Карма капитана Алексеева - Виталий Новиков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Глеб закрыл глаза. Сон не шёл. Глеб попытался вспомнить последние слова Вадимыча, как напутствие перед уходом его в другое измерение. Что он говорил? Старый ворчун. Что надо правильно жить? Что-то в этом роде. Он был, как бог, своим словом и делом, наставлявший его на новый путь; предостерегавший его от новых бед и ошибок. Вадимыч. Где ты теперь? В космосе путешествуешь по лучшим мирам? Он умер красиво, как настоящий мужчина, боец. О чём он говорил? Глеб подумал, что порой не слушал его внимательно, пропуская мимо ушей многие слова и мысли. Его воображение нарисовало денежные банкноты. Вадимыч ругал банки, отчего и родилась видимо эта фантазия. Банкноты словно плыли слева направо с непонятными знаками вместо букв и цифр. С них стекала кровь. Лица на банкнотах были лицами мертвецов с дырками вместо глаз. Города представляли собой руины. Деньги – вечное зло, из-за которого проливается кровь невинных, из-за которых многие терпят боль и переносят лишения. Зачем он попёрся в инкассаторы? Близко к деньгам, а значит близко к злу, к крови. Он раньше не видел знаки, как теперь. Что ж теперь он будет умнее – подальше от зла, от золота и хрустящих банкнот.
– Капитан Щипко Евгений Иванович, следственный комитет, – представился седоватый мужчина с узким лицом сорока восьми лет в коричневой рубашке, предъявляя лежащему на койке Глебу удостоверение.
– Очень приятно.
– Вы иронизируете?
– Совершенно искренне рад встрече с вами.
– А я полагаю, что вы иронизируете.
Щипко изучающе, оценивающе глядел на пациента.
Следователь навестил инкассатора в его палате. Он сел на табуретку, положив на колени чёрную кожаную папку с белым листом бумаги. В правой руке он крутил зелёную авторучку.
– Итак, Глеб Михалыч, я поговорил с вашим лечащим врачом и мне, знаете ли, нарисовалась занимательная картина. У вас выходит что-то вроде раздвоения или даже растроения личности. Вас уволили из полиции. Почему?
– Я не хочу отвечать на этот вопрос.
– Я ожидал такой поворот. Когда есть, что скрывать – у людей не всё чисто на душе. Скрывают всегда нечто плохое, какой-нибудь грех.
– А у вас всё чисто в душе?
– Вопросы пока я задаю. Я навёл кое-какие справки. Вас подозревали в связи с криминалитетом. Дело было связано с наркотиками. Как это укладывается гармонично в тезис вашего доктора о размножении вашей загадочной личности. С одной стороны вы охраняете правопорядок, а с другой совершаете преступления.
– Что вы мне можете предъявить?
– Убит пенсионер.
– Я стрелял в бандитов.
– Бандиты целы, а пенсионер убит.
– Вы хотите, чтобы я из-за этого свёл счёты с жизнью? Вам от этого будет легче?
– Опять сводите серьёзные вещи в шутку.
– Мне не до шуток. Я пенсионера убил.
– Только пенсионера?
– На что вы намекаете?
– Не намекаю, а предполагаю.
– Вижу, вы меня изначально определили в бандиты. Как это у вас называют? Профессиональный нюх, кажется.
– Не определил ещё, а только наметил кое-какие очертания вашей личности, вашей истории. Наркотики, увольнение из органов, потом смерти инкассаторов и пенсионера. Какая-то чёрная нить тянется в вашей биографии, только где начало, где конец неясно.
– Фактов нет.
– Фактов нет, но будут – найдём.
– Можно ли найти, то чего нет? Бандиты же не взяли деньги.
– Видимо был какой-то сбой.
– Был бы человек, а статья найдётся – ваша любимая схема?
– Хамите. Я не прощаюсь.
Щипко ушёл.
Глеб провёл ещё десять дней в больнице. Щипко приходил к нему два раза. Марина не навещала Глеба. Вадимыч был прав. Видимо и у сердца есть разум, который знает о делах любовных, больше чем мозг. Эта Эммануэль, эти улыбки.
Квартира опустела без Марины. Она вывезла все свои вещи, включая семейные и свадебные фотографии. Глеб сидел на кухне. На плите в кастрюльке варились два яйца. Почему она предала его в тяжёлую минуту? Боялась возиться с мужем-психом и неудачником? Она думала, что он превратится в овоща? Он не смог сделать её счастливой. Счастья у них имели разные значения. Он мысленно пожелал ей счастья и отпустил её.
Она в это время ехала в машине. За рулём сидел Степан Шлёпкин. Он недавно купил иномарку в кредит и собирался жениться на Марине. Они направлялись к нему на дачу, где он обычно проводил выходные и праздники. Шлёпкин был старше Марины на пятнадцать лет. До неё у него были две официальные жены и двое детей от них. У Шлёпкина было волевое и самодовольное широкое лицо. Когда-то он был красив.
– Переживаешь за него? – спросил он.
– Чувствую себя сукой и предателем.
– Сердцу не прикажешь любить. Надо отдать себя во власть любви, ведь только в этом заключается смысл жизни.
– Что с ним будет?
– Всё устроится, устаканится. Такую, как ты, он больше не найдёт.
5.
Глеб уволился с работы. Фирма, деньги которой пытались похитить бандиты во время нападения на инкассаторов, выплатила Глебу премию – тридцать тысяч рублей. На эти деньги Глеб мог прожить один-два месяца, не работая. Без работы он чувствовал себя одиноким. Дома он читал книги и смотрел телевизор. Вечерами он обычно шатался один по городу. Близких друзей у него не было. Старые друзья переженились и с ними он редко виделся. Он не любил кладбища, но однажды пришёл на могилы Серёги и Вадимыча возложить на могильные бугорки белые гвоздики.
По телевизору показывали передачу о стройке. Глеб, лёжа на кровати, читал газету, одним глазом поглядывая на экран телевизора. Он задумался и отложил газету. А, что если ему пойти работать на стройку? Его отец был строителем. Это тяжёлый труд. Ну и что? Может быть, он привыкнет? Может быть, ему понравится?
В Звёздном Глеб насчитал три стройки. Он отправился на одну из них. На зелёном из гофрированного железа заборе висел плакат с изображением двенадцатиэтажного дома из белого кирпича. Этот проект пришёлся Глебу по душе больше, чем два других. Рядом с плакатом были распахнутые ворота, в которые осторожно прошмыгнул Глеб. Во дворе стройки стоял страшный гул. Работали разные агрегаты и высокий кран. Около двух контейнеров с мусором разговаривали мужчина в синей спецовке и оранжевой каске на голове с хорошо одетым брюнетом в чистых синих джинсах и бежевой рубашке с коротким рукавом. У брюнета в руках были файлы с документами. Глеб предположил, что это какой-то начальник. Закончив разговор, он пошёл в сторону Глеба.
– Извините, можно вас на минуточку, – обратился к нему Глеб.
– Да.
Брюнет остановился.
– Я ищу работу.
– Что вы умеете делать?
– Ничего.
– Так. Ладно, пошли за мной.
Они прошли в строительный вагончик, где было устроено что-то вроде кабинета с двумя письменными столами. На стенах висели схемы и фотографии. Человек, к которому обратился Глеб, оказался представителем фирмы строящей дом, менеджером Ильёй Даниловым. Он сел за стол, бросил на него файлы с бумагами.
– Есть вакансия подсобный рабочий, – предложил он.
– Какая зарплата? – спросил Глеб.
– Двадцать две тысячи.
На другой день Глеб вышел на работу. В его обязанности входило подносить вёдра с раствором каменщикам и подавать им кирпичи. Он работал с каменщиком Петром, которому было уже близко к пятидесяти годам. Пётр имел миниатюрные черты лица и был склонен к полноте. Он был серьёзным и немногословным. Всё время рядом с Глебом находился Мыкола из западной Украины. Мыкола был, как и Глеб, подсобным рабочим. Мыкола отличался скромным и безропотным характером. У него было узкое лицо и высокий рост. Глеб и Мыкола подавали кирпичи и раствор Петру. Глеб возненавидел новую работу с первого же дня. Он приползал домой после первых рабочих дней уставший и опустошённый. Сил хватало только на то, чтобы пожарить яичницу и выпить бутылку пива. Зато сон был крепкий и глубокий.
Уйти, уволиться, забыть, как страшный сон, эту проклятую стройку. Упаднические мысли постоянно копошились в голове Глеба. Но его останавливало то, что он не хотел выглядеть слабаком. Надо выдержать хотя бы месяц. Проверить себя, проверить свой характер. Так решил Глеб. Вторая неделя уже проходила легче первой. Глеб чувствовал, как у него набухли на руках мускулы от постоянного физического труда.
Обедали там же, где и работали. Погода позволяла. Клали седьмой этаж. Дошли до середины окна. Устроившись на ветошах и досках, ели бутерброды и консервы. Вверху голубело небо. Где-то у другой бригады звучало радио. Пётр не любил ни радиопередачи, ни музыку, поэтому его бригада работала в тишине. Однажды он сказал, что не любит политику и культуру. Глеб подумал, что Пётр живёт сугубо мещанскими интересами и заботами. Он никогда не рассказывал о своей семье, а тут вдруг вспомнил о близких.
– У меня дочь замуж собралась.
– Поздравляю, – сказал Глеб.
– И я, – присоединился Мыкола.
– За кого? – спросил Глеб.