Долгая прогулка - Стивен Кинг

— Наверное ты хотел бы знать, зачем я записываю все имена с номерами, — сказал Харкнесс.

— Ты работаешь на Отряды, — сказал Олсон, повернув голову.

— Нет, я собираюсь написать книгу, — весело ответил Харкнесс. — Когда все это кончится, я напишу книгу.

Гэррети ухмыльнулся.

— В смысле — ты напишешь книгу, если победишь.

Харкнесс пожал плечами.

— Ну да, наверное. Но ты сам подумай: книга о Долгой Прогулке с точки зрения участника может меня озолотить.

МакФриз расхохотался.

— Если ты победишь, тебе не нужно будет писать книгу, чтобы разбогатеть!

Харкнесс нахмурился.

— Ну... Наверное нет. Но все равно, мне кажется, это будет очень интересная книга.

Харкнесс продолжил собирать информацию, и большинство охотно ему ее предоставляли, добродушно подтрунивая над идеей великой книги.

И вот пройдено 6 миль. Стали поговаривать, что рекорд скорей всего удастся побить. В голове Гэррети мелькнула мысль — а откуда вообще это желание побить рекорд? Чем скорее Идущие начнут выбывать, тем выше шансы у оставшихся. Но наверное все дело в тщеславии. Еще говорили, что согласно прогнозу, днем пройдут проливные дожди - видимо у кого-то был с собой радиоприемник. Если это правда, то новости не из лучших. Ранние майские дожди бывают очень холодными.

Прогулка продолжалась.

МакФриз шел уверенно, высоко держа голову и легко размахивая руками в такт ходьбе. Он попробовал идти по обочине, но земля там была слишком мягкой, так что ему пришлось вернуться на асфальт. На лице его не было никаких признаков тревоги, и даже если рюкзак доставлял ему неудобства, по нему это сказать было невозможно. Взгляд его все время стремился к горизонту. Когда они проходили мимо толпящихся за ограждением поклонников, он махал им и улыбался тонкими губами. Не похоже было, чтоб он хоть немного устал.

Бейкер двигался легко и настолько плавно, что если на него не смотреть могло показаться, будто он скользит над землей. Небрежно перекинув куртку через плечо, он улыбался зевакам и время от времени тихо насвистывал обрывки каких-то мелодий. Выглядел он так, словно мог идти вечно.

Олсон был уже не так разговорчив; каждые несколько секунд он на ходу сгибал колено, и в эти моменты Гэррети слышал, как щелкает его сустав. Похоже эти 6 миль таки сказались на Олсоне, он как-то подрастерял былую браваду. К тому же его фляга практически опустела, так что очень скоро Олсону понадобится по-маленькому.

Баркович двигался все той же нелепой походкой, то обгоняя основную группу, и как будто пытаясь догнать авангард, то отставая чуть ли не до позиции Стеббинса. С него сняли одно из предупреждений, но пять минут спустя он заработал новое. Похоже было, что ему нравится гулять по краю.

Стеббинс все так же шел один. Гэррети не заметил, чтобы он с кем-нибудь разговаривал. Интересно, ему одиноко? А может он устал? Гэррети все еще думал, что Стеббинс скоро сломается, может быть даже раньше прочих, но не понимал, почему он так в этом уверен. Стеббинс снял свой зеленый свитер и теперь нес последний бутерброд в руке. Он ни на кого не смотрел. Вместо лица у него была бесстрастная маска.

И Прогулка продолжалась.

Группа дошла до перекрестка: движение по перпендикулярной дороге было перекрыто полицейским - все для того, чтобы Прогулка шла без остановок. Полицейские приветствовали Идущих, а пара ребятишек неподалеку показывали им носы, уверенные в полной безнаказанности. Гэррети это не очень понравилось. Он улыбнулся и кивнул, давая полицейским понять, что заметил приветствие, сам же при этому подумал, что копы наверняка считают их всех психами.

Автомобили сигналили, и вдруг какая-то женщина закричала своему сыну. Она припарковалась возле дороги, очевидно желая удостовериться, что он все еще идет.

— Перси! Перси!

Перси был номером 31. Он покраснел, едва заметно махнул рукой, и заторопился вперед, наклонив голову. Женщина попыталась выбежать на дорогу. Солдаты в вездеходе напряглись, но один из полицейских успел схватить ее за руку и остановить. Потом был поворот, и перекресток скрылся из виду.

Они прошли по деревянному дощатому мосту. Внизу журчал ручей. Гэррети пошел рядом с перилами и несколько секунд мог наблюдать искаженное волнами отражение собственного лица.

Группа прошла мимо знака с надписью ЛАЙМСТОУН 7 МИЛЬ, а еще через минуту - под колышущейся на ветру растяжкой с надписью ЛАЙМСТОУН С ГОРДОСТЬЮ ПРИВЕТСТВУЕТ ИДУЩИХ. Гэррети подсчитал, что до рекорда им осталось пройти меньше мили.

Прошел еще один слушок, на этот раз - о парне по имени Кёрли, номер 7. У Кёрли судорогой сводило ногу, и он уже получил первое предупреждение. Гэррети прибавил скорости и поравнялся с МакФризом и Олсоном.

— Где он?

Олсон ткнул пальцем в сторону долговязого парня в синих джинсах. Кёрли пытался отращивать бакенбарды. Не очень успешно. Его лицо, худое и серьезное, сейчас все сморщилось от колоссальной сосредоточенности: он не сводил глаз со своей правой ноги. Он шел, пытаясь щадить ее. Он терял почву под ногами, и по его лицу это было прекрасно заметно.

— Предупреждение! Предупреждение 7-му!

Кёрли приложил усилие и пошел быстрее. Он слегка задыхался. Не столько от напряжения, сколько от страха, подумал Гэррети. Сам он забыл о времени - обо всём, кроме Кёрли. Он смотрел, как тот сражается, и ему не нужно было ничего говорить, чтобы понимать: может через час, а может через день он и сам будет точно так же сражаться.

Это было самое потрясающее зрелище в его жизни.

Кёрли медленно терял скорость, и кое-кто из Идущих получил предупреждение, прежде чем все поняли, что группа, завороженная зрелищем, приноравливается к скорости Кёрли. А это значило, что он очень близко подошел к краю.

— Предупреждение! Предупреждение 7-му! Седьмой, это третье предупреждение!

— У меня судорога! — хрипло закричал Кёрли. — Это нечестно, у меня же судорога!

Он почти поравнялся с Гэррети, который уже мог не напрягая глаз рассмотреть как прыгает вверх-вниз его адамово яблоко. Кёрли яростно массировал ногу. Гэррети чувствовал, как от него волнами исходит запах страха, и запах этот был подобен аромату спелого, свежеразрезанного лимона.

Гэррети ушел было вперед, и тут Кёрли воскликнул:

— Слава богу! Отпускает!

Никто ничего не сказал. Гэррети почувствовал себя разочарованным. Чувство это было плохим, совсем не спортивным, но ему хотелось быть уверенным, что другой получит билет раньше него. Кто же хочет выйти из игры первым?

На часах у Гэррети было 11:05. Видимо это означало, что рекорд таки побит, если шли два часа по 4 мили в час. Скоро уже Лаймстоун. Он обратил внимание, что Олсон сгибает в колене то правую ногу, то левую. Из любопытства он тоже попробовал: суставы явственно хрустнули; Гэррети поразился, насколько негибкими стали его ноги. Но они по крайней мере не болели, а это уже кое-что.

Идущие прошли мимо молочного фургона, припаркованного на пересечении с маленькой грязной проселочной дорогой. Молочник сидел на капоте. Он добродушно помахал им и крикнул:

— Дерзайте, ребята!

Гэррети внезапно разозлился. Ему захотелось закричать: почему бы тебе, мать твою, не оторвать свою жирную жопу от капота и не дерзнуть вместе с нами? Но молочник был явно старше 18-ти. На самом деле, ему было хорошо за тридцать. Он был слишком стар.

— Ладно, друзья, пять минут на отдых, — вдруг сказал Олсон, и кое-кто рассмеялся шутке.

Молочный фургон скрылся из виду. Теперь боковые ответвления встречались чаще, все больше было полицейских и зевак, которые кричали и махали руками. Некоторые из них разбрасывали конфетти. Гэррети вдруг ощутил собственную важность. В конце концов, он ведь Уроженец Мэна.

Внезапно Кёрли закричал. Гэррети посмотрел на него через плечо. Кёрли весь скрючился, держа руками ногу и не прекращая кричать. Каким-то невероятным образом он продолжал идти, но — медленно. Слишком медленно.

И все вокруг вдруг замедлилось, словно подстраиваясь под его шаг. Солдаты в задней части плавно движущегося вездехода подняли винтовки. Толпа затаила дыхание, словно не понимая, насколько все закономерно, и Идущие затаили дыхание, словно тоже не понимали, и Гэррети затаил дыхание вместе со всеми, но он конечно же всё понимал, все всё понимали, всё было очень просто — Кёрли сейчас получит билет.

Раздались щелчки предохранителей. Пространство вокруг Кёрли как-то вдруг опустело, он оказался один на залитой солнцем дороге.

— Это нечестно! — закричал он. — Это просто нечестно!

Идущие ступили под тенистую сень деревьев, некоторые оглядывались, другие в страхе смотрели прямо перед собой. Гэррети наблюдал. Он должен был видеть. Разрозненные группы зрителей вдруг замолкли, как если бы их просто выключили.