Большая и маленькая Екатерины - Алио Константинович Адамиа
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В комнату вошел Нико. Он сердит, но, сдерживаясь, ласково говорит жене и дочери:
— Оставьте этот список в покое, мои дорогие. Его незачем проверять: все давным-давно проверено и взвешено! Вы лучше подумайте о закуске.
Текле осторожно встала и пристально посмотрела на Нико.
— Как будто ты не знаешь, что у нас все есть.
— А цоцхали?
— Цоцхали Захария обещал достать.
— Это хорошо, а то, говорят, замминистра очень любит ее. А как с икрой?
— Жужуна утром зайдет на Авлабарский рынок.
— А если там не будет?
— Такого в истории не бывало.
Нико вспыхнул:
— Историю вы не трогайте… И вообще, хватит вам суетиться, нужно хоть немного поспать.
Он выключил свет, и все трое, стараясь не шуметь, вышли из комнаты.
…Часы пробили четыре.
Звиад встал, включил свет и потихоньку вышел в столовую. Он раздвинул занавески и открыл окно.
Светало.
«Сейчас я, Звиад Диасамидзе, — еще рядовой аспирант, но сегодня я защищу диссертацию и вечером уже буду кандидатом наук… А как волнуется вся наша семья! Вчера мать заставила меня лечь спать раньше обычного, но мне не спалось. Мой отец — неутомимый собеседник, как и все историки, но вчера он точно онемел и за весь вечер не произнес и слова, чтобы не помешать мне спать, хотя я чувствовал, что он был сердит на меня: завтра, мол, его ожидает такое испытание, а он беззаботно растянулся на кровати… Я же просто лежал с закрытыми глазами и даже слышал, о чем думала моя мать. Она у нас верующая и три раза за вечер молилась за меня: боже всемогущий, дай завтра победу моему Звиаду — пощади его мать…»
— Ты уже встал, сынок? — услышал Звиад голос матери.
От неожиданности он растерялся. Закрыв окно, он повернулся к матери:
— Нет.
— А что тебе нужно в столовой?
— Воды. Я пил воду, — солгал Звиад.
— Ложись! Не слоняйся по комнате и не мешай нам спать! — словно упрекая, сказала ему Текле.
Но Звиад знает, что мать затаив дыхание лежит в постели и сон не приходит к ней.
«Она, конечно, волнуется и старается, чтобы я ничего не заметил, но голос ее выдал. Каким дрожащим голосом она спросила: «Ты уже встал, сынок?» Да, мама очень волнуется…»
Звиад потушил свет и вздрогнул от неожиданности, услышав в темноте голос Русудан:
— Звиад, ты уже встал?
— Тшш, кто встает в такую рань! — рассердился он.
Голос Русудан:
— Тогда что же ты делаешь в столовой?
— Пьянствую, — еще больше раздражаясь, ответил Звиад.
Голос Русудан:
— Один?
— Да, один. И пью за твое здоровье, — угрожающе прошептал он.
Голос Русудан:
— Я не слышу, что ты говоришь! Погромче, Звиад, милый!
Звиад на цыпочках подошел к двери Русудан:
— Не разбуди маму, а то я тебе такого милого Звиада покажу, что не обрадуешься! Тише! Смотри, как расшумелась!
«…А ведь она тоже за меня волнуется и чего-то боится… Или, может быть, это только я не чувствую, что над моей головой сгущаются тучи! Неужели завтра я уже не буду тем же Звиадом Диасамидзе, что сегодня? Нет, не может быть! Хотя завтра я уже буду кандидатом наук, и в институте на меня станут смотреть совсем иными глазами, и в министерстве тоже, и соседи будут по-другому мне улыбаться, а товарищи… Товарищи-то станут относиться ко мне с большим уважением! Ведь вот какая магическая сила заключена в листке бумаги, который мне вручит ученый совет! Отец давно говорит, что главное в жизни — документ. И вот, пожалуйста, я получу документ, в котором черным по белому будет написано: кандидат наук Звиад Николаевич Диасамидзе».
Звиад вошел в спальню и сел за стол. Проснулась Лили и, зевая, спросила:
— Сколько времени?
Звиад не ответил, сделав вид, что не слышал вопроса.
— Сколько времени? — еще раз спросила Лили.
— Понятия не имею!
— Почему? Ты что, потерял часы?
— Не знаю!
— В шкафу, в левом ящике, лежат мои. Дай их мне!
Звиад неохотно встал, принес Лили часы и снова уселся за стол.
— Еще только шесть. В котором часу мы с тобой вчера легли?
— Не помню! — уже сердясь, ответил Звиад.
— Зато я очень хорошо помню: было одиннадцать. А потом мы еще целый час разговаривали!
— Возможно.
Лили, зевая, села в постели.
— Мало я спала. А ты давно встал?
— По-моему, да, — неохотно ответил Звиад.
— Так нельзя, Звиад. Ты же без причины нервничаешь.
— Почему без причины? — вспылил Звиад.
Лили улыбнулась.
— У тебя дело в шляпе, — сказал она по-русски.
— Кто это вам сказал, мадам?
— Разговаривай со мной по-русски, хоть исправишь произношение.
— Я спрашиваю, кто это сказал? — Звиад встал.
Продолжая улыбаться, Лили многозначительно ответила:
— Дядя мой сказал, глупенький!
Ехидно усмехнувшись, Звиад посмотрел в лицо жене:
— Но ваш дядя — еще не ученый совет.
— Да ученый совет никогда не пойдет против него, глупыш!..
— Это было раньше, но с тех пор много воды утекло, и ваш дядя не имеет того веса, как раньше.
— Разве что-нибудь изменилось? — удивилась Лили.
— У-че-ный со-вет, — по слогам произнес Звиад.
— Ложь, сменились члены совета, а совет все тот же. — Лили спустила с кровати ноги и стала причесываться, смотрясь в зеркало, висевшее над кроватью.
— Сколько с ними, проклятыми, возни… Наши готовятся?
— По-моему, ты готовишься больше всех.
Повернувшись от зеркала, Лили с улыбкой сказала:
— Разве это не естественно? Я жена юбиляра и должна выглядеть лучше всех. Ты не бойся, на защиту я не приеду. Сегодня я в доме главная хозяйка и сама должна встретить гостей… Тебя это не радует?
— Очень радует.
Продолжая улыбаться, Лили опять повернулась к зеркалу.
— Но ты только посмотри, как плохо меня уложили. Не парикмахер, а сапожник!
— Ты бы уж лучше наголо обрилась.
Лили не понравилась колкость Звиада, но она сдержалась. Она чувствовала, что Звиад очень нервничает и всеми силами старается скрыть свое волнение, но его выдавал неестественно звучавший голос:
— Пожалуйста, помоги мне, подержи косу!
С помощью Звиада Лили заколола волосы шпильками и попыталась сострить:
— Видишь, глупыш, как далеко вперед шагнула техника? Этот металл легче материи.
— Но тяжелее, чем мозг у некоторых.
Это было уже слишком, и Лили вспыхнула. Она резким движением отбросила руку Звиада, выхватила из волос с таким трудом заколотые шпильки и швырнула их на пол:
— Ты что, хочешь, чтобы я закрутила волосы, как твоя мать, и, может быть, еще и тапочки надела, как она? Ты забываешь, что мне двадцать шесть лет!
Звиад не ожидал такого поворота дела, но отступать было поздно.
— Да, ты
