Посох Следопыта - Катерина Грачёва

Непобедимый даже нанёс на эту карту специальную «малую территорию», к которой родители почему-то им запрещали подходить. Одни говорили, что там была за забором дача самого большого начальника, а другие некоторые говорили, что там живет злой нелюдимый лесник с огромной бородой. Почему нельзя было подходить к даче самого большого начальника или лесника, Настя не очень понимала, а вот Серёжка понимал. Он объяснял, что этот начальник-лесник такой сердитый, как медведь, вот его и отгородили от всех, так же как пионерский лагерь отгородили от дач, потому что пионеры все хулиганы, лазают через забор в огороды и таскают морковку. Вот пойти на огород и встретиться с пионером — это страшно, потому что пионер может тебя обидеть, обозвать и так далее. Вот и на малой даче можно встретиться с начальником, и кто знает, что может этот начальник натворить? А ещё у него там дворец и большие английские доги. А кто-то заглядывал в щёлку и однажды увидел там мраморных львов. А где мраморные львы и дворец, там и привидения. Вот никто больше и не живет на этой территории, кроме угрюмого лесника, который привидений не боится. Но он не подозревает, что привидения уже взяли над ним власть…

Настя в эти смешные побасенки не верила, конечно. Начальник и лесник — это разные вещи. И сказки про привидений и гномов, которых можно в полночь вызвать со свечой и зеркальцем, — это всё пионеры выдумали, у которых распорядок дня такой, что некогда план местности снимать и ничем другим по-настоящему интересным заниматься. И дома у них нет с лавочкой и губной гармошкой, и болота нет. У них там санитария, им болота не полагаются. У них там футбол, волейбол, дискотеки, загорание, — в общем, полная скукотища. Только гномов и ловить по ночам под кроватями.

Хотя если уж честно, Настя к малой даче подходить не осмеливалась. Очень уж нелюдимого лесника уважала. Которого нет. Знала, что нет, а всё равно уважала. Вдруг он всё-таки есть? И вдруг он правда не любит, когда его беспокоят.

Хороший он, этот лесник. Если б его не было, всё было бы гораздо скучнее. А так иной раз бежишь счастливый, бежишь ни о чём, просто от радости… и вдруг вспомнишь, что где-то есть загадочный заросший медведь-бородач среди мраморных львов и английских догов. Вот ведь где загадка. Почему он так живёт? О чём грустит? Может, к нему весточка пришла из далёкой Англии от английской королевы, которая догов-то ему подарила? А может, он сюда прямо из тайги, от медведей и рысей? А может, он знает тайну земных недр или воздушных замков?

Господи, как жить хорошо! Как мир безграничен!

Какой родной под ногами асфальт, солнцем нагретый, муравьями исползанный, бабочками обласканный… Небо родное-родное, как нигде! Опрокинешься в траву, глядишь в облака, деревья головами гудят-качают, радуются, поют, разговаривают с тобой. Земля то звонким сухим листом пахнет, если солнце, то глубоким, щемящим таким сырым мхом и холодными тёмными листьями — после дождя…

Лето над миром, лето — днём под солнцем, ночью под звёздами, всё так полно жизни, любви, невыразимого!

И даже дом со скамеечкой из сырой дощечки и вьюнком по перевязанным прошлогодним репейным трубкам-стебелькам. Маленький дом, большого дома частица.

Артёмка посидит пять минут в молчании — и уж заскучает:

— Да пойдём, что ли, грибы собирать! Может, повылезли уже, хоть шампиньонов поищем!

— Айда! — охотно Настя соглашается. Ей всё равно: грибы или шалаш, счастья это не нарушит. Кругом — родина…

7. Буржуи

Есть такая болезнь под названием ветрянка, когда тебя с ног до головы в зелёнке вымажут, а ты знай сиди дома и никуда не ходи.

А на дворе лето, и каждый час на счету, а ты сидишь в городе запертый и зеленеешь от тоски. Невозможно же весь день с утра до вечера только книжки читать. А тут ещё новость: на дачу делегация приехала. Телевидение! Настоящее! Ходили по территории и всё снимали. А родители почему-то наказали детям на улицы не выходить, и дети послушались — эх, Следопыта на них не было! — и телевизионщики засняли пустынные дорожки и сделали передачу про то, что есть такие обкомовские дачи, «где не слышен детский смех», и что в больших дворцах редкими наездами живут социалистические буржуи, и что надо эти дачи отнять и отдать их пострадавшим от Чернобыля или кому-то ещё, ещё не решили, кому, но главное, у буржуев отнять.

По такому случаю даже бабушка в город зачем-то поехала, хлеба накупила и стала сухари сушить.

— Бабушка, где же ты была! — укоряла Настя. — Надо было их к нам привести! И рассказать и показать, как мы вдвенадцатером в двух с половиной комнатах буржуйствуем!

— Ещё тебя там не хватало! — закричала бабушка. — Вот уж счастье, что у тебя ветрянка!

Настя обиделась, пошла к отцу.

— Папа, что с бабушкой? Это что, старческая болезнь начинается? На что ей столько сухарей? Можно подумать, она только что из блокадного Ленинграда вышла.

— Не приставай к ней, — сказал папа. — Она боится, что вдруг что-нибудь случится.

— А что может случиться?

— Наш дедушка большой начальник. Ты это знаешь. Вы по истории проходили всякие перевороты? Вот и у нас сейчас переворот. Приходят новые начальники и выгоняют старых. И что может случиться, никто не знает.

— Переворот — это когда революция, — сказал Сережка. — Когда стреляют и воюют. А сейчас никто не воюет. У нас давно другие времена!

— Зачем сухари? — не угомонилась Настя. — Ты хочешь сказать, что мы будем есть одни сухари? Но ведь кроме дедушки никто из вас не начальник, неужели мы не прокормимся, если его уволят?

— Всяко бывает, — уклончиво сказал папа. — Вдруг начнётся какой-нибудь суд, какие-нибудь разбирательства…

— Наш дедушка нечестный человек? — спросила, мрачнея, Настя. — Он совершил какое-то преступление?

— Наш дедушка очень честный человек. Но, к сожалению, он работает в нечестной, то есть, несправедливой системе.

— Как может честный человек работать в нечестной системе?

— Вырастешь — поймёшь, — ответил папа.

— Неправда. Честность и справедливость никакого отношения к возрасту не имеют. Отвечай сейчас. Как такое может быть?

— Как, как… — вздохнул папа. — Ну смотри: вот ты честный человек? И ты каждый месяц ешь немного сыра. А Петя с третьего этажа в это время ест плавленые сырки. Потому что его дедушка не начальник и сыр купить не может. Это справедливо или нет?

Настя подумала и ничего сказать не смогла. И ушла.

Значит, дедушка буржуй, они буржуйские внуки, и дачу у них теперь отнимут. И они с Артёмом больше никогда не попадут в свой дом…

Ах, справедливо ли это! Может ли это быть справедливо! Отнимут дачу, отнимут Малинник Примирения, живущего в нём толстого паука Желтобрюшика, отнимут Королевство, отнимут болото со всеми комариными личинками сразу, отнимут старую березу у песочницы вместе с корявым дуплом, их плетеные окошки среди кустов, старую беседку вместе со всеми её щелями, капельками смолы, засохшими берёзовыми серёжками… И капли на политой грядке, и развороченную Дорогу Смерти, по которой только самые отчаянные наездники гоняют свои велосипеды, и посаженный маленький-премаленький клён, и запах мокрой земли, и звёзды, на которые можно смотреть не сквозь двойное стекло, а прямо так… И придут другие, чужие, и не заметят ничего этого, и Желтобрюшика прогонят, и рамку из-под его паутины выкинут, и никто не оценит круглую ямку на синем деревянном столике, в которую залетают пушинки… Ах, и это справедливо?! Отнять все это у них — и не отдать никому, потому что это невозможно отдать…

Да что там каждый час — каждая секунда на счету!

Следопыт сжал зубами пятнистую от зелёнки подушку. Проглотил крик тоски. Справедливо… несправедливо… Но ведь снять такую передачу — разве справедливо? Эти глупые взрослые! Да если б там был Следопыт, он бы поднял свое Древесное племя, Непобедимый поднял бы племя Велосипеда, и всех остальных бы подняли, и они бы там столько детского смеха бы этим телевизионщикам устроили, что им бы мало не показалось! Впрочем, тогда, наверное, сказали бы, что вот как беспечно веселятся буржуйские дети, когда в Африке кто-то от голода пухнет.

Отнимайте! Отнимайте! Но зачем такую неправду говорить? Неправду такую — зачем? Это ещё горше, чем остаться без болотца и без водомерок!..

Настя вскочила, побежала снова к отцу.

— Папа! А что надо сделать, чтоб было справедливо?

— Не знаю. И никто не знает.

— Почему?

— Потому что люди — это не арифметика. Вот мы шли с твоим дедушкой мимо водочного магазина и видели толпу грязных алкоголиков. И дедушка сказал: «Вот, между прочим, ты думаешь, для кого мы с тобой коммунизм строим? Вот для них».

— Коммунизм, — повторила Настя. — Строите. А что такое коммунизм?