Mayday. Я влюбляюсь (СИ) - Саммер Катя

Макс утверждал, что не верил в такую любовь, о которой нужно кричать на каждом углу. Ника тоже не верила. Речь шла совсем о других чувствах: не бояться взять любимого человека за руку, не скрывать телефонные звонки, поделиться счастьем с самыми близкими. Да, наконец, не ошиваться в подъезде каждый раз, как приходила в гости! Об этом она мечтала.

Слегка отвлеклась, вспомнив о загадочном блокноте, и достала его из сумки. Просмотрела несколько раз вдоль и поперек, опустошая игристое. Бо́льшую часть она перевела, не прибегнув к помощи словаря: алкоголь делал свое дело. Что-то все же осталось непонятным набором букв и фраз, но в целом Орлова не нашла в книжке ничего криминального. И это показалось странным.

В первом часу Ника стала медленно проваливаться в сон и незаметно для себя скатилась от самобичеваний к мыслям об Алике. Заплетающимися пальцами открыла приложение «ВКонтакте», но имя Алика Белозерова в поисковой строке не дало нужных результатов. Также как и в «Одноклассниках», и в «Инстаграме».

Уснула она, вспоминая, где у мамы лежали старые школьные альбомы. Зачем? Ответ на вопрос утонул в объятиях Морфея.

Алик

Алик приехал домой в смешанных чувствах, поэтому не сразу заметил съежившийся комок несчастья у двери. Яна. Он предупреждал прошлую консьержку, чтобы не впускала ее в дом, совсем забыл, что на работу взяли новую. И чем Яна убеждала их, что все велись на ее сказки?

Девчонка вызывающе вскинула подбородок, пытаясь уловить фокус блуждающим взглядом. В тусклом свете энергосберегающих ламп она смотрелась жалко: прежде любимые скулы торчали резкими линиями на осунувшемся лице, нос воспален, а руки бил легкий тремор. Казалось, она обнимала себя, чтобы не рассыпаться окончательно. Девушка, что могла стать его женой, походила на породистую кошку, которую выкинули на улицу, и та прошла все круги ада.

Яна, пошатываясь, встала на цыпочки и потянулась к Алику. Его губы тотчас сжались в ровную линию, девчонка почувствовала и громко разрыдалась. Мимо. Ее сцены давно не трогали.

Алик вошел в квартиру, но дверь все-таки оставил открытой.

– Заходи, – тихо бросил он через плечо.

Услышав шипение сбоку, Алик включил свет. Рыжий встал на дыбы, в неизменной манере приветствуя непрошеную гостью.

Тоже мне хозяин.

Котяра совсем обнаглел. Все чаще захаживал в гости через балкон, стал метить территорию. Алик даже подумывал кастрировать его, пока хозяева в отъезде, но решил повременить с вопросом из мужской солидарности.

Белозеров не хотел выяснять, каким ветром занесло к нему Яну. В общем-то, он догадывался. Знал, что с утра даст ей денег, знал, что она исчезнет вновь. Ушел в комнату и закрылся. Слышал, как тарахтела на кухне ложками, и даже думать не хотел, чем она там занималась. Думал о другом. О другой.

Черта с два он забыл ее! Как будто и не было этих долгих лет. Психанул, сбежал, испугался. Его чувства вспыхнули, как облако тополиного пуха от спички. Разогнали кровь, только ощутил этот запах – горький цитрус, колючий, почти как в детстве, когда она килограммами поглощала апельсины и выслушивала от буфетчицы нотации, мол, станет оранжевой и покроется коркой. Но теткой та была хорошей, ни разу не сдала Алика, когда он перед большой переменой забегал в столовую и искал на витрине фрукты, а если не находил, подкидывал из рюкзака свои. Тетя Люба только загадочно улыбалась и молчала.

Алик не видел Орлову почти десять лет, а она показалась такой родной. Совсем не изменилась, пусть и старалась убедить его в обратном. Как бы ни держалась выбранной роли, Алик видел ее насквозь – как девушка задерживала дыхание, прежде чем придумать колкость в ответ, как нервно заправляла за ухо прядь волос, как старалась незаметно вытирать ладошки о брюки – они у нее всегда потели, когда переживала, особенно на контрольных.

Алик сквозь дрему услышал, как дернулась ручка в его комнату. Подумал о том, что предусмотрительно закрыл дверь на замок. Вставил наушники и провалился в бездонную темноту, впервые за долгое время встречая яркий сон.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Ника

Макс не пришел ночевать. Ника открыла глаза и, заметив непримятую подушку, сразу поняла это. Проверила телефон, но не увидела пропущенных. Голова гудела после пузырьков в игристом. Черт, неужели она случайно защелкнула дверь, а не закрыла на ключ? Вообще не помнила.

Ноги опережали мысли. Она подбежала ко входной двери, попыталась провернуть ручку на замке, но та не поддалась. Значит, Макс просто не пришел. Ника выругалась. Женщины странные создания – спешат винить себя, оправдывая дураков, которых любят.

Часы показывали девять утра.

Да где же он?

Так и написала в сообщении: «Где ты?». Ведь разное бывало, Ника и сама не раз гуляла до утра, но ночевала всегда дома.

Боже, только бы не влип ни во что.

Поймав все углы и стены, добралась до кухни, выпила воды прямо из графина и посмотрела на сморщившуюся за ночь одинокую курицу.

Только ты и я.

Макс пришел ближе к двум часам дня, когда Ника уже действительно разволновалась и почти решилась позвонить его друзьям. Он едва стоял на ногах и дышал… даже принюхиваться не надо было.

– У-у-у, у тя все на лице напис-но. А я ниче криминального не делал. Уснул. У ребят, на ихней даче. В восмь утра тока перестали пить.

Его монолог прервал громкий гудок с улицы, Макс засмеялся. Так неприятно, будто захлебывался.

– М-ня ждут. Где мои плавки?

Ника ничего не ответила. А что тут можно было сказать? Все слова застряли в горле от его наглости.

Макс минут десять переворачивал комнату вверх дном и вышел, победоносно держа перед собой старые плавательные шорты с затертым рисунком пумы. И снова выплюнул тот смех.

Он наклонился к Нике, застывшей статуей в коридоре, и мазнул сухими губами по ее щеке. Она отступила на шаг. В голове свербела мысль, что, не пригодись ему плавки, он не приехал бы и к вечеру.

– Я, кстати, у Жеки даж спросил – че б он сделал, если б я с его бывшей этой… – Макс потыкал несколько раз указательным пальцем в воздух, силясь вспомнить. – Наткой! Да, с Наткой замутил, вот че б он сделал?

Он как будто ждал от Ники ответа.

– Зубы он бы мне пересчитал, вот че! А ему на Натку-то… с высокой колокольни. Да и хрен с ним. Покедова!

Серьезно?

У всех своя точка кипения. Несгибаемые законы дворов стали для Ники апофеозом, полилось через край да так, что было не остановить.

Она схватила чемодан, с которым летала в командировки, запихнула туда форму и те немногие вещи, что хранились в ванной комнате. Из вредности забрала бутылку рома и выбросила еду.

Бедная, бедная курочка.

Такси не вызывала: на улице стояла теплая погода, а чемодан легко поспевал за ней. Можно было и прогуляться, до дома родителей всего пятнадцать-двадцать минут пешком. Вот так всегда – вся жизнь в маленькой коробке на четырех колесах.

Рядом с домом Макса был парк, Ника вдруг решила сделать крюк и пройти через него – чуть дольше, зато по красивым аллеям. Субботним днем здесь было непривычно тихо. Солнце ласково обжигало апрельскими лучами, но умеренный ветер то и дело напоминал, что на дворе не лето, и обнимал прохладой. И все же запах весны уже витал в воздухе. Зеленая трава проглядывала из-под земли тонкими росточками, деревья в большей степени еще нагие и костлявые уже обрастали почками. Так хорошо оказалось просто стоять посреди поляны. Что странно, не было даже грусти. И обиды тоже. Одно стойкое ощущение, будто порвался пластилин, который она растягивала.

Мелодия Билли Айлиш, рвущая все хит-парады, быстро спустила Нику с небес на землю. Она увидела номер начальника службы бортпроводников и удивилась.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

– Орлова, здравствуй, – сказал он и сразу перешел к сути, – тут тобой полиция интересуется.

Ника нахмурилась. Ну вот именно их ей для полного счастья и не хватало.

Она все же вызвала такси. Забросила вещи домой, переоделась и совсем не оценила отражение в зеркале – лицо выглядело припухшим, а волосы потеряли объем. Забралась в холодильник и искренне обрадовалась прилипшим ко дну кастрюли макаронам с соусом болоньезе, перекусила на ходу.