Страх и трепет - Амели Нотомб

Самое ужасное было видеть, каким унижениям подвергают господина Тэнси — и все из-за меня! Господин Тэнси был очень умным человеком и прекрасно понимал, на какой риск идет ради меня. Никто из персонала компании не заставлял его это делать: им руководил простой альтруизм. В награду за доброту его теперь втаптывали в грязь.

Глядя на него, я пыталась демонстрировать такое же смирение, как и он. Господин Тэнси опустил голову и все глубже втягивал ее в плечи, низко сгибаясь перед бушевавшим господином Омоти. Лицо его выражало раскаяние и стыд. Я старалась ему подражать. Но тут огромный толстяк крикнул ему:

— Ваша главная цель — саботировать деятельность нашей компании!

Раздумывать было некогда — я не могла допустить, чтобы этот случай помешал дальнейшей карьере моего ангела-хранителя. И я бросилась под водопад оскорблений, изрыгаемых вице-президентом:

— Господин Тэнси не хотел саботировать деятельность компании! Это я упросила его доверить мне эту работу. Только я одна во всем виновата.

Я увидела, с каким ужасом смотрит на меня мой товарищ по несчастью. Его глаза говорили: «Умоляю вас, молчите!» Увы, было уже слишком поздно.

На мгновение господин Омоти застыл с открытым ртом, а затем подошел поближе и заорал мне прямо в лицо:

— Вы еще оправдываетесь!

— Вовсе нет, это я одна во всем виновата. И если вы хотите кого-то наказать, то накажите только меня!

— Как вы смеете защищать эту змею!

— Господин Тэнси не нуждается в защите. И вы несправедливо нападаете на него.

Я видела, что мой благодетель закрыл глаза, и поняла, что совершила непоправимую ошибку.

— Вы осмеливаетесь утверждать, что я лгу? Неслыханная наглость!

— Ничего такого я не утверждаю. Я только думаю, что господин Тэнси, чтобы защитить меня, взял всю вину на себя.

Ситуация была хуже некуда. И тут мой товарищ по несчастью взял слово. И заговорил смиренно-приниженным тоном:

— Умоляю вас, не сердитесь на нее, она сама не знает, что говорит, она европейка, она молода и совершенно неопытна. Я допустил непростительную ошибку. Я просто сгораю со стыда.

— Вам действительно нет оправдания! — проорал толстяк.

— Хотя вина моя безгранична, я все же должен отметить, что Амели-сан написала превосходный отчет и подготовила его очень быстро, — вставил господин Тэнси.

— Речь идет вовсе не об этом! Эту работу должен был выполнить господин Сайтама!

— Он был в командировке.

— Следовало дождаться его возвращения.

— Это новое легкое масло интересует не только нас, но и другие фирмы. Если бы я дожидался возвращения господина Сайтамы, нас могли опередить.

— Но вы не хотели поставить под сомнение компетентность господина Сайтамы?

— Ни в коем случае. Но господин Сайтама не говорит по-французски и не знает Бельгию. Ему было бы гораздо труднее справиться с этой задачей, чем Амели-сан.

— Замолчите! Подобный отвратительный прагматизм недостоин японцев, оставьте его западным людям!

Я сочла, что это уже чересчур, и не удержалась:

— Извините мне мое западное недостойное поведение. Пусть мы совершили ошибку. Но почему бы не извлечь из нее пользу…

Господин Омоти не дал мне договорить. Подойдя ко мне и вперив в меня свои мечущие молнии глаза, он закричал:

— А вы… Я вас предупреждаю: это ваш первый и последний отчет. Вы навсегда скомпрометировали себя. Убирайтесь вон! Не желаю вас больше видеть!

Я не заставила выгонять себя дважды. Даже в коридоре я слышала гневный рев этой горы мяса, обращенный против виновато молчавшей жертвы.

Потом дверь открылась, и появился господин Тэнси. Раздавленные градом обвинений, которые только что обрушились на нас, мы отправились с ним на кухню, чтобы немного прийти в себя.

— Простите, что вовлек вас в эту историю, — сказал он мне.

— Ну что вы, господин Тэнси! Я буду вам благодарна всю жизнь! Ведь вы единственный, кто дал мне здесь шанс проявить себя. Это так мужественно и благородно с вашей стороны. Я знала это с самого начала. Теперь я сама убедилась, как это было опасно для вас. И вы переоценили наших начальников: не стоило говорить им, что это я написала отчет.

Он удивленно взглянул на меня:

— А я и не говорил. Вспомните наш уговор: я собирался намекнуть об этом только на самом верху, в разговоре с господином Ханэдой — тогда я бы чего-то добился. Я знал, что если сказать об этом господину Омоти, то можно погубить все дело.

— Значит, это господин Сайто нажаловался вице-президенту? Вот негодяй, вот дурак! У него была возможность избавиться от меня и при этом меня осчастливить. Так нет же…

— Не браните господина Сайто. Он лучше, чем вы о нем думаете. Это не он донес на нас. Я видел заявление, которое лежало на столе господина Омоти, и знаю, кто его написал.

— Господин Сайтама?

— Нет. Вы действительно хотите, чтобы я сказал?

— Обязательно!

Он вздохнул:

— На нем стояла подпись Фубуки Мори.

Меня словно обухом ударили по голове:

— Фубуки? Не может быть!

Мой товарищ по несчастью молчал.

— Не верю! Наверное, ее заставил написать этот трус Сайто. У него не хватило смелости даже на донос, так он поручил его написать своей подчиненной.

— Да нет, уверяю вас, что вы ошибаетесь на его счет. Он закомплексованный и слегка туповатый, но не злой. Он никогда не отдал бы нас на растерзание вице-президенту.

— А Фубуки просто не способна на такое!

Господин Тэнси опять вздохнул и промолчал.

— Зачем ей на нас доносить? Она вас ненавидит?

— Не думаю. И она сделала это не из-за меня. В конечном счете, вам эта история навредила гораздо больше, чем мне. Я ничего не потерял. А вам теперь много лет не видать повышения.

— Тогда я ничего не понимаю! Фубуки всегда была так добра ко мне!

— Да, пока вы лишь переставляли дату на календарях и ксерокопировали устав гольф-клуба.

— Но ведь не думает же она, что я претендую на ее место?

— Нет, конечно.

— Тогда зачем же она донесла на меня? Что ей до того, если бы я ушла работать к вам?

— Фубуки Мори много лет промучилась, прежде чем получила наконец свою нынешнюю должность. Она не могла смириться с тем, что вы, проработав в компании «Юмимото» всего два с половиной месяца, уже заслужили бы продвижение по службе.

— Не верю! Неужели она способна на такую низость!

— Она действительно очень настрадалась за те годы, что работает здесь. Это все, что я могу вам сказать.

— Значит, она хочет, чтобы я тоже страдала, как она! Это слишком подло с ее стороны! Я должна с ней поговорить.

— Вы думаете, это что-то изменит?

— Конечно. Как можно уладить отношения, если сначала их не выяснить?

— Когда господин Омоти обливал нас грязью, вы пытались ему что-то объяснить. Разве после этого дело уладилось?

— Но как решить проблему, если ее даже не обсуждать?

— Но ситуация от этого иногда только ухудшается.

— Не беспокойтесь, я больше не буду втягивать вас в свои истории. Но я обязательно должна поговорить с Фубуки. Иначе у меня все зубы разболятся.

Фубуки не без удивления, но вполне благосклонно встретила мою просьбу поговорить с ней. И вышла вслед за мной из нашего офиса. Мы уселись в зале заседаний, где никого не было.

Я начала с того, что мягко и спокойно сказала ей:

— Я думала, мы с вами друзья. И я не понимаю, как это могло случиться.

— А что случилось?

— Вы же не будете отрицать, что донесли на меня?

— А почему я должна это отрицать? Я лишь выполняла должностную инструкцию.

— Инструкция для вас важнее дружбы?

— Ну, дружба — это слишком громко сказано. Скорее хорошие отношения между коллегами.

Эти ужасные фразы она произносила совершенно невозмутимым и даже любезным тоном.

— Согласна. Но как вы думаете, разве мы можем сохранить хорошие отношения после того, что вы сделали?

— Если вы извинитесь, я не буду на вас сердиться.

— Вы не лишены чувства юмора, Фубуки.

— Просто поразительно! Вы допустили очень серьезную ошибку и при этом изображаете из себя обиженную.

И тут у меня по глупости вырвалась фраза:

— Странно. Я думала, японцы не похожи на китайцев.

Она не поняла, что я имею в виду. И я поспешила разъяснить:

— У китайцев доносительство процветало еще до коммунистов. Сингапурские китайцы по сей день учат детей доносить на своих однокашников. Я думала, у японцев другие представления о чести.

Фубуки была явно задета, что означало: я совершила тактическую ошибку.

Она улыбнулась:

— Неужто вы полагаете, что вправе учить меня морали?

— Как вы думаете, Фубуки, почему я затеяла этот разговор?

— По недомыслию.

— Неужели вы не понимаете, что мне хотелось помириться с вами?

— Извинитесь, и мы помиримся.