только шуткой, если бы Танзиля не привезла подружку на сабантуй. На поляне около речки Каранзелга, где традиционно проводился сельский сабантуй, установили высокие столбы, развернули лучшие юрты и яркой красной лентой обозначили майдан для борьбы — курэша. Залия, исподтишка любуясь крепкой фигурой Аюхана, поинтересовалась:

— Бороться будешь, Аюхан-агай?

Аюхан нарочито удивленно приподнял брови:

— Кто тебе сказал, что я борец?

— Да ведь видно же!

— Ну, если видно…

В борьбе-курэше Аюхану мало было равных в селе, и на этот раз он вышел победителем. Тут же отдал мужикам выигранного барана, распорядился:

— Режьте! Шашлыки жарить будем у Торчащего камня. Мы уже туда направляемся.

Надо бы, конечно, по традиции бишбармак делать, но у молодежи свои вкусы. Да и удобнее на природе шашлык.

Аюхан повел девушек к Торчащему камню. И вот идут они на речку, по бокам от Аюхана две молодые красивые девушки, и он чувствует себя на седьмом небе от счастья, и сердце готово выскочить из груди и взмыть в небо стремительным жаворонком, чтобы пропеть сверху всему свету, как прекрасен мир и как сейчас счастлив он, Аюхан.

И от новых, прежде незнакомых чувств парень дивится сам себе…

— Аюхан-агай, — вернула его с небес на землю Танзиля, — а что важнее для борца: сила или ловкость?

— И сила, и ловкость.

— А в какой категории ты выступал?

— В средней. Судья же объявлял, не слышала, что ли?

— А это сколько?

— Что, сколько?

— Вес, конечно.

— А, восемьдесят девять.

— Ужас! — восхищенно воскликнули девушки в один голос.

И Аюхан не мог не заметить, что в голосе Залии неподдельного восхищения было куда как больше, нежели в голосе ее подружки. И еще парень не мог сам от себя скрыть, что в тот вечер ласковая, красивая и певучая Залия бесповоротно завоевала его сердце.

С мягким плеском бьются о Сукайташ волны. Все вокруг полно жизни. И только этот валун-великан кажется безразличным ко всему. Его холодный, надменный даже облик не выражает никаких чувств, а каменное тело, похоже, не испытывает никакого волнения. Он является лишь свидетелем происходящего вокруг… Вот и Аюхан, прежде не испытывавший особых любовных чувств, второй раз приходит сюда на свидание с девушкой. Но совсем не так все происходит, как это было с Хамдией. Тогда любовь была юношеская, молниеносная и быстротечная. А сейчас Аюхан уже взрослый мужчина, сильный и выдержанный. Только почему же так кружится у него голова, и сердце радостно замирает при виде девушки, которую он пока даже мысленно боится назвать любимой?

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— Залия, а сколько тебе лет?

— Восемнадцать, агай. А тебе?

— А ты умножь на два, — смеется Аюхан.

— Не обманывай, — капризно надувает губы Залия. — Ты же старше Танзили на десять лет, значит тебе…

— А зачем спрашиваешь, если знаешь? Возраст для тебя имеет значение?