Обвиняемый - Игорь Ефимов

Мистер и мисс Розенталь, отец и дочь, частное сыскное агентство?Следопыты Сиона?. Мистер Розенталь умер год назад на операционном столе, с разрезанным сердцем. Но с мисс Розенталь, с тетей Эсфирь, они дружат уже, считай, лет тридцать. Он представить себе не может такого поворота судьбы, который выбросил бы ее из его записной книжки. Как чудно они прожили те несколько месяцев, когда она заключила?брак левой руки? с Кипером Райфилдом, а он – мальчишкой – прятался у него, в его диковином доме с наружным лифтом, от родителей. Эсфирь так хотела дочку, но родился сын. Сейчас ему уже двадцать семь лет, он вошел в семейный бизнес и показал следопытскую хватку в поисках неплательщиков алиментов. А специализация Эсфири – отыскивать убежавших и потерявшихся детей и возвращать их родителям. Она всегда делала это со страстью, стала даже знаменитой в узком горестном кругу. Но Грегори она сознавалась, что собственная прозорливость порой сильно гнетет ее. Что нередко, встречаясь с благополучной по виду семьей, она испытывает яркую и мучительную вспышку ясновиденья. При взгляде на сына или дочку по неуловимым приметам ясно-ясно видит: убежит. А родителям об этом не скажешь, не предупредишь.

Мистер Энтони Себеж, прославленная телевизионная знаменитость, отец Голды. Пять лет назад его портреты были во всех газетах.?Спаситель?Вавилонии-2!?? И заслуженно – конечно, герой. Другой ведь, узнав об опасности взрыва, первым делом мог прыгнуть за борт и поплыть прочь от обреченного корабля. А этот кинулся в трюм, отыскал тикающую бомбу, голыми руками оторвал ее от топливного трубопровода, успел выбросить в воду. Взрыв грохнул через две минуты. Будем надеяться, что защитники животных простили ему гибель нескольких сотен форелей и щук в озере Гурон.

Телевизионные монологи мистера Себежа часто были пропитаны тем неброским и коварным сарказмом, который нравился Грегори. Порой он цитировал эти передачи в своих лекциях. Но мистер Себеж теперь так знаменит, вряд ли возникнет потребность или нужда звонить ему. Пусть остается в старой книжке – на память.

Он дошел до самого трудного – до Голды Себеж-Козулин, но в это время зазвонил телефон.

– Ты один?

Голос верной – неизменной – незабвенной – Марго звучал издалека, плыл над шарканьем ног, над хлопками дверей, под самолетным гулом. Магазин, отель, аэропорт?

– Один, если не считать толпы призраков из старой записной книжки. Откуда ты звонишь?

– Нам нужно встретиться и поговорить. У меня важные новости. Довольно неприятные. Что у тебя завтра?

– Две лекции днем. Освобожусь около шести.

– Приезжай в семь в наш ресторан за Медвежьим мостом.

– В такую даль?

– Нельзя, чтобы нас видели вместе. Чем дальше, тем лучше.

– Хоть намекни, в чем дело.

– Не могу. Они теперь не только телефоны прослушивают. Говорят, изобретены такие лучи: направишь с улицы на стекло окна – и все слышно, что говорят в комнате. И это не моя паранойя, а научно-технический факт, не подлежащий отрицанию.

Марго и ее секреты. И тайные – необъявленные – приговоры, выносимые сослуживцам, родственникам, прохожим, новым и старым знакомым. Потом люди не могли понять – разгадать – смысл снисходительной улыбки, получаемой ими при встрече. Не знали, бедные, что в ее глазах они все – условно освобожденные каторжане, которым по доброте суда разрешено разгуливать без полосатой тюремной пижамы.

– Хорошо, буду в семь. Как ты вообще? Я тебя не видел на кафедре, считай, неделю. Не болела? Или это я так ношусь, что никого и ничего не замечаю?

– Я видела тебя в пятницу, позавчера. Ты флиртовал в коридоре с этой новенькой студенткой, с Деборой Кассини.

– Уж сразу – флиртовал! Профессор на бегу дает консультацию студентке, а злые языки…

– Ладно, ладно. Мистер Невинность, мистер Благие Намерения… Не опаздывай, хорошо?

Он положил трубку.

Он отодвинул адресные книжки – старую и новую.

Отъехал в кресле к компьютеру. Нужно было проверить, как работают изменения, внесенные в программу. С понедельника у него начинался новый курс, который мог оказаться занятным. Таким занятным, что Голда – прослышав – могла снова прийти на его лекции. И они бы все-все начали сначала.

Впрочем, зачем он ей теперь? У нее новая жизнь, новые люди кругом, увлекательная работа, скорее всего – новая адресная книжка. И не факт, что в ней остался телефон профессора Скиллера. Сколько? Всего полтора года после окончания аспирантуры она прослужила в местном суде. А потом ее переманили в прокуратуру графства. А потом – это сенсационное дело о поджогах. И корреспонденты теленовостей попросили ее вкратце объяснить зрителям, почему полиция решила, что пожары устраивает сам начальник местной пожарной охраны. Оказалось, мотив несложный, все тот же – погоня за славой. Пожарник прославился тем, что безошибочно находил место начала пожара. И немудрено: ведь это он сам оставлял там простое зажигательное устройство – горящую сигарету, обвязанную спичками. Срабатывало через несколько минут. И Голда объяснила это так толково, с юмором, и так очаровала продюсеров, что они сделали программу на полчаса -?Улики и обвинения? – и уговорили ее участвовать. Теперь почти вся уголовная хроника идет с участием бывшего помощника прокурора, очаровательной Голды Себеж-Козулин. Еще не такая слава, как у ее отца, но гены, видимо, те же. Их не спрячешь.

Честно сказать, идею своего нового курса Грегори не то чтобы украл у Голды, но – скажем – вдохновился. В одной из передач она разъясняла очередное уголовное дело, а зрители брали на себя роль присяжных и звонили с?приговором?. Один телефонный номер принимал звонки?виновен?, другой -?невиновен?, а компьютер подсчитывал. Почему бы не дать возможность студентам откликаться через телефон или компьютер? Декан давно намекал ему, что нужно активнее вовлекать аудиторию. Ведь в электронную эру это совсем не трудно. Посмотрим, посмотрим, как все это завтра сработает…

Да, и в календаре… Когда у нас следующая передача?Улики и обвинения?? Ага, двадцатого, в восемь вечера. Обведем красным кружочком. Будет какое ни на есть – свидание.

Кинокадры 2-3. Кладбище

Слышен шум садящегося самолета. В кадре – прозрачная стенка автомата, продающего розы, завернутые в целлофан.

Мужская рука запихивает пятидолларовую купюру в щель, нажимает на кнопку. Пластиковый щиток поднимается, цветок выпадает в подставленную ладонь. Процедура повторяется второй, третий, четвертый раз.

Мужчину мы видим со спины. Черное кожаное пальто, аккуратный ежик седых волос. Скромный букет плывет над багажными колясками пассажиров. В другой руке – кожаный портфель.

Шоссе. Автомобили ползут трехполосной змеей. Огни идущих на посадку самолетов висят над ними редкой цепочкой. Каждая пара прожекторов сначала возникает из далекой облачной гряды блестящими точками, потом крупнеет, разгорается, слепит.

Синяя?хонда? съезжает с шоссе, колесит по местным дорогам. Уверенно сворачивает к большому пруду, огибает его, находит стоянку.

Мужчина выходит, захлопывает дверцу. Идет по дорожке, держа розы перед собой. Стая недовольных гусей расступается перед ним, испуская стоны, жалобы, упреки. Один за другим тянутся к пруду. Плюх, плюх, плюх…

Кладбище. Могилы ухожены, газон пострижен. Мужчина проходит мимо небольшой часовни, мимо памятника с крестом и двумя ангелами. Останавливается у мраморной плиты, кладет на нее розы.

Надпись крупным планом:?Аманда фон Лаген, 1981-1993?.

Мужчина подносит ладонь ко рту, слизывает капельку крови. Потом достает записную книжку с золотым обрезом, открывает. Карандаш вычеркивает на странице слово?кладбище?. На следующих строчках мы видим слова:

Церковь.

Банк.

Автомастерская.

Аптека.

3. Профессор сомнения

– Как и было обещано в силлабусе, – сказал профессор Скиллер, – курс моих лекций в этом году будет построен совершенно по-новому. Даже слово?лекция? вряд ли уместно для того, чем нам предстоит заниматься. Заимствуя мудрость древних, мы будем вести диалоги. Современная компьютерная техника позволит нам сделать это, избегая базарного гама, криков и споров. Я задаю вопрос, каждый из вас бесшумно печатает свой ответ на клавиатуре, программа мгновенно суммирует ваши мнения и выбрасывает некий усредненный ответ на этот большой экран. Идея понятна?

Он обвел взглядом амфитеатр. Было несколько лиц, знакомых с прошлого года. В предпоследнем ряду заметил Кристину – светлые эстонские космы отброшены назад, перехвачены синей лентой, ироничная улыбка расправила крылья на губах, как бесстрашная бабочка. Рядом с ней ее новый друг, Стасик Рогойский, уже что-то азартно выстукивал на компьютере, не дожидаясь вопросов профессора, сыпал свои ответы. Голды, конечно, не было. Пустые сиденья, пустые мечты.

– Темы для диалогов мы будем выбирать, следуя классификации книжной премудрости, предложенной Библиотекой Конгресса. Правда, в этой классификации есть свои странности. Например, темы?Балет? и?Танцы? помещены в раздел социологии. Тема?Охота? – в раздел?Искусства и науки?. Туда же попала тема?Вождение автомобиля?. Но не будем придираться. Лучше иметь хотя бы какую-то классификацию, нежели полный хаос.