Предательство Тристана - Роберт Ладлэм

Он расслышал, как открылась главная дверь кабинета, как вошли двое мужчин, продолжая разговаривать друг с другом.

Женевьева стискивала предплечье Даниэля, ее ногти, острые, словно когти животного, цеплялись за шелк рукава. Если она даже и слышала шелест жестких бумаг под смокингом, то, похоже, не замечала его.

– Что же делать? – шепотом спросила она.

– Ты спустишься по лестнице на кухню и вернешься на вечеринку.

– Но слуги…

– Они не могут знать, откуда ты идешь и почему, и в любом случае проявят скромность.

– Но если ты пройдешь через несколько минут после меня…

– Нет, мне этого ни в коем случае нельзя делать. Тогда это заметят наверняка и обязательно свяжут меня с тобой.

– А куда ты пойдешь? – Она говорила шепотом, но чуть громче, чем следовало.

– Не волнуйся обо мне, – ответил он. – Я скоро увижусь с тобой. Если твоя мать спросит, куда я делся, ты, естественно, скажешь, что не имеешь никакого понятия. – Даниэль считал необходимым обстоятельно объяснить это Женевьеве, которая была далеко не самой сообразительной женщиной из тех, с которыми он когда-либо встречался.

– Но куда? – снова заговорила она.

Даниэль приложил палец к ее губам.

– Ступай, ma cherie.

Она повернулась было, чтобы уйти, но Даниэль тронул ее за плечо. Она взглянула на него, и он быстро поцеловал ее в губы. Затем поправил вырез ее платья и стремительно взбежал вверх по лестнице для слуг. Подошвы его ботинок были каучуковыми, такие в эти дни было еще тяжелее достать, чем кожаные, зато ступали они почти бесшумно.

Он поспешно анализировал только что происшедшие события и размышлял, что ему делать дальше. Он заранее знал, что увидит Женевьеву сегодня вечером, но в его планы не входила возможность посещения кабинета ее отца – возможность, от которой он, конечно, не мог отказаться. Теперь, с толстой пачкой документов под жилетом, было не слишком разумно возвращаться в общество, где, даже если бумаги не выпадут, кто угодно мог случайно столкнуться с ним, услышать подозрительный шорох и обнаружить то, что он скрывал.

Однако этой опасности можно было избежать. Он мог спуститься в гардеробную и взять свое пальто, а если кто-нибудь спросит, сказать, что забыл зажигалку. И под этим предлогом переложить бумаги в пальто. Но был риск, что его застанут за этим занятием: вряд ли одежду гостей оставили без присмотра.

Впрочем, даже этот риск ничего не значил по сравнению с гораздо более серьезной опасностью, что, когда он вернется на прием, откроется, что он был с Женевьевой в кабинете ее отца. Эта лестница вела прямиком в кухню, где слуги обязательно заметили бы его появление спустя несколько минут после Женевьевы. Они сумели бы сложить два и два. Слугам вообще не была присуща скромность, хотя он только что заверял Женевьеву в обратном, да и она тоже знала правду: они только и жили сплетнями такого рода.

Эйген нисколько не тревожился по поводу шепотков, сплетен и слухов. Что за беда, если Мария-Елена дю Шателе узнает, что он тайком тискал ее дочь? Нет, дело было в том, что он ясно представлял себе дальнейшее развитие событий. Через некоторое время граф обнаружит, что из его кабинета исчезли какие-то бумаги, жизненно важные для национальной безопасности, и немедленно примется расспрашивать жену и своих слуг. Посыплются обвинения и угрозы. Какая-нибудь кухарка, скорее всего, чтобы выгородить своих, несомненно, скажет, что видела молодого человека, спустившегося по лестнице, ведущей прямо к кабинету.

А потом, даже если хозяин дома не сможет доказать, что бумаги похитил Даниэль, он все равно останется самым подходящим на роль преступника. И «крыша» – его самое главное достижение – провалится раз и навсегда. А этим Эйген ни в коем случае не мог рисковать.

Да, правда, были и другие пути из дома. Он мог подняться по этой самой лестнице на третий этаж или на четвертый и пройти по одному из этих наверняка неосвещенных верхних этажей к другой лестнице. Там он мог спуститься к выходу на задний двор, где когда-то ставили кареты, а теперь разбили сад. Двор был окружен высоким деревянным забором с запертыми воротами. Через забор можно перепрыгнуть, но при этом его наверняка заметят из танцзала, несколько окон которого выходят как раз в этот двор. Человек в смокинге, пробегающий через двор и перепрыгивающий через забор… нет, это невозможно сделать, оставшись незамеченным.

Выбраться незамеченным из «Отеля де Шателе» можно было только одним путем.

За минуту он добежал до верхнего этажа, где размещались комнаты слуг. Низкий потолок здесь покрывала многолетняя грязь, а пол был не мраморным и не каменным, а из старых рассохшихся скрипучих половиц. На этаже не было ни души: все его обитатели занимались обслуживанием приема. Молодой человек заранее провел доскональную разведку – не потому, что ожидал неприятностей, таких, как сегодня, нет, дело было в том, что он считал жизненно важным во всех случаях иметь запасной выход. Это правило было одним из основных в его работе и не раз спасало его жизнь.

Он знал, что у него есть возможность выбраться на крышу, а поскольку особняк почти примыкал к соседним домам, образующим длинный квартал, запасных выходов имелось бесчисленное количество.

«Отель де Шателе» имел мансардную крышу, в которую были вделаны арочные двустворчатые окна, прикрытые небольшими козырьками. Даниэль сразу понял, что все окна, через которые можно попасть на крышу, расположены в комнатах слуг и выходят на фасадную часть. Маловероятно, что кто-то из слуг станет запирать свою дверь, и все же Даниэль почувствовал большое облегчение, когда первая же дверь распахнулась от его прикосновения.

Крохотную, почти без мебели – только односпальная кровать и небольшой платяной шкаф, – комнатушку освещал бледный лунный свет, просачивавшийся сквозь стекло. Даниэль подбежал к окну, нагнувшись, втиснулся в узкую оконную нишу и схватился за шпингалет. Эти окна, судя по всему, открывали очень редко, а то и вовсе никогда. Напрягая все силы, он тем не менее сумел открыть одну створку, затем вторую.

Холодный ночной воздух хлынул внутрь, а Даниэль высунул голову наружу и убедился в том, что нисколько не ошибся, когда несколько дней назад изучал здание. Окно открывалось прямо на крутой скат залитой битумом крыши, которая почти отвесно спускалась футов на десять к парапету. Высокий парапет из резного камня должен был надежно скрыть его от взглядов прохожих, которым случится в этот час оказаться на улице. По крайней мере, пока он будет продвигаться по крыше этого здания. Соседние дома, построенные в других вариантах стиля Второй империи[17], не имели подобных ограждений. Что ж, придется использовать любое прикрытие, которое подвернется.

Битум на крыше пошел пузырями и сделался неровным, несколько десятков лет нагреваясь на летней жаре. А сейчас он был присыпан снегом, прихваченным кое-где льдом. Все это было предательски ненадежным.

Прежде всего ему следовало подняться на ноги, что будет нелегко, так как вечерний костюм заметно сковывал движения. Да и ботинки на каучуковой подошве, прекрасно подходившие для того, чтобы неслышно пробираться по дому, мало подходили для лазания по крышам. Дело предстояло нелегкое.

Ухватившись за верх оконной рамы, он сел на край подоконника и спустил ноги за окно. Коснувшись крыши, его ботинки скользнули по льду. Однако он не выпустил раму, а висел, держась за нее. Он тер поверхность крыши подошвами ботинок, пока не почувствовал, что очистил ото льда достаточно места, чтобы получить хотя бы небольшую опору.

Но все равно он не мог доверять крыше настолько, чтобы рискнуть выпустить окно. Слева, в нескольких футах от окна, торчала высокая кирпичная дымовая труба. Даниэль выпустил правую руку и качнулся, держась левой и опираясь на левую ногу, как на иголку циркуля, чтобы дотянуться до трубы, не выпуская раму.

Кирпич оказался на ощупь холодным и щербатым. Впрочем, эта щербатость пришлась очень кстати. Цемент между кирпичами был очень старым и крошился так, что Даниэль смог ухватиться за щель кончиками пальцев и повиснуть на руке. Все его тело напряглось, точно распределяя вес, кончики пальцев держались за трубу достаточно крепко для того, чтобы выпустить раму и перебросить левую руку к трубе. Еще миг – и он держался за трубу обеими руками.

Он снова принялся тщательно расчищать ногами крышу и вскоре получил крошечный пятачок, на котором можно было надежно стоять. Теперь он находился достаточно близко к дымоходу, чтобы использовать какое-то подобие альпинистского хвата. Руки и плечи Даниэля были очень сильны, и ему потребовалась вся сила, чтобы держаться за кирпичи, шаркая ногами по битуму, пока он не нашел следующую точку опоры.

Он слышал, что в прошлом столетии воры частенько путешествовали таким образом из особняка в особняк. Он сам несколько раз проделывал такие штуки и знал, что на деле это гораздо труднее, чем кажется со стороны. К тому же он сомневался, что в старину мог найтись хоть один настолько безумный или не дорожащий собственной жизнью вор, который стал бы зимой карабкаться по покрытым снегом и льдом парижским крышам.