Братья крови - Владислав Русанов

Я подумал и согласился. Хотя кровные братья мало откликаются на веяния человеческой политики, полностью уклониться от нее они не могут. Волны, словно круги на воде, расходятся от катаклизмов, время от времени охватывающих нестабильное человеческое общество, и достигают нас. Рушатся ли державы, такие как Российская империя или Советский Союз, меняется ли государственное устройство или экономический курс, происходит ли перераспределение рынков сырья или рынков сбыта у крупнейших товаропроизводителей, рано или поздно наше тесное и архаичное сообщество вынуждено перестраиваться и вливаться в новые правила игры, в новую реальность. Конечно, мы можем делать вид, что не замечаем перемены, охватывающие мир, мы можем по-прежнему считать князей Киева, Львова и Таллина членами Высшего Совета вампиров России, но, когда Григорий Скуратов-Бельский[9] летит в Москву с паспортом гражданина Евросоюза, ему приходится оформлять визу, а, завидев мою синекожую книжицу с золотым «тризубом», московский полицейский презрительно цедит – «хохол». Мы, в отличие от людей, гораздо дольше можем сохранять уважительное отношение друг к другу, но, когда у Андрея Каминьского[10] в ближайшем окружении мелькает подонок, вовсю нарушавший закон Великой Тайны во время Второй мировой войны, немало поспособствовавший расколу берлинского гнезда, один из единомышленников Вольфрама Сиверса[11], мне становится не по себе. А собравшись по вечерам, как в старые добрые времена «серебряного века», львовские вампиры любят рассуждать о притеснениях, которые они претерпели за годы иноземного владычества, – хотя мне, честно говоря, невдомек, кто же им больше насолил: Польша, Австро-Венгрия, Германия или Россия? Так что, если поразмыслить, то не следует удивляться подозрению к нам, приезжим из «ближнего зарубежья», со стороны коренных вампиров Москвы.

Но по-прежнему оставался неразрешенным ряд вопросов. Зачем посылать оборотня? Почему он напал на меня? Или не на меня, а на преследующего меня человека? Почему оборотень колдовал? А ведь в том, что меня пытались остановить при помощи волшебства, не оставалось ни малейших сомнений.

С древнейших времен оборотни находятся в нашей тени. Редко кому из них по плечу противостоять вампиру в открытой схватке. Хотя последние несколько веков нам нечего делить. Охота на ведьм, развернувшаяся в Европе, ударила по ним так же сильно, как и по нам. Они были вынуждены принять закон Великой Тайны, организовать своего рода полицию, строго отслеживающую тех, кто охотился на людей, и безжалостно их карающую. Но, в отличие от кровных братьев, их поголовье, если можно так сказать, восстанавливалось после кровавой сумятицы гораздо медленнее. Мы можем обращать птенцов из числа людей-добровольцев, а оборотнем нужно родиться. Я имею в виду истинного оборотня, а не больного безумца ликантропа, завывающего по ночам на кладбищах и до смерти пугающего прохожих. Когда их численность достигла предела, верховный совет общества «Наследников Протея» обратился к всемирному совету вампиров в Цюрихе, где признал свое подчиненное положение.

Оборотни гораздо ближе к природе, чем мы. Из них вышли многие видные ученые, как в Средневековье – алхимики, травники и рудознатцы, так и в Новое время – этнографы, ботаники, зоологи. Но они не умеют колдовать. Разве что самым сильным оборотням доступна слабенькая магия… Даже не магия, а ворожба на уровне деревенской знахарки. Поэтому встретить волкодлака, который способен противостоять вампиру на равных, задача непосильная.

Опять же оставалось непонятным, с какой целью меня преследовал офицер госбезопасности? Ну тут объяснение тоже может крыться в «эпохе большой нелюбви» между нашими государствами. Кто знает, что у них там в ФСБ в головах? Вдруг проверяют каждого, прилетевшего на самолете из Киева и поселившегося в «Метрополе»? Это же не маляры-штукатуры и не каменщики-плотники…

В общем, поразмыслив, я решил, что мое нынешнее приключение явилось следствием череды совпадений и недоразумений, самое меньшее. Значит, нужно впредь вести себя осторожнее, отправившись к клиенту, следить, чтобы не было «хвоста». А днем отправить Збышека испросить аудиенции у московского князя – все должно быть честь по чести. Нашими правилами разрешается не являться к правителю города в ту же ночь, как прибыл, но уж на вторую – обязательно. Иначе свои же не поймут.

Да и созвониться с клиентом, обговорить условия встречи.

Но сейчас я слишком устал. А значит, все заботы и хлопоты, все оборотни и кровные братья, все госслужбы, включая всесильное в человеческом мире ФСБ, idz do djabla![12]

До рассвета оставалось около двух часов – самое время отдохнуть.

Глава вторая

Князь Москвы

Высокий и широкоплечий блондин Никита Григорьевич Прозоровский в наглухо застегнутом мундире лейб-гвардии Преображенского полка поручика – темно-зеленом с красными обшлагами и красными чулками, в память о битве при Нарве, – выглядел прямым и смертельно опасным, будто офицерская шпага той эпохи. Понятное дело, в первой Северной войне, при Петре Алексеевиче, нынешний Князь вампиров города Москвы поучаствовать не мог. Он тогда просто еще не родился человеком. Но вот во второй Северной, при Елизавете Петровне, насколько я знал, сражался и проявил храбрость, достойную русского офицера. Инициирован он был вскоре после окончания боевых действий – молодость, разгул, море по колено… Посему так и остался в чине поручика – воевать-то в основном приходится при дневном свете…

Все вампиры России знали, если Никита Григорьевич надел преображенский мундир, быть грозе. Только на меня его ухищрения не производили должного впечатления. Если он – шпага, то я тяжелый рыцарский меч, как говаривали в Речи Посполитой, крыжацкий[13]. Таким клинком пан Лонгинус Подбийпятка, если верить Генрику Сенкевичу, поражал воображение шляхтичей. Попробуй меня сломать, если получится.

– Пан Анджей Михал Грабовский? – Князь не спрашивал, князь утверждал очевидное. Глаза его метали молнии.

– Он самый, ваша светлость. Честь имею представиться в связи с деловой поездкой в Москву.

– Почему вчера не представился? – Прозоровский сурово свел брови.

Если князю что-то не по нутру, бывает он крутешенек. Ну чисто Петр Алексеевич покойный. Того и гляди, сейчас прикажет «полячишку» в кандалы заковать, врезать шпицрутенов – и в Сибирь пешком. В прошлые мои аудиенции он не казался ни жёстким, ни решительным. Я даже подумал, что вот, мол, просчитались московские кровные братья, выбирая князя. Ан нет! Достоин быть! Иногда приятно разочаровываться. Пускай даже его гнев направлен против меня. Другой испугался бы, но я знал, что противопоставить немилости князя. Не зря, пока я спал, набираясь сил, Збышек подключил ноутбук к гостиничной сети вай-фай и много чего узнал.

Я со всей возможной учтивостью поклонился Прозоровскому.

– Закон разрешает испросить аудиенции у князя в течение суток с момента приезда в город, подотчетный оному. Двадцать четыре часа еще не минули. В чем я провинился, ваша светлость?

Он не ожидал подобной наглости. Нахмурился еще больше, если только это возможно. Княжеская свита, щеголявшая в современных костюмах, каждый из которых обошелся владельцу в не одну тысячу североамериканских долларов, зашушукалась, бросая на меня косые взгляды. Кое-кто, пожалуй, готов был вцепиться мне в глотку.

– Ты, пан Анджей Михал, – взял себя в руки Князь, – являешься в мой город. Бродишь по улицам, не соизволив сообщить о своем прибытии. А потом в подворотнях находят мертвых людей. Как ты это объяснишь?

«Мертвых людей? Значит, майор – не единственная жертва прошлой ночи?»

– Мне трудно объяснить каждую человеческую смерть в Москве. Могу поклясться Великой Тайной, что вчерашней ночью при мне погиб лишь один человек. И не я виновник его смерти.

– Ильинка?

– Вы прекрасно осведомлены, ваша светлость.

– И как же погиб Юрий Михайлович Семецкий?

– Его убил зверь.

– Какой зверь в Москве? Медведь, что ли? Ты же не в Сибири, пан Анджей Михал!

– Конечно, я не в Сибири. Это был не медведь и не волк.

– Об этом я догадался. Ран на теле не обнаружили.

А Прозоровский осведомлен даже лучше, чем я первоначально предположил. Наверняка у него есть доступ к сводкам полиции. А то и свой человек в органах госбезопасности.

– Вы позволите побеседовать с вами наедине? – Мне не хотелось предавать широкой огласке сведения, которые я намеревался передать князю. Пускай потом сам решает, достойны ли его вассалы доверия.

Никита Григорьевич оглянулся на своих. Кивком головы приказал следовать за собой. Мы вышли, провожаемые недоуменными и откровенно враждебными взглядами. Причем последними – я.

Маленький кабинет, примыкающий к зале для торжественных и официальных приемов, наверняка защищался от подслушивания. От кровных братьев чарами самого князя, а от людских средств прослушки – людскими же приспособлениями. Несмотря на приверженность к костюмам восемнадцатого века, Прозоровский шагал в ногу со временем и достижений человеческой цивилизации не чурался.