Скиталец. Боярин - Калбазов Константин

– Еще одно недоразумение, йакорь тебе в седалище. Загубил детальку? Иль все же доточил как положено? – хмыкнул Рыченков.

– Да ла-адно, Дорофей Тарасович. Все бы тебе выдумывать! А четверную компактную «Аптечку» не желаешь? – подбоченившись, выдал Травкин.

– Бахвалишься, – отмахнулся шкипер.

– А как насчет очередного «Защитника»? Правда, одинарный, но ведь артефакт, – подняв палец, оповестил Григорий.

– И кто так сподобился? – вздернул бровь Рыченков.

– Тимур. Толковый артефактор получился.

Вообще-то небывальщина, чтобы этот старый ворчун позволял к себе подобное обращение. Но так уж вышло, что их четверка являлась костяком команды. Был еще Проскурин, но он сейчас окончательно бросил якорь на Голубицком.

К слову, Борис приглашал его на их скромное мероприятие вместе с Капитолиной Сергеевной, но женщина ни в какую не желала признавать себя ровней своему избраннику. Ни за стол, так, чтобы с посторонними, ни замуж. Измайлов уже голову сломал, думая над тем, как помочь влюбленным.

Меж тем застолье набирало обороты. Подтянулись художник Ершов, преподаватели и по совместительству магистры Голубицкого университета Лаврентьев и Соболев. И поди пойми, чего тут для Измайлова больше: радости от наконец-то обретенного совершеннолетия или удовлетворения от того, что строительство корабля проходит гладко, без сучка без задоринки. Кто сказал, что только у Бориса свербит? Вся команда ждет не дождется, когда останется за кормой родной берег, чтобы посмотреть в глаза неизвестности.

Глава 3

Нежданно-негаданно

– На сегодня все, Мария Платоновна, – отойдя на три шага от мольберта и обтирая ветошью кисть, произнес Борис.

– Уже? – удивилась боярыня. – Сегодня это заняло совсем немного времени.

Она поднялась с резного стула с мягкой обивкой и, обойдя мольберт, взглянула на свое изображение. Благодаря давней подруге Москаленко она хорошо разбиралась в живописи, а потому могла оценить не только сходство и красоту, но и технику. То, что Яковенкова видела сейчас, вызывало у нее чувство удовлетворения.

– Ничего удивительного, работа близится к завершению. Теперь основное время уходит на высыхание красок. В принципе, на этом этапе я могу обойтись и без вашего присутствия. Пары дней, я думаю, мне будет достаточно, – ответил Борис.

– Но вы не уверены? – уточнила она.

– Как я могу быть уверен? – пожал он плечами. – Холст – как живое существо, у него своя душа, характер, настроение, капризы. Пару лет назад я мог бы с точностью до часа сказать, когда закончу картину, потому что писал механически и в пренебрежительной манере. Пока мне доступно не разъяснили, что это тупик, и если я желаю развиваться, то должен выбрать другой путь.

– Да, Елизавета Петровна рассказывала мне об этом. Она живо интересуется вашими работами и этапами развития, – с нескрываемой иронией произнесла боярыня.

Матушка, стало быть. Ох уж ему эта Елизавета Петровна! Могла бы придержать язык за зубами. Впрочем, не глупа, понимает, что делает, и в Борисе вроде как заинтересована. Она и не пытается скрывать своих далеко идущих планов в отношении его. Князь, не меньше. Ага. Всем-то от него что-то нужно. Словом, в этом плане ей можно довериться.

Борис посмотрел на Марию Платоновну. Нет, негатива по отношению к сказанному она не испытывает. Разве только в ее облике угадывается любопытство. Эдак глядит на него, водя пальчиком по ожерелью из крупного жемчуга.

Это его подарок, который в этом мире все еще является дорогим и статусным украшением. Впрочем, особая ценность вот этого ожерелья в том, что жемчуг для него был добыт лично Измайловым. И без разницы, что Борис использует некий аппарат для дыхания под водой. Любой мало-мальски интересующийся вопросом знает, что для получения подобного улова нужно вскрыть чертову уйму моллюсков.

Само принятие подарка боярыней уже говорило о многом. А уж то, что она пожелала быть запечатленной в ожерелье на парадном портрете, так и вовсе свидетельствовало об особом расположении. И чтобы это понять, не нужно быть семи пядей во лбу.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Вообще-то все затевалось из-за Кати, но, как выяснилось, делать подобные подарки незамужней девушке могли только родители или жених. И никак иначе. Борис же таковым не являлся. Пришлось изделия из самых отборных жемчужин отложить в сторону до лучших времен, в которые он верил.

Н-да. И будь он проклят, если это будущее не под ударом! Если бы на его месте оказался и впрямь молодой человек восемнадцати годочков, то он, быть может, и не заметил бы этого. Но за плечами Бориса жизненный опыт, а потому он не мог не понять заинтересованности боярыни и того, что она ненавязчиво с ним заигрывает.

Иное дело, чем это вызвано. То ли она в самом деле желает завести ни к чему не обязывающую интрижку, чем никого не удивить, главное не переступать незримую грань допустимого, то ли решила проверить, насколько сильны чувства Измайлова к ее дочери. Вот только Борис не собирался играть заведомо проигрышную партию и решил изображать полное непонимание.

Дверь отворилась, и в комнату, отведенную под художественную мастерскую, вошел боярин Яковенков. Крепыш среднего роста с волевым лицом, проседью на висках и челке, затянутый в черный адмиральский мундир.

Кстати, получить таковое звание благодаря одному лишь положению невозможно. Его можно только выслужить. А потому подавляющее большинство бояр щеголяет в мундирах каперангов. И ситуация, когда боярской эскадрой командует вассал в адмиральском звании, не является чем-то из ряда вон выходящим. Причем не только в России. Хватает у сюзерена забот и помимо флота.

– Уже закончили? – видя супругу не на стуле, а подле мольберта, поинтересовался боярин.

– На сегодня – да, ваше превосходительство. А вскоре работа и вовсе будет завершена, – уведомил Борис.

– А что вы скажете, если я все же пожелаю написать свой портрет?

Борис сказал бы, все, что он думает о вице-адмирале. Нельзя было сразу присоединиться к супруге? Сейчас оба портрета уже были бы на выходе. Теперь же придется опять задерживаться на Яковенковском, в то время как заботы призывают его на Голубицкий.

Он конечно же рад возможности общения с Катей. Однако ввиду ее крайней загруженности в институте благородных девиц видеться они все одно могут лишь по воскресеньям. Да и то не весь день, а только малую его часть, так как единственный выходной нужно посвятить еще и родителям.

– Скажу, что почту это за честь, ваше превосходительство, – с долженствующим поклоном ответил Борис.

А что еще он мог сказать? Нет, не будь Георгий Иванович отцом Кати – и получил бы ответ в духе: «Я непременно изыщу для этого возможность в самое ближайшее время». Ну а там уж по обстоятельствам. Однако с ним он так поступить не мог.

Опять же, лишняя возможность пообщаться с возможными тестем и тещей не помешает. Во всяком случае, Измайлов надеялся на будущее родство. Неплохой шанс им понравиться. С Марией Платоновной вроде бы контакт наладился. Впрочем, тут нужно еще как-то вырулить, чтобы без последствий. А то обиженная женщина – та еще мина замедленного действия.

– Слухами земля полнится, Борис Николаевич, что на Голубицком заводе вы строите минный крейсер, – произнес боярин.

– Так и есть, ваше превосходительство.

– И отчего же тайком?

– Простите, но я как-то не подумал, что должен расхаживать по улицам с плакатом, возвещающим об этом, – с самым виноватым видом произнес Борис.

– Каков наглец, а, Машенька! – восхищенно хмыкнув, воскликнул Яковенков.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

– Не уверена, что тут имеет место дерзость, – пожав плечами, решила заступиться за молодого человека боярыня. – Борис Николаевич ни разу еще не был замечен в бахвальстве. Даже лавры на службе испанской короне целиком уступил своему наставнику Рыченкову.

– Вот так вот, молодой человек. Цените. Мария Платоновна далеко не за каждого готова вступиться.

– Ваш покорный слуга, – несколько нейтрально ответил Борис, и поди пойми, чей именно: ее, его или обоих сразу.